Интересно, почему старый Макинтайр оказался возле деревни вместе с женой? – размышлял доктор. Сам он, Купер, ни капли не верил в ту причину, которую высказал перед Грейс. Если доктор и заметил что-то во время своих визитов в дом Макинтайра, так это то, что Дуглас Макинтайр ненавидит Эндрю, а мать слишком любит сына. Это последнее обстоятельство, несомненно, объясняло хандру и злость старика, к тому же он был спесив и фанатичен – самообразование порождает подобные качества у некоторых шотландцев. Нет, чета Макинтайров направлялась в деревню вовсе не для того, чтобы проводить сына. В этом Купер был абсолютно уверен.

Он не знал, чем это все окончится, но надеялся, что ему не придется жить в доме в то время, когда пузырь лопнет. Положение его в доме будет очень неловким: хотя симпатии Купера были на стороне Грейс, не следовало забывать и о другой стороне дела.

– Он ненормальный, в этом нет никакого сомнения. Ты хочешь сказать, что он вообще ни разу не затронул эту тему?

Грейс покачала головой.

– Не сказал ни слова.

– Ни слова?

– Нет, тетя Аджи, ни слова.

Грейс взглянула на окно за широкой фигурой Аджи, где в цветочном ящике горели веселыми красками цветы, на сад – и заметила про себя, что во время прошлого визита к тете абсолютно ничего в ящике не было. Как у Дональда, у нее появилась способность говорить об одном, думая при этом совершенно о другом. Грейс следовало сосредоточиться на том, что она рассказала Аджи, но вместо этого она размышляла о цветочном ящике.

Последний раз она видела тетю за три дня до того, как возле Уиллоу-ли разорвалась бомба. С тех пор прошло намного больше месяца. В тот роковой день Аджи уехала в Девон, чтобы погостить неделю у сестры покойного мужа, но эта неделя растянулась в четыре, поскольку Аджи по уши погрязла в делах, связанных с недвижимостью, – только на этот раз она не продавала, а покупала. Во время пребывания в Девоне тетя приобрела три дома. Одним из них она была чрезвычайно довольна. Это был ветхий домишко в лесу неподалеку от Бакфастлея. Очевидно, Аджи приобрела его за чисто символическую цену и отнюдь не для того, чтобы сдавать после войны жильцам – что она планировала в отношении двух других домов, – а с намерением сделать этот домик местом летнего отдыха для Грейс и детей. Теперь Грейс часто задумывалась об этом домике – похоже, это было как раз то, что требовалось ей в нынешнем положении. После ремонта она могла бы забрать детей и поселиться там, подальше от Кейт Шокросс и Пегги Матер, от всех остальных обитателей деревни, от тети Сюзи и дяди Ральфа и их «совещаний»… Она мысленно перечислила всех, кроме Дональда.

Но как быть с миссис Макинтайр? Последнее, что сказал ей по телефону Эндрю, было: «Пожалуйста присмотри за моей матерью, Грейс, хорошо?» – и она ответила, вкладывая в слова всю свою любовь: «Да, о, да, я присмотрю за ней, дорогой. Не беспокойся, я присмотрю за ней». Может быть, миссис Макинтайр согласится уехать с ней после того, как выйдет из больницы… может быть. Но что если врачам не удастся восстановить ее зрение? Нет, нет, она не может оставаться слепой, не может. Вместе они могли бы делать такие замечательные вещи, нет, она не может остаться слепой. В сердце Грейс поднималась волна протеста. Только не это! Она не хотела быть виноватой еще и в слепоте матери Эндрю.

– Но так или иначе он как-то мог упомянуть об этом в разговоре?

– Да, тетя Аджи, как-то мог, – Грейс отметила, что просто повторяет слова старой женщины.

– Он что, выжидает, пока ты свихнешься?

– Выжидает или нет, не знаю, но только я скоро действительно сойду с ума.

– Черт побери, девочка, все зависит от тебя. Если старый Макинтайр действительно сказал ему, почему он не выложит все начистоту? А если он так ничего и не знает, почему тогда он вообще молчит об этой бомбежке?! Между прочим, он довольно легко отделался.

– По-видимому, он страдает от контузии.

– Черт бы побрал эту контузию!

– Да, я тоже часто говорю это самой себе. А в этом доме, тетя Аджи, сколько, вы сказали, комнат?

– Шесть, но учти, все они маленькие, как клетки.

– С мебелью?

– Если это можно назвать мебелью. Ее так и оставили там с начала войны, да и тогда она была не очень.

– Ну, а жить-то там можно будет?

– О, да. Боже, разумеется, можно. Я просто хочу сказать, что это не Уиллоу-ли, но это будет отличный дом, если сделать в нем кое-какой ремонт, да убрать как следует. В общем, нужно, чтобы там в течение нескольких недель поработал мастер. Летом я поеду туда, найду кого-нибудь – и домик будет что надо.

– Он и до лета станет что надо.

– Что ты хочешь этим сказать, девочка?

– Мне нужно где-то жить, мне и детям, причем в таком месте, где он и не подумает нас искать. Просто возьму их и уеду. Бесполезно просить его позволить мне уехать, хотя бы на несколько месяцев, – он и слышать об этом не захочет. Он просто заткнет мне рот. Тем или иным образом он заткнет мне рот… и я ничего не смогу сказать. Нет, лучше уж просто взять их и уехать.

Аджи пристально посмотрела на племянницу.

– Значит, ты все решила окончательно? – тихо спросила она – Что ж, я рада слышать это. Я иногда думала, что ты уж совсем спятила, потому, что любая на твоем месте ушла бы от него уже после рождения Стивена, если не раньше. И знаешь, время от времени мне казалось, что он воздействует на тебя какими-то зловещими чарами и не отпускает от себя. Как будто держал тебя на резиновой привязи, которую стоит только потянуть – и ты летишь к нему назад.

– Ну, тетя Аджи, на этот раз я не полечу. Я все решила… я… я опять беременна.

Глаза старой женщины, казалось, чуть вылезли из орбит, губы ее, даже все лицо, вытянулось вперед.

– Боже милостивый! – воскликнула она – Ты что, совершенно рехнулась? О! Силы небесные! – Аджи взмахнула обеими руками умоляюще, потом сердито сказала – Почему ты не была осторожной? Ведь я предупреждала тебя, девочка.

– Как могла я быть осторожной, тетя Аджи, когда считала, что я в полной безопасности? Учти, у него был всего лишь час, и полчаса он провел со своей матерью. Я не думала, что придется принимать какие-то меры предосторожности. Когда такое случается, нельзя же говорить: «Нет… нет, я не готова…» Нечего теперь рассуждать, тетя Аджи, – что сделано, то сделано. И не расстраивайся так сильно. Я нисколько не жалею. Так и должно было случиться, чтобы все прояснилось раз и навсегда. В тот день Эндрю сказал мне: «Пусть отец расскажет ему, это давно назрело,» – но ничего не произошло. Или если погибший старый мистер Макинтайр успел-таки все рассказать Дональду, тогда тот специально не подаст виду, чтобы использовать этот козырь против меня в удобный момент. Но теперь такой номер не пройдет. Он не сможет делать вид, будто не замечает, как у меня растет живот, и объявить себя отцом ребенка тоже не сможет, – грубовато, что совсем не походило на нее, Грейс похлопала себя по животу и встала. Тетя Аджи, наоборот, села. Из них двоих старая женщина была взволнована больше.

Посмотрев на Аджи, Грейс поинтересовалась:

– Вы уже говорили тете Сюзи и дяде Ральфу об этом доме?

– Нет, я приехала только вчера вечером и еще не заходила к ним, хотя сегодня утром она звонила, спросила, все ли у меня в порядке. Я зайду к ним на чай.

– Тогда не рассказывайте, потому что, если Дональд начнет обрабатывать дядю Ральфа, тот скоро все выложит. Дядя Ральф свято верит в права мужей.

– Но я должна хоть что-то сделать в том доме до того, как вы переедете туда. Там в одном месте течет крыша.

– А мы не могли бы поехать и посмотреть его?

– Да, могли бы прокатиться. Скажем, на следующий уик-энд. На этой неделе я не смогу.

– Пойдет. Я попрошу тетю Сюзи присмотреть за Беатрис. А Стивен останется дома. Мне хотелось бы переехать туда в течение трех следующих месяцев, – Грейс не добавила «Перед тем, как станет заметен мой живот».

Она подошла к окну и посмотрела на цветочный ящик.