Розамунда положила ему руку на плечо. Он тотчас накрыл ее своей.

– Не будем ворошить прошлое, Майкл. Оно уже не вернется.

Однако, говоря это, Розамунда знала: пройдет немало времени, прежде чем ей самой удастся вытравить из памяти ту страшную ночь, когда ее тащили к роковой трещине.

Если бы не чудо, не сидеть бы ей сейчас в этом доме, а лежать, захлебнувшись илом, на дне дайки.

Как случилось, что преступница сама туда свалилась, – навсегда останется тайной. Вцепилась ли в нее Розамунда мертвой хваткой в последний отчаянный момент? Или у дайки обвалился край? Как бы там ни было, злодейка упала первой – и это ее жуткий вопль призвал на помощь Майкла с Эндрю – слава Богу, не слишком поздно.

Не кто иной, как Генри Морли, кратко поведал младшей дочери о событиях той роковой ночи.

Когда женщину вытащили, она была уже мертва, а Розамунда наглоталась ила. Но сама она ничего не помнила – с той самой минуты, когда поняла, что катер тонет… Вспоминался еще привкус отравы во рту – и как она дала жидкости стечь изо рта на подушку. Если бы не это, ее, как Сюзи, усыпил бы фенобарбитон, и они затонули бы вместе с катером.

Розамунда легонько потянула мужа за ухо. Нужно отвлечь его от тяжких воспоминаний.

– Посмотри мне в глаза. Признавайся: что ты сказал Клиффорду? Папа говорит, вы с ним виделись.

Лицо Майкла озарила озорная улыбка.

– Да уж, мне было что сказать! Я назвал его ослом. Одним из тех идиотов, у которых трава растет под ногами.

– Не верю. Ты не мог сказать ничего подобного.

– Разве? Во всяком случае, уезжал он не в самом радужном настроении. Глупец!

– Нет, Майкл, он хороший.

– Говорю тебе, он глупец – упустить такую девушку! В общем, мы заключили сделку.

– Сделку с Клиффордом? Какую же?

– Я покупаю мельницу.

– Не может быть! О, Майкл, как ты великодушен!

– Великодушие ни при чем. Я преследую собственную выгоду. Мы возведем здесь первоклассную фабрику. Твой отец согласен с моими планами – в сущности, мы разработали их вместе.

– О, Майкл!

– Что ты заладила: "О, Майкл"? Это обыкновенный бизнес.

– Поцелуй меня.

Майкл наклонился и нежно коснулся ее губ своими.

– Твой отец будет при деле. И по-прежнему рядом с тобой. Ты нужна ему. – Он взял в ладони ее лицо. – Не думай, что для тебя все будет легко и просто. Возможно, это и несправедливо, но… Дело не только в твоем отце – тебе придется повозиться и с ребенком, и… со мной. Вот что будет самым трудным. Я-то уж себя знаю! Ни на минуту не оставлю тебя в покое! Буду постоянно требовать к себе внимания, как больная корова… вернее, бык. И при этом буду грубым, надменным, нетерпеливым. Ты не смотри, что я сейчас притих после шока, это ненадолго. Есть во мне что-то такое… Я бываю желчным… невыносимым…

Розамунда ласково улыбнулась, склонив голову набок, и серьезно произнесла:

– Я знаю и согласна со всем, что ты говоришь. Мэгги добавила бы: и это еще малая часть!

Она накрыла своими ладонями его руки, сжимавшие ее лицо.

– Но ты забыл упомянуть, что Болотный Тигр добр и великодушен. Он умеет сострадать, и хранить верность, и преданно любить. Милый, милый Болотный Тигр!

Майкл не дал ей договорить – прижал ее лицо к своей груди и без конца повторял; "Ах, Рози! Ах, Рози!" Потом он сказал:

– В то утро, выйдя от поверенного богатым человеком, я вдруг понял одну вещь – словно молния сверкнула в голове… Деньги и все, что они олицетворяли: комфорт, уверенность в завтрашнем дне, возможность путешествовать, даже лучший уход за Сюзи… все это имело не больше значения, чем пыль под ногами, – без тебя и твоей любви. На меня напал страх потерять тебя.

– Ты не потерял меня, любимый.

– И ты не разлюбишь меня, правда, Рози? Даже в худшие мои минуты?

– Ни в худшие, ни в лучшие, дорогой.

– Ах, Рози. Не видать тебе безоблачного счастья! Прикрыв глаза, Розамунда увидела перед собой картину их будущей жизни.

Майкл прав: ее ждут трудности. Никакие деньги не спасут их от внутренних противоречий. На нее станут предъявлять права: отец, ребенок… Майкл. Ее Майкл. Все они нуждаются в ее заботе, материнской опеке. Особенно Майкл.

Если бы это зависело от нее – стала бы она пытаться подправить картину? Нет, ни на йоту. Такое уж ее призвание – давать. В этом – ее счастье. Пусть другие обопрутся на нее: своя ноша не тянет.

Впереди – много света, потому что наградой за все труды станет неколебимая, страстная, требовательная любовь этого человека… ее Болотного Тигра.