Робин занял свободное место рядом с Рами. «Разве тебе не нужно начистить серебро?»

«Закончил раньше». Рами протянул ему руку. Честно говоря, здесь становится скучновато, когда не знаешь языка. Мы думаем, что позже, когда нам разрешат, можно будет покататься на лодке и посмотреть сады реки Фа Ти. Как прошла встреча с комиссаром?

«Странно», — сказал Робин. Мы ничего не добились. Хотя я показался ему очень интересным».

«Потому что он не может понять, почему китайский переводчик работает на врага?»

«Наверное», — сказал Робин. Он не мог избавиться от чувства предчувствия, как будто наблюдал за надвигающейся бурей и ждал, когда небо расколется. Настроение в гостиной казалось слишком легким, слишком спокойным. Как вы все? Думаете, они дадут вам что-нибудь более интересное?

«Вряд ли.» Виктори зевнула. «Мы брошенные дети. Мама и папа слишком заняты разрушением экономики, чтобы заниматься нами».

«Боже правый.» Внезапно Летти встала. Ее глаза были устремлены на окно, куда она указывала, широко раскрытые и полные ужаса. «Смотрите — что, во имя Господа...»

На противоположном берегу ревел большой огонь. Но пожар, как они увидели, бросившись к окну, был контролируемым; он казался катастрофическим только из-за клубов пламени и дыма. Прищурившись, Робин увидел, что источник пламени — груда сундуков, погруженных на глубоко сидящие лодки, которые были вытащены на мелководье. Через несколько секунд он почувствовал запах их содержимого: тошнотворно сладкий аромат, который ветер доносил с побережья через окна Английской фабрики.

Опиум. Комиссар Лин сжигал опиум.

Робин. Профессор Ловелл ворвался в комнату, за ним следовал мистер Бейлис. Оба выглядели разъяренными; особенно лицо профессора Лавелла было искажено яростью, которую Робин никогда на нем не видела. «Что ты сделал?»

«Я — что?» Робин озадаченно смотрела с профессора Ловелла на окно. «Я не понимаю...»

Что ты сказал? повторил профессор Ловелл, тряся Робин за воротник. Что ты ему сказал?

Это был первый раз, когда профессор Ловелл поднял на него руку после того дня в библиотеке. Робин не знал, что профессор Лавелл может сделать сейчас — взгляд его глаз был звериным, совершенно неузнаваемым. Пожалуйста, — дико подумал Робин. Пожалуйста, сделайте мне больно, ударьте меня, потому что тогда мы будем знать. Тогда не останется никаких вопросов. Но заклятие прошло так же быстро, как и появилось. Профессор Ловелл отпустил Робин, моргнул, словно приходя в себя. Он сделал шаг назад и смахнул пыль с пиджака.

Вокруг них стояли Рами и Виктория, оба напряглись, приседая, как будто хотели проскочить между ними.

Извините, я просто...» Профессор Ловелл прочистил горло. «Соберите свои вещи и встретьте меня снаружи. Все вы. Корабль «Хеллас» ждет в порту».

«Но разве мы не направляемся в Макао? спросила Летти. «В наших извещениях сказано...»

Ситуация изменилась, — отрывисто сказал профессор Ловелл. Мы заказали ранний рейс обратно в Англию. Идите.

Корабль «Хеллас» покинул Перл-Бей с впечатляющей поспешностью. В течение пятнадцати минут после высадки на берег канаты были перерезаны, якоря сняты, а паруса развернуты. Они вынырнули из гавани, преследуемые клубами дыма, который, казалось, поглотил весь город.

Экипаж, которому до посадки не сказали, что он будет отвечать за проживание и питание пяти дополнительных пассажиров, был немногословен и раздражен. Корабль «Хеллас» не был пассажирским судном, и его каюты и так были тесными. Рами и Робину предложили койку с матросами, но девушкам предоставили отдельную каюту, которую они делили с единственным гражданским лицом на борту — женщиной по имени Джемайма Смит, христианской миссионеркой из Америки, которая пыталась пробраться на материк, но была поймана при попытке перейти реку вброд в пригороде Кантона.

«Вы знаете, из-за чего вся эта суета?» спрашивала она, пока они сидели, сгорбившись, в неразберихе. Это был несчастный случай, или китайцы сделали это специально? Будет ли теперь открытая война, как ты думаешь? Последний вопрос она с волнением повторяла через определенные промежутки времени, несмотря на их отчаянные заверения, что они не знают. Наконец она перевела разговор на то, что они делали в Кантоне, и как они провели дни на английской фабрике. Под этой крышей довольно много преподобных, не так ли? Что вы делали на воскресных службах? Она пытливо посмотрела на Рами. «Вы ходите на воскресные службы?»

Конечно. Рами не пропустил ни одного удара. Я хожу, потому что меня заставляют, там я бормочу извинения перед Аллахом при любой возможности».

«Он шутит», — быстро сказала Летти, прежде чем ужаснувшаяся мисс Смит начала пытаться обратить его в свою веру. Он, конечно, христианин — мы все должны были подписаться под Тридцатью девятью статьями при поступлении в Оксфорд».

Я очень рада за вас», — искренне сказала мисс Смит. Вы будете распространять Евангелие и дома?

«Дом — это Оксфорд», — сказал Рами, невинно моргая. Боже, помоги нам, подумал Робин, он сорвался. «Вы хотите сказать, что в Оксфорде полно язычников? Боже правый. Кто-нибудь сказал им?

Наконец мисс Смит устала от них и поднялась на палубу, чтобы помолиться, или что там делают миссионеры. Робин, Летти, Рами и Виктори сгрудились вокруг стола, ерзая, как непослушные школьники в ожидании наказания. Профессора Ловелла нигде не было видно; как только они поднялись на борт, он ушел поговорить с капитаном. Тем не менее, никто не сказал им, что происходит и что будет дальше.

«Что ты сказал комиссару? тихо спросила Виктория.

«Правду», — ответил Робин. Все, что я ему сказал, было правдой».

«Но, конечно, что-то заставило его...»

В дверях появился профессор Ловелл. Они замолчали.

Робин, — сказал он. Давай поговорим.

Он не стал дожидаться ответа Робина, прежде чем повернуться и направиться вниз по коридору. Робин нехотя встал.

Рами коснулся его руки. «Ты в порядке?»

«Я в порядке». Робин надеялся, что они не смогут определить, как быстро бьется его сердце и как громко стучит кровь в ушах. Он не хотел идти за профессором Лавеллом; он хотел спрятаться и затаиться, сидеть в углу в обнимку с головой. Но эта конфронтация назревала уже давно. Хрупкое перемирие, заключенное в утро его ареста, было непрочным. Они слишком долго лгали себе, он и его отец. Вещи не могли вечно оставаться похороненными, скрытыми и намеренно игнорируемыми. Рано или поздно все должно было встать на свои места.

«Мне любопытно.» Профессор Ловелл сидел за столом и листал словарь, когда Робин, наконец, добрался до своей каюты. Ты знаешь стоимость сундуков, сожженных в гавани?

Робин вошел внутрь и закрыл за собой дверь. Его колени дрожали. Он мог бы снова стать одиннадцатилетним, пойманным за чтение художественной литературы, когда этого делать не следовало, и дрожащим от предстоящего удара. Но он больше не был ребенком. Он изо всех сил старался, чтобы его голос не дрожал. Сэр, я не знаю, что случилось с комиссаром, но это не...

Более двух миллионов фунтов», — сказал профессор Ловелл. Ты слышал мистера Бейлиса. Два миллиона, за большую часть которых Уильям Джардин и Джеймс Мэтисон теперь несут личную ответственность».

Он уже принял решение, — сказал Робин. Он принял решение еще до того, как встретился с нами. Я ничего не мог сказать...

Твоя работа была несложной. Быть рупором для Гарольда Бейлиса. Представить китайцам дружелюбное лицо. Сгладить ситуацию. Я думал, мы четко определились с твоими приоритетами, нет? Что ты сказал комиссару Лину?

«Я не знаю, что вы думаете, что я сделал», — сказал Робин, расстроенный. Но то, что случилось в доках, произошло не по моей вине».