Конечно», — сказала Летти, заталкивая свой чемодан в комнату. Благодарю вас за размещение.

Разложив вещи, они собрались в столовой, где стоял один очень большой стол, за которым могли разместиться не менее двадцати пяти человек. Над серединой стола висел огромный веер из полотняного паруса, натянутого на деревянную раму, который находился в постоянном движении под руководством слуги-кули, который без паузы дергал и спускал его во время всего ужина. Робина это отвлекало — он испытывал странное чувство вины каждый раз, когда встречался взглядом со слугой, — но другие обитатели фабрики, казалось, находили его незаметным.

Ужин в тот вечер был одним из самых отвратительных и некомфортных, которые Робин когда-либо переносил. Среди сидящих за столом были как работники «Жардин и Матисон», так и представители других судоходных компаний — «Маньяк и Ко», «Дж. Скотт и Ко» и других, чьи имена Робин быстро забыла. Все они были белыми мужчинами, которые, казалось, были сделаны точно из той же ткани, что и мистер Бейлис — внешне обаятельные и разговорчивые мужчины, которые, несмотря на свои чистые наряды, казалось, источали воздух неосязаемой грязи. Кроме бизнесменов здесь был преподобный Карл Гютцлафф, миссионер немецкого происхождения, который, очевидно, больше занимался переводами для судоходных компаний, чем обращением китайских душ. Преподобный Гютцлафф с гордостью сообщил им, что он также является членом Общества распространения полезных знаний в Китае* и в настоящее время пишет серию статей для журнала на китайском языке, чтобы рассказать китайцам о сложной западной концепции свободной торговли.

Мы очень рады, что вы работаете с нами», — сказал мистер Бейлис Робину, когда подали первое блюдо — безвкусный суп с имбирем. Так трудно найти хороших китайских переводчиков, которые могут составить полноценное предложение на английском языке. Западные переводчики намного лучше. Вы будете переводить для меня во время моей аудиенции с комиссаром в четверг».

«Я?» Робин был поражен. «Почему я? Это был справедливый вопрос, подумал он; он никогда раньше не занимался профессиональным переводом, и казалось странным выбрать его для аудиенции с самым большим авторитетом в Кантоне. Почему не преподобный Гютцлафф? Или профессор Ловелл?

Потому что мы выходцы с Запада, — язвительно ответил профессор Ловелл. «И, следовательно, варвары».

«И они, конечно, не будут разговаривать с варварами», — сказал мистер Бейлис.

Хотя Карл выглядит скорее китайцем, — сказал профессор Ловелл. Разве они до сих пор не уверены, что вы, по крайней мере, частично восточный человек?

«Только когда я представляюсь как Ай Хань Чже»,* — сказал преподобный Гютцлафф. Хотя я думаю, что комиссар Линь не будет в восторге от этого титула».

Все члены компании захихикали, хотя Робин не могла понять, что тут смешного. Весь этот обмен мнениями сопровождался неким самодовольством, атмосферой братства, совместного доступа к какой-то давней шутке, которую остальные не понимали. Это напомнило Робину собрания профессора Лавелла в Хэмпстеде, так как он тоже никогда не мог понять, в чем тогда заключалась шутка и чем мужчины были так довольны.

Никто не ел много супа. Слуги убрали их миски и заменили их сразу и основным блюдом, и десертом. Основным блюдом был картофель с каким-то серым, покрытым соусом куском — то ли говядины, то ли свинины, Робин не смог определить. Десерт был еще более загадочным — яростно оранжевая штука, немного похожая на бисквит.

«Что это? спросил Рами, подталкивая свой десерт.

Виктория отколола вилкой кусочек и рассмотрела его. «Это липкий пудинг с ирисками, я думаю».

«Он оранжевый», — сказал Робин.

«Он подгорел». Летти облизала большой палец. И он сделан с морковью, я думаю?

Другие гости снова захихикали.

Кухонный персонал — одни китайцы, — объяснил мистер Бейлис. Они никогда не были в Англии. Мы постоянно описываем блюда, которые нам хотелось бы попробовать, и, конечно, они понятия не имеют, что это на вкус и как это приготовить, но все равно забавно видеть, как они пытаются». Послеобеденный чай лучше. Они понимают смысл сладких угощений, и у нас здесь свои английские коровы, чтобы поставлять молоко».

«Я не понимаю,» сказал Робин. Почему бы вам просто не заставить их готовить кантонские блюда?

«Потому что английская кухня напоминает о доме», — сказал преподобный Гютцлафф. В далеких путешествиях человек ценит такие удобства».

«Но на вкус это просто дрянь», — сказал Рами.

«И ничто не может быть более английским», — сказал преподобный Гютцлаф, энергично разрезая свое серое мясо.

Как бы то ни было, — сказал мистер Бейлис, — с комиссаром будет дьявольски трудно работать. Ходят слухи, что он очень строг, чрезвычайно строг. Он считает, что Кантон — это выгребная яма коррупции, и что все западные торговцы — гнусные злодеи, которые хотят надуть его правительство».

«Остроумный человек», — сказал преподобный Гютцлафф под более самодовольные смешки.

«Мне больше нравится, когда нас недооценивают», — согласился мистер Бейлис. Итак, Робин Свифт, речь идет об опиумной облигации, которая заставит все иностранные суда нести ответственность перед китайским законом за любой опиум, который они могут провезти контрабандой. Раньше этот запрет существовал только на бумаге. Мы причаливали наши корабли в — как бы их назвать? — внешних якорных стоянках, таких как Линтин, Камсингмун и т.д., где мы распределяли груз для перепродажи местным партнерам. Но все изменилось при комиссаре Лине. Его приход, как я уже говорил, был большой перетряской. Капитан Эллиот — хороший человек, но он трус там, где это важно — разрядил ситуацию, позволив им конфисковать весь опиум, который был у нас в наличии». Тут мистер Бейлис схватился за грудь, словно испытывая физическую боль. «Более двадцати тысяч сундуков. Вы знаете, сколько это стоит? Почти два с половиной миллиона фунтов. Это несправедливый захват британской собственности, говорю я вам. Конечно, это повод для войны. Капитан Эллиот думает, что спас нас от голода и насилия, но он только показал китайцам, что они могут пройтись по нам». Мистер Бейлис направил свою вилку на Робина. «Так вот для чего ты нам нужен. Ричард рассказал вам, чего мы хотим от этого раунда переговоров, да?

«Я прочитал проекты предложений», — сказал Робин. Но я немного запутался в приоритетах...

«Да?»

«Ну, кажется, что ультиматум по опиуму — это немного экстремально», — сказал Робин. Я не понимаю, почему вы не можете разбить его на несколько более мелких сделок. Я имею в виду, конечно, вы все еще можете вести переговоры по всем другим видам экспорта...

«Нет никакого другого экспорта, — сказал мистер Бейлис. «Ни один не имеет значения».

«Просто кажется, что китайцы имеют довольно веские аргументы», — беспомощно сказал Робин. «Учитывая, что это такой вредный наркотик».

«Не будьте смешным.» Мистер Бейлис улыбнулся широкой, практичной улыбкой. Курение опиума — самая безопасная и самая джентльменская спекуляция, о которой я знаю».

Это была такая очевидная ложь, что Робин изумленно уставилась на него. Китайские меморандумы называют это одним из величайших пороков, когда-либо поражавших их страну».

О, опиум не так вреден, как все это, — сказал преподобный Гютцлаф. Действительно, в Британии его постоянно прописывают как лауданум. Маленькие старушки регулярно употребляют его, чтобы заснуть. Это не больший порок, чем табак или бренди. Я часто рекомендую его членам своей общины».

«Но разве трубочный опиум не намного сильнее? вклинился Рами. «Не похоже, что здесь дело в снотворных средствах».

«Вы не понимаете сути дела», — сказал мистер Бейлис с легким нетерпением. «Речь идет о свободной торговле между странами. Мы все либералы, не так ли? Не должно быть никаких ограничений между теми, у кого есть товары, и теми, кто хочет их приобрести. Это и есть справедливость».

«Любопытная защита, — сказал Рами, — оправдывать порок добродетелью».