Каждый день с двух до пяти профессор Ловелл занимался с Рами, Летти и Викторией мандаринским языком. Никто не ожидал, что к моменту причаливания в Кантоне они будут свободно владеть языком, но смысл был в том, чтобы накормить их достаточным словарным запасом, чтобы они понимали основные приветствия, указания и обычные существительные. Профессор Ловелл также утверждал, что изучение совершенно нового языка за очень короткий промежуток времени приносит большую педагогическую пользу; это заставляет ум напрягаться и устанавливать быстрые связи, сопоставлять незнакомые языковые структуры с тем, что он уже знал.

Китайский язык ужасен», — пожаловалась однажды вечером после занятий Виктория Робину. В нем нет ни спряжений, ни времен, ни склонений — как ты вообще можешь понять смысл предложения? И не говори мне о тонах. Я их просто не слышу. Возможно, я просто не очень музыкальна, но я действительно не могу их различить. Я начинаю думать, что это обман».

«Это не имеет значения, — заверил ее Робин. Он был рад, что она вообще с ним разговаривает. После трех недель Рами наконец-то соизволил обменяться элементарными любезностями, а Виктория — хотя она все еще держала его на расстоянии вытянутой руки — простила его настолько, что разговаривала с ним как с другом. В Кантоне все равно не говорят на мандаринском. Вам понадобится кантонский, чтобы действительно ориентироваться».

«И Ловелл не говорит на нем?

«Нет», — сказал Робин. «Нет, поэтому я ему и нужен».

По вечерам профессор Ловелл объяснял им цель их миссии в Кантоне. Они должны были помочь провести переговоры от имени нескольких частных торговых компаний, в первую очередь Jardine, Matheson & Company. Это будет сложнее, чем кажется, поскольку торговые отношения с цинским двором с конца прошлого века характеризовались взаимным непониманием и подозрительностью. Китайцы, опасаясь иностранного влияния, предпочитали держать британцев в узде вместе с другими иностранными торговцами в Кантоне и Макао. Но британские купцы хотели свободной торговли — открытых портов, доступа на рынок мимо островов и снятия ограничений на особый импорт, такой как опиум.

Три предыдущие попытки британцев договориться о более широких торговых правах закончились плачевно. В 1793 году посольство Макартни стало всемирной сенсацией, когда лорд Джордж Макартни отказался поклониться императору Цяньлуну и остался ни с чем. Посольство Амхерста в 1816 году прошло примерно так же, когда лорд Уильям Амхерст точно так же отказался кланяться императору Цзяцина, и впоследствии его вообще не пустили в Пекин. Конечно, не обошлось и без катастрофического дела Напьера в 1834 году, которое завершилось бессмысленной перестрелкой и бесславной смертью лорда Уильяма Напьера от лихорадки в Макао.

Их делегация будет четвертой по счету. На этот раз все будет по-другому, — пообещал профессор Лавелл, — потому что наконец-то они пригласили переводчиков Бабеля для ведения переговоров. Больше никаких фиаско из-за культурного недопонимания».

«А раньше они с вами не советовались?» спросила Летти. «Это довольно удивительно».

Вы удивитесь, как часто торговцы думают, что им не нужна наша помощь», — сказал профессор Лавелл. Они склонны считать, что все должны естественным образом научиться говорить и вести себя как англичане. Если кантонские газеты не преувеличивают, они проделали довольно хорошую работу по провоцированию враждебности местного населения таким отношением. Ожидайте, что местные жители будут не слишком дружелюбны».

Все они хорошо представляли себе, какого рода напряженность они увидят в Китае. В последнее время они читали все больше и больше материалов о Кантоне в лондонских газетах, которые в основном сообщали о бесчестьях, которым подвергались британские купцы от рук жестоких местных варваров. Китайские войска, согласно «Таймс», запугивали купцов, пытались изгнать их из домов и фабрик и публиковали оскорбительные вещи о них в собственной прессе.

Профессор Ловелл высказал резкое мнение, что, хотя торговцы могли бы быть более деликатными, в такой повышенной напряженности в основном виноваты китайцы.

Проблема в том, что китайцы убедили себя в том, что они самая превосходная нация в мире», — сказал он. Они настаивают на использовании слова «и» для обозначения европейцев в своих официальных записках, хотя мы снова и снова просим их использовать что-то более уважительное, поскольку «и» — это обозначение варваров. И они переносят это отношение на все торговые и юридические переговоры. Они не признают никаких законов, кроме своих собственных, и рассматривают внешнюю торговлю не как возможность, а как досадное вторжение, с которым нужно бороться».

«Значит, вы за насилие?» спросила Летти.

Это может быть лучшим для них, — сказал профессор Ловелл с неожиданной резкостью. Это послужит им уроком. Китай — это нация полуварварских людей в руках отсталых маньчжурских правителей, и было бы хорошо, если бы их насильно открыли для коммерческого предпринимательства и прогресса. Нет, я не против небольшой встряски. Иногда плачущего ребенка нужно отшлепать».

Тут Рами бросил боковой взгляд на Робина, который отвел глаза. Что еще можно было сказать?

Наконец шесть недель подошли к концу. Однажды за ужином профессор Ловелл сообщил им, что они могут ожидать причаливания в Кантоне к полудню следующего дня. Перед высадкой с корабля Виктории и Летти было предложено перевязать грудь и закрепить над ушами длинные волосы, которые они отрастили за годы учебы на старших курсах.

Китайцы строго следят за тем, чтобы в Кантоне не было иностранных женщин», — объяснил профессор Ловелл. Им не нравится, когда торговцы привозят свои семьи; это создает впечатление, что они здесь надолго».

«Конечно, они не следят за этим, — возразила Летти. «А как же жены? А служанки?

Экспаты нанимают местных слуг, а своих жен они держат в Макао. Они очень серьезно относятся к соблюдению этих законов. В последний раз, когда британец пытался привезти свою жену в Кантон — кажется, это был Уильям Бейнс, — местные власти пригрозили прислать солдат, чтобы убрать ее.* В любом случае, это для вашего же блага. Китайцы очень плохо относятся к женщинам. У них нет понятия о рыцарстве. Они низко ценят своих женщин, а в некоторых случаях даже не разрешают им выходить из дома. Вам будет лучше, если они будут считать вас молодыми мужчинами. Вы узнаете, что китайское общество остается довольно отсталым и несправедливым».

«Интересно, каково это», — сказала Виктория, принимая кепку.

На следующее утро они провели рассветный час на палубе, толкаясь у носа, время от времени перегибаясь через перила, словно эти дюймы разницы могли помочь им заметить то, к чему, как утверждала навигационная наука, они стремительно приближались. Густой предрассветный туман только что уступил место голубому небу, когда на горизонте показалась тонкая полоска зеленого и серого. Медленно она обретала детали, как материализующийся сон; размытые цвета превратились в побережье, в силуэт зданий за массой кораблей, причаливающих к крошечной точке, где Срединное Королевство сталкивается с миром.

Впервые за десять лет Робин обнаружил, что смотрит на берега своей родины.

«О чем ты думаешь?» тихо спросил его Рами.

Впервые за несколько недель они говорили друг с другом напрямую. Это не было перемирием — Рами по-прежнему отказывался смотреть ему в глаза. Но это было открытие, нехотя признание того, что, несмотря ни на что, Рами по-прежнему небезразличен, и за это Робин был ему благодарен.

Я думаю о китайском иероглифе, обозначающем рассвет», — честно сказал он. Он не мог позволить себе зациклиться на огромном значении всего этого. Его мысли грозили закрутиться в такие дали, которые, как он боялся, он не сможет контролировать, если не сведет их к привычному отвлеченному языку. «Dàn. Это выглядит вот так». Он нарисовал в воздухе иероглиф: 旦. Вверху радикал для солнца — rì. Он нарисовал 日. «А под ним — линия. И я просто думаю о том, как это красиво, потому что это так просто. Это самое прямое использование пиктографии, видишь. Потому что рассвет — это просто солнце, поднимающееся над горизонтом».