Гости все прибывали, и наемница тревожно огляделась. Большое скопление людей было ей не по душе даже в состоянии концентрации. Длинные ряды деревянных скамей подле алтаря уже были плотно забиты.

Среди однообразной, одетой в траур толпы в глаза ей бросилось яркое пятно. Единственное улыбчивое создание – девочка лет двенадцати с ярко-рыжими волосами – важно кланялась прибывающим гостям, словно была самой хозяйкой этого святилища.

Джиа умиленно улыбнулась и поспешила найти себе местечко поближе к выходу. Девушке не терпелось увидеть священнодейство, но она не могла понять, где же располагалось место для музыканта? Собственно, и сам музыкальный инструмент она нигде не обнаружила.

Наемница притаилась за одной из колонн, смиренно ожидая начала концерта.

Появление в тюремных подвалах королевской особы внешнего удивления не вызвало. Разумеется, стража держалась невозмутимо и в высшей степени почтительно. Однако принцесса Гриерэ ощущала их смущение, обожание. А еще она чувствовала их ненависть. Она прекрасно знала, какая молва ходила о ней в народе. И она собиралась это исправить. Впрочем, как и многое другое.

А вот Алем Дешер удивления скрыть не сумел, хотя он и не увидел принцессу Гриерэ лично. К тому времени девушка уже спрятала лицо в тени капюшона и наблюдала за ученым, держась от него на должном расстоянии. Она видела, как стражники передали мужчине грамоту о помиловании и отпустили его на все четыре стороны. А он был так взволнован, что толком не прочел важную бумагу, которая оказалась у него в руках.

Убедившись, что с Хранителем знаний все в порядке, что он жив и вполне здоров, принцесса Гриерэ направилась было прочь, как вдруг услышала у себя за спиной характерный звук поступи мужских сапог. Она ускорила шаг и выбежала в сад, отделявший Третью ступень от Второй. И в этот миг последний солнечный луч вспыхнул и погас, и синие сумерки окутали деревья.

– Постойте! – раздался у нее за спиной голос. – Это же вы? Я узнал вас! Мое сердце помнит ваш силуэт, какая бы простая одежда его ни скрывала…

Принцесса Гриерэ похолодела от ужаса. Солнце зашло, и проклятие должно было изменить ее тело до неузнаваемости!

Проклятая жабья гортань не могла воспроизвести ни единого человеческого слова. И потому принцесса бросилась бежать прочь! Прочь, как можно дальше от своего позора и от момента, который мог решить не только ее судьбу и, если верить словам серой убийцы, судьбу ее матери, но и участь всего королевства.

По залу прокатился последний шепот, и первые аккорды тихими переливами вплелись в воцарившуюся было тишину. Звуки были так прекрасны, что Джиа против своей воли затаила дыхание.

Девушка обернулась в ту сторону, откуда доносилась мелодия, и обомлела. Прямо над входом в храм располагался балкон, который до этого времени оставался в тени. Но сейчас вокруг него вспыхнули сотни свечных огоньков, осветив огромный инструмент, какого она никогда не видела раньше.

Больше всего инструмент напоминал ей гигантскую птицу, чьи распахнутые в стороны крылья были составлены, как из перьев, из многочисленных разноразмерных флейт. И подле этой птицы, спиной к слушателям, восседал Верховный жрец. Как именно его руки извлекали дивные звуки из многочисленных флейт, Джиа рассмотреть не могла.

С каждым мгновением музыка становилась все громче, насыщеннее и многомернее, словно бы играл не один музыкант, но целый оркестр. Мелодия то взмывала к звенящим высотам, то гремела низко и устрашающе, будто рыкающий зверь. Она мягко переливалась и сияла, подобно радужному свету на гранях кристалла. Но затем взрывалась такой яростной силой, что душа содрогалась от неясного и темного страха.

Девушка спрятала лицо в ладонях. По щекам ее катились слезы. Что-то происходило у нее внутри. Что-то очень болезненное, но прекрасное, как если бы приступ лихорадки мог доставлять блаженство.

Она будто рассыпалась на части и вновь обретала единство. Снова и снова вращаясь в великом круговороте витали.

Ей стало страшно. Она убежала бы прочь, но мелодия была так пленительна, что Джиа не могла даже шелохнуться. Она застыла на месте, растворяясь в этой неописуемой музыке.

Принцесса бежала быстро, но все же недостаточно. Широкие раструбы перчаток сминались гармошкой и норовили соскользнуть с рук, мешая поддерживать юбки. Длинный подол платья постоянно оказывался под ногами. А лягушачьи ноги, как это ни странно, не отличались положенной им природой силой и прыткостью. Мужчина нагнал ее и, мягко обхватив за плечи, заставил остановиться.

– Я не позволю вам снова скрыться от меня, – задыхаясь от волнения, предупредил он. – Я слишком сильно люблю вас! Ваше Высочество… Я так долго ждал этого момента! Я должен поблагодарить вас за вашу милость… Я должен сказать…

«О-о, что же ты скажешь, когда раскроешь мое ночное обличье? – гневно подумала девушка, пряча лицо и руки в складках плаща. – Как быстро иссякнет твоя любовь при виде мерзкой лягушки?»

– Я должен сказать, – замялся ученый, – что…

«Ну же! – крикнула про себя принцесса. – Любишь меня? Но до какой поры?»

– Я знаю о проклятии! – наконец осмелился произнести мужчина. – И мне плевать на него. Слышите? Сколь угодно вы можете кричать на меня… Можете отправить в ссылку. Я все равно буду любить вас. Характер ваш или же ваше обличье могут быть какими угодно. Я буду любить вас! Всегда! Ибо такова судьба…

Принцесса лишь ниже опустила голову и снова, хотя и менее уверенно, попыталась вырваться из рук мужчины. Девушка готова была разрыдаться – гнев, страх и стыд мешались с неведомым ей сладостным чувством и безрассудным желанием прижаться к груди человека, которого она почти не знала.

Сейчас они разговаривали лишь второй раз в жизни, а все эти годы видели друг друга так редко и мельком. И все же по неясной причине, по какому-то странному волшебству этот человек вдруг стал ей ближе и роднее, чем все приближенные и даже король с королевой.

Словно прочитав ее мысли, Алем Дешер обнял худое тельце. Он окутал девушку своим пьянящим теплом. И та не выдержала, разрыдалась.

И плакала она долго-долго. А мужчина лишь гладил ее и тихо шептал что-то очень доброе и поэтическое на своем родном языке.

Когда же у Ее Высочества закончились слезы, Алем Дешер с нежностью взял ее лицо в ладони, наклонился и поцеловал принцессу Гриерэ в соленые от слез губы. И девушка ответила на его поцелуй. Это был ее первый поцелуй. И поцелуй этот был невероятно сладок.

Принцесса ответила и не могла иначе, потому что страсть, захлестнувшая их обоих, не допускала иной мысли. Более того, любые размышления и соображения о красоте или уродстве, о преступлениях или политике были в эти долгие и безумно счастливые мгновения совершенно невозможны.

Мелодия возносилась к куполам и эхом опадала обратно. Она кружилась среди колонн, окутывая весь храм волшебством и наполняя новым величественным смыслом застывшие на стенах изображения.

Фениксы сияли огнем! Единороги поднимались на дыбы! А драконы расправляли крылья и взмывали в небеса.

Джиа словно бы наяву увидела глубокую синюю даль. Под ней простиралась белизна облаков, а над ее головой раскинулось ночное небо, сиявшее звездами. Девушка ощутила резкие порывы ветра и неописуемый восторг полета. Она парила в плотных потоках, будто плыла среди морских течений. Сильная, свободная и безумно счастливая.

Видение прервалось неожиданной болью в глазах. Джиа непроизвольно ахнула и приложила горячие ладони к векам. Боль была несильной, как будто что-то попало сразу в оба глаза – пыль или соринка, но она мгновенно отрезвила девушку.

И вдруг Джиа услышала чужой запах. Этот запах явственно напомнил наемнице об истинной цели, ради которой она оказалась сегодня вечером на Первой ступени Самториса.

О, эту вонь ни с чем нельзя было перепутать! Она расползалась по болотам, в лесу и усилилась во время ритуала. Но почему этот смрад появился снова да притом в городе?