Солнце припекало, позвякивали бубенцы, скрипели колеса. Вскоре повозка догнала одиноко бредущую по дороге женщину. За плечами у путницы висели сверток и котомка. От палящего светила ее голову прикрывал льняной платок, под которым можно было разглядеть длинную светлую косу.

– Э-эй! – крикнул ей возница. – Добро тебе, странница!

Женщина обернулась. Оказалось, что она была совсем молода, не более восемнадцати лет. Улыбнувшись, она ответила на приветствие.

Услышав незнакомый голос, из повозки высунулись две мохнатые морды. Собаки спрыгнули на дорогу, но, вместо того чтобы по привычке залаять, принялись с интересом обнюхивать путницу. Девушка явно понравилась псинам, и это был хороший знак.

– Что ж ты одна путешествуешь, милая? – озабоченно поинтересовался Вирил Уом. – Места-то неспокойные! Лихо в лесу. Скот крадут, людей убивают…

– За заботу спасибо, – кивнула путница. – Я могу за себя постоять.

В повозке раздалось бурчание: проснулись Филе и Поле. На этот раз из-под полога показались мужские лица – одно смуглое, а другое все в веснушках.

– Не бойся, – хохотнул возница, заметив смущение девушки. – Мы не из таких. Мы путников уважаем, сами в дороге живем.

– Я Филе! – представился один из парней, коротко остриженный и светловолосый.

– Поле! – следом выкрикнул второй, с рыжими кудрями, торчащими в разные стороны.

Девушка учтиво кивнула им и, глянув на солнце, назвала себя:

– Меня зовут Джи́а.

– Я Вирил Уом! – продолжил возница, махнув рукой. – А там, внутри, – моя жена Бонита и наша дочка Орфа. Мы бродячие музыканты, держим путь в Самторис, на Праздник.

– И я туда же, – повеселела Джиа.

– Так давай тогда к нам! – благодушно предложил хозяин семейства. – Что зря подошвы стаптывать? Залезай, не стесняйся! Подвинемся, места всем хватит.

– Благодарю, – ответила девушка и, не заставляя себя ждать, ловко забралась на облучок.

– Да-а, – важно пробубнил Вирил Уом. – Такой уж я добрый, что ж делать…

Он окликнул собак и щелкнул поводьями. Повозка покатилась дальше. Девушка сняла платок и приветливо поздоровалась с женщинами. Младшая, Орфа, проснулась самой последней.

– Как же ты одна странствуешь? – обеспокоенно поинтересовалась она. – Топи рядом! Бесы лесные да хмыри болотные!

Девушка была загорелой, черноволосой и худенькой, как тростинка, с таким же тонким и звонким голоском. В ответ на ее вопрос Джиа только улыбнулась. Затем она достала из своей котомки гребень и зеркальце в черепашьей оправе, чтобы переплести растрепавшуюся косу.

– Пискля, да брось ты свои расспросы, – буркнул Филе. – Дай отдохнуть человеку. Чай, тяжело топать на солнцепеке.

– Не бойся, Орфа, – сказала Джиа, расчесывая свои чудесные длинные волосы. – Полудницы не станут нападать на большой дороге, а мелкие болотные твари в такую жару спят. К вечеру же мы будем в деревне.

– И то верно, – подтвердил Вирил. – Не до столицы, так до какой-нибудь деревни доберемся.

По пути они разделили нехитрую трапезу: хлеб, сыр и молоко. После еды Вирил предложил Филе и Поле отрепетировать новый репертуар, а заодно и развлечь их неожиданную спутницу. Оба парня взялись за один инструмент – диковинного вида лютню с двумя наборами струн, клавишами-рычагами и ручным колесом. Рыжий Поле принялся крутить колесо-смычок, тогда как Филе нажимал на клавиши.

Раздался немного гнусавый и монотонный звук. Под эту мелодию Филе и Поле затянули грустную балладу. Они пели о трагической любви между знатным рыцарем и простой крестьянкой. Затем уже все вместе исполнили более веселую песню о пастушке и ее многочисленных женихах. Джиа широко улыбалась и с удовольствием подпевала.

Вирил оценил сильный голос девушки. Поле краем глаза заметил, что по бокам ее широкой юбки шли два незаметных при ходьбе и довольно смелых разреза. Однако ноги Джиа скрывали узкие штаны под цвет платья и легкие замшевые сапожки с загнутыми носами.

Филе тоже углядел разрезы, но, поскольку он сидел к девушке ближе всех и на очередной яме им случалось касаться боками, больше оценил ее крепкие бедра. По всему было видно, что в повозках странница не часто катается, а путешествует все больше на своих двоих.

Орфа, которую братья так немилостиво прозвали Писклей, рассматривала платье Джиа. Это было самое обычное платье из льняной ткани, стянутое по бокам шнуровкой. Однако овальный вырез горловины окантовывала изящная вышивка в виде плюща, сделанная дорогими шелковыми нитями. Орфа припомнила, что и карманное зеркальце, которым пользовалась путница, было не из дешевых.

Загадочная Джиа не отличалась многословием, от расспросов уклонялась, зато охотно пела вместе с ними и даже смеялась над глупыми шутками Поле и Филе.

Тем временем дорога почти вплотную приблизилась к лесу, и в воздухе запахло недобро. Кисловато-гнилостный привкус говорил о том, что у кого-то испортился целый урожай яблок или же поблизости свила гнездо болотная нечисть. Хотя стволы деревьев и давали некоторую тень, воздух стал гуще и душнее. Лошадки тревожно зафыркали, собаки навострили уши.

Музыканты отложили инструменты. Вместо них Филе и Поле извлекли из сундука три небольших топорика, один из которых положили рядом с Вирилом. Джиа развернула свой сверток. Оказалось, что под тканью она прячет тонкий меч. Ножны его были инкрустированы перламутровым узором в виде животных, напоминавших лис. Теперь Филе сообразил, почему девушка так безбоязненно путешествует одна, однако все равно не одобрил этого.

Повозка медленно катилась по дороге. Артисты и путница настороженно всматривались в частокол полусгнивших деревьев и кустарников.

– Смотрите, – вдруг тоненько закричала Орфа, указывая пальцем в сторону. – Там, в траве!

И действительно, в неглубокой канаве у дороги трава была измята, а в ней лежал человек. Братья-музыканты спрыгнули на землю, Джиа последовала за ними.

– Похоже, воин, – заключил Филе, бегло осмотрев мужчину. – Никак с нечистью дрался… Неужто мракоборец?

– Тьфу ты, – проговорил Поле, прикрывая нос рукой. – Так воняет, что и не поймешь, жив или мертв.

– Жив, – тихо ответила Джиа, принюхиваясь. – Да ненадолго.

Девушка забралась в канаву и, раздвинув руками осоку, присела на корточки. Мужчина был весь вымазан в грязи и тине – видимо, к дороге брел от болота. Он едва дышал, а его тело, насколько можно было разглядеть под засохшей коркой грязи, покрывали неглубокие, но поистине бесчисленные порезы и проколы.

– Помогите мне, – скомандовала Джиа.

Братья послушно подхватили незнакомца под руки и выволокли его на дорогу. Воин и не думал приходить в себя, обмяк у них на руках словно тюфяк. На его плечах и груди клочьями висели изорванные рубаха и кольчуга. Джиа подобрала меч раненого – двухлезвийное оружие с длинной рукоятью и навершием в форме змеиной головы.

– Оставьте его, – вдруг мрачно проговорил Вирил, который за все это время так и не выпустил поводьев из рук.

– Да, – согласился Филе, глянув на меч незнакомца в руках Джиа. – Что, если это не мракоборец, а обыкновенный бандит?

– Поступайте как знаете, – кивнула Джиа. – Но будьте любезны, скиньте мои вещи на дорогу. Я собираюсь помочь этому «бандиту»…

– Мракоборец или нет – какая, к лешему, разница? – пробурчал Поле. – Где это слыхано, чтобы оставляли девушку одну у самых болот…

– Да, – вдруг передумал Филе. – Я тоже останусь.

– Нет! – взвизгнула Орфа. – Матушка, ну скажите же им…

Бонита Уом откинула заднюю лесенку повозки и, не произнеся ни слова, спустилась на дорогу. В руках она держала сверток полотняной ткани.

– Оберните его, – вымолвила она. – Грязный очень. Не хочу, чтоб фургон запачкал.

– Бони… – проворчал Вирил Уом.

– Вирил, – женщина грозно глянула на мужа, – мы бродячие артисты. Уж кому, как не нам, знать, что такое взаимопомощь?

– Так, значит? – тихо фыркнул глава семейства. – Лады, давайте его сюда. Что ж тут поделать, добрый я…

Все вместе они затащили «бандита» в фургон. Джиа забралась следом и устроилась рядом с мужчиной. Девушка осмотрела и ощупала его. Затем она достала из сумки мех с водой и несколько полос чистой ткани. Намочив одну, она положила ее на лицо мужчины. Через некоторое время, когда грязь отмокла, Джиа осторожно оттерла ее. И, обильно смочив вторую полосу, оставила ткань на приоткрытых губах незнакомца – так, чтобы влага постепенно просачивалась в рот.