Ну и как видишь, Кирилл, штурм закончился поражением китайских военных, которых оказалось значительно больше предполагавшихся десяти тысяч. Выяснилось, что в столицу успели стянуть еще до пяти тысяч штыков из соседних гарнизонов.

– Да уж, все, что ты рассказал, поражает воображение.

По моим представлениям, с начала нашей беседы с Рерихом прошло несколько часов, при этом я чувствовал бодрость, кристальную трезвость ума и тягу к активной деятельности. Зуб мой перестал болеть, и ощущение какой-то запредельной легкости и эйфории говорило о том, что действие метамфетамина еще не прекратилось.

– После трех дней штурма я вступил в город в составе обозов. Урга представляла собой в это время ужасающее зрелище. Убийства, грабежи и пожары, беспорядочная стрельба, стаи собак-трупоедов, группы чахар и тубутов, под действием метамфетамина вершащих правосудие на свой лад… Унгерн выдал мне один из шести захваченных автомобилей с водителем. Я сразу махнул в тюрьму, практически не надеясь застать кого-нибудь в живых. Был рад и удивлен, встретив там тебя. Бурдукова я пока не отыскал. Дом его разграблен китайцами, которые, судя по обстановке, сделали из жилища временные казармы. Наверное, Бурдуков покинул город вместе со своей семьей, что вполне разумно. Теперь давай обсудим твое положение… Согласись, что без документов и денег тебе лучше не пытаться выбраться из Урги. Барон организовал на выездах посты, по городу ходят патрули, хватают всех мужчин без разбору и ведут к барону. Намечается массовый призыв боеспособного населения, а отказников ждет расплата. Зная Дедушку, могу догадаться, что наказание будет суровым и беспощадным.

– Владимир, я бы не хотел быть призванным и, пожалуй, попытаюсь покинуть столицу. Пока еще не поздно уйти в Маньчжурию, ну а если уж попадусь, тогда деваться некуда, присоединюсь к дивизии Унгерна, хоть я человек и не военный.

– Попадешься, будь уверен! – Рерих, улыбаясь, налил нам в пиалы чая, сделал из своей глоток, поменял позу, вытянув перед собой затекшие ноги. – У меня есть более разумное предложение. Рано утром мы с тобой пойдем к барону, я представлю тебя как толкового и честного человека, который выражает желание добровольно вступить в ряды Азиатской конной и, несомненно, принесет ей огромную пользу. Это даст тебе шанс получить от Дедушки назначение на хорошую должность и быть поближе ко мне. Вместе мы придумаем, как раздобыть деньги и документы, выберем момент и навсегда покинем дивизию. Как тебе такой вариант?

– Слушай, но ведь ты сам рассказал мне о том, как поступает барон с дезертирами. Одно дело – свалить из города частным порядком, и совсем другое – бежать из дивизии в качестве бойца или, хуже того, офицера. Я не горю желанием быть сожженным заживо.

– Видишь ли, Кирилл, шансов удачно покинуть Ургу у тебя практически нет. Готов все же допустить, что тебе удастся, не без моей помощи, это осуществить. Что же будет дальше? Караваны теперь из города не идут. На востоке – отступающие части китайской армии, на западе и севере – большевики, на юге – Тибетские горы, лезть туда в самый пик зимы самоубийственно. У тебя нет денег, документов, провизии и транспортного средства, а значит, нет никаких шансов на спасение. Ты можешь попытаться переждать в городе лихие деньки, но после приказа о призыве будешь вынужден явиться в штаб, чтобы стать рядовым, или понесешь суровое наказание. Кроме того, разговор с бароном по линии призыва у тебя наверняка не сложится. Он тебя отбракует, если и не как еврея, то как большевика или шпиона, после чего последует твой расстрел. Мое заступничество в этом случае может уже и не помочь. Другое дело, если ты прибудешь в штаб вместе со мной еще до приказа и сам – слышишь, Кирилл, сам! – выразишь желание вступить в ряды Азиатской конной. Унгерн ищет начальников штабов, для себя и генерала Резухина. Штаб – место спокойное, далекое от передовой, будет доступ к ресурсам дивизии, которые мы аккуратно используем в личных целях. Обещаю тебе, что, как только мы будем иметь на руках новые документы, достаточное количество денег и транспорт, мы покинем это гиблое место, доберемся до Маньчжурии, а дальше махнем в Харбин. Мой старший брат Николай обещал приехать ко мне и забрать в Америку, он там известный художник и, конечно, поможет нам обустроиться на новом месте.

– Мне нельзя в Америку. У меня дети во Владивостоке. Мне их нужно отыскать.

– Дети? Да ты семейный, выходит. И жена есть?

– Жена повесилась. Давай не будем об этом. До Маньчжурии нам с тобой, пожалуй, по пути. А дальше я в Приморье за детьми.

– Ну вот и славно. Как найдешь детей, махнешь с ними в Харбин, с деньгами это сделать будет несложно. Вместе не пропадем. – Рерих, улыбаясь, высыпал из склянки несколько крупных кристаллов, раздавил их лезвием ножа в порошок, сделал две маленькие горки и достал бамбуковую трубочку. – Не предлагаю! У тебя по первому разу еще на сутки запас ходу.

– Да я и не стал бы… Чувствую себя изумительно. Голова ясная, ощущения исключительно приятные, спать не хочется, есть тоже.

– Побочные эффекты возникнут только при систематическом употреблении. – Рерих повертел головой, разминая шею, несколько раз помял пальцами ноздри и, налив из термоса по очередной порции чая, принялся его пить. – Побочные эффекты я заметил не сразу. Они оказались очень кстати в сложившихся обстоятельствах. Раздражительность и агрессия, часто неконтролируемая, проявились у меня после нескольких дней безостановочного употребления кристаллов. Я теперь стараюсь давать себе передышку, привыкание к таким веществам опасно, очень легко перейти грань и оказаться зависимым от подобной стимуляции организма, ресурсы которого, к сожалению, не безграничны.

– А как же раздражительность и агрессия, особенно неконтролируемая, могут быть кстати?

– Могут, уж поверь! Первые два дня штурм осуществлялся бойцами под воздействием моих кристаллов. Механизм подобен реакции организма на адреналин… Адреналин является природным стимулятором, который выбрасывается в организм в моменты опасности, но очень быстро распадается в нашем теле. Метамфетамин же интенсивнее воздействует на центральную нервную систему и не распадается на протяжении нескольких часов. Все ресурсы организма начинают работать на пределе возможностей. Мозг, обманутый препаратом, считает, что тело в опасности, и переходит в режим получения ресурсной энергии из жировой ткани. Желудок слишком медленно перерабатывает пищу, поэтому в моменты, связанные с риском для жизни, его функционирование прекращается, а лишнее содержимое выводится наружу.

– Да уж, я давно так не блевал…

– Основную энергию организм теперь получает из жировой ткани и воды, которую рекомендую даже при отсутствии жажды, хотя бы в виде чая. – Иллюстрируя свои доводы, Рерих снова наполнил наши пиалы из термоса, и я, последовав его примеру, выпил теплый чай одним глотком. – Так как желудок твой теперь работает в резервном режиме, организм перестает чувствовать голод. Грозящая тебе опасность, по мнению мозга, настолько велика, что и сон несет теперь риск потери контроля над происходящим, поэтому желания спать у тебя тоже не возникает. Зрачки расширяются, и сетчатка принимает значительно большее количество света… Глаза теперь лучше видят в темноте, ведь она, по мнению введенного в заблуждение мозга, способна скрывать неведомую угрозу… Слышать ты, кстати, тоже начал лучше. Боль воспринимается иначе, мелкие раны и неприятные ощущения отныне стали фоновыми, восприятие твое на пике возможностей, физическая выносливость тоже. Однако организм в таком ресурсном состоянии постоянной сильнейшей стимуляции получает огромную нагрузку. Использованные резервы должны быть восстановлены в естественных условиях с помощью сна и пищи. Но если ты несколько дней кряду не даешь организму еды и отдыха, продолжая принудительную синтетическую стимуляцию, ресурсы тела и мозга рано или поздно иссякнут. Физически ты обезвожен, внутренние органы устали от непрерывной работы в необычном для себя режиме, начинаются небольшие сбои, которые и выражаются в побочных эффектах.