Сразу стало ясно, кто здесь главный потакатель дурным детским наклонностям.

Ну конечно. Папочка всегда заступится за свою дочурку.

А я как плюхнулся на стул между Лукой Брази и доньей Карлоттой, так и сидел, как истукан — всё не мог прийти в себя от потрясающего открытия: в Сан-Инферно всё-таки едят!

И так как я не в силах был шевельнуть ни ручкой, ни ножкой, за мной взялась ухаживать хозяйка дома.

Она положила мне на тарелку грудку ящероиндейки, парочку обжаренных синих картофелин, то самое нечто, что я не смог опознать, но серьёзно опасался, что оно сбежит... Оказалось, на вкус это нечто — вылитое мясо краба с ореховым соусом. Очень здорово.

Индейка оказалась... ну, индейкой. Несмотря на гребень и когти.

Салаты я так и не опознал — но съел всё, что мне предложили.

Пусть. Пусть у меня потом заболит живот. Пусть я даже скончаюсь в страшных судорогах — оно того стоит.

Нет, я и раньше сиживал за столом. Моя бабушка была признанной кулинаркой, к ней все соседки за рецептами бегали. Её даже в шоу хотели позвать — такое, где готовят прямо на камеру, а потом зрители из зала пробуют и выносят приговор.

Только она не пошла.

Так вот... Несмотря на то, что я не прикасался к пище больше недели, и по самым скромным прикидкам, мог не моргнув глазом схомячить варёный башмак, сейчас я не кривил душой, признавая, что такого я никогда не ел.

И ведь вся еда была знакомой — но не совсем... Например то, что я принял за булочки с глазами, оказалось ягодой, похожей на арбуз и вишню одновременно, но при этом обладало текстурой и цветом хлебного мякиша. Обалдеть можно!

— Дон Коломбо... Донья Карлотта... — я по-очереди оглядел хозяев масляным взором абсолютно счастливого человека. — Не могу выразить, как я счастлив, оказавшись здесь, с вами, за этим столом... Ой. Простите. Я хотел сказать, что дело НЕ ТОЛЬКО в столе. В смысле — не в том, что на нём находится...

Видать, вся кровь устремилась к моему туго набитому животу, и посадила мозг на голодный паёк.

— Ерунда, сынок, — великодушно простил меня дон Коломбо. — Мне нравятся молодые люди с хорошим аппетитом. Здоровый аппетит — здоровые амбиции, так я себе понимаю. А ты ведь мальчик амбициозный, верно я говорю?

Я сглотнул. Затем потянулся за бокалом и отпил глоток отличного шампанского. Ну, вообще-то я не знаток, но оно не было кислым, в меру пузырилось и приятно щекотало нос. На мой взгляд — этого достаточно.

— Э... да, амбиции у меня, несомненно, есть, — опыт показывает: проще согласиться, чем объяснять, почему не хочешь... — Осталось выяснить, имеем ли мы с вами в виду одно и то же, — я говорил, тщательно — насколько позволял осоловелый мозг — подбирать слова.

— Конечно же, я говорю о семье, мой мальчик, — добро улыбнулся Коломбо. И перевёл взгляд на супругу, одновременно нежно пожимая ей руку. — Моя прекрасная донна рассказала, какое впечатление ты произвёл на наше фамильное древо...

— Э?.. — надеюсь, мой немой вопрос звучал достаточно озадаченно, потому что донья Карлотта ответила.

— Вито имеет в виду дерево Гофер. Точнее, узор, который ожил под твоей рукой.

— Ох ты ж ё...перный театр.

Это были первые слова, произнесённые Лукой Брази за столом. До этих пор консильери, так же, как и я, был полностью поглощен процессом загрузки пищи в желудок.

— Извините, босс, миледи, — привстал консильери. — Случайно вырвалось.

— Следи за языком, Лука, — обманчиво мягко посоветовал папа. — А иначе наш гость подумает, что мы с ним не совсем откровенны.

Так и было! Чёрт побери, дон Коломбо попал в самую точку!.. У них тут творилось что-то... не знаю. На ум приходит слово "сверхъестественное".

Но в Сан-Инферно всё — сверхъестественное. Во всяком случае, по меркам продавщицы тёти Мани из "Пятёрочки"...

Не знаю, как объяснить. Но в присутствии этих милых людей, а особенно, их своенравной доченьки, у меня шерсть на загривке вставала дыбом. Ну, если бы была, конечно.

— А ещё ему показался Нигредо, — наябедничала Зебрина. — Я не хотела ничего плохого, честное слово. Но он всё равно появился. Противный дух... — последние слова она пробормотала будто себе под нос. Но так, чтобы все слышали.

— И это лишь укрепляет моё решение! — вскричал дон Коломбо. А затем поднялся, взял бокал и постучал по нему ложечкой — хотя и так все смотрели на него. — Дорогая семья, — торжественно произнёс дон. — Некоторые знают меня, как безжалостного и хваткого бизнесмена, — в этом месте Лука Брази согласно кивнул. — Другие — как нежного возлюбленного, — и донья Карлотта ослепительно улыбнулась в ответ. — Но больше всего на свете я горжусь тем, что являюсь любящим и заботливым отцом, — здесь он ласково посмотрел на Зебрину, та в ответ закатила глаза. Но потом всё же выдавила слабую улыбку...

Правильно, даже дети понимают: нельзя кусать руку дающую.

— И сейчас, дорогие мои, я подхожу к главному, — дон Коломбо взял торжественную паузу. — К тому, что кроме дочери, я готов обрести ещё и любящего почтительного сына, — теперь он смотрел на меня!

И надо такому случиться, что именно в этот момент я как раз хлебнул шампанского... И подавился. Шипучее вино защекотало горло, ударило в нос, полезло изо рта...

Словом, конфуз был полный. Я даже в детстве так не лажал.

Разумеется, остальные, как воспитанные люди, ничего не заметили. Дон так и стоял со своим бокалом, донья Карлотта и Лука Брази натянуто улыбались, а Зебрина пыталась пристроить на носу соломинку от коктейля.

Ждали, когда я приду в себя...

Кое-как обтерев лицо и грудь салфеткой, я неловко поднялся. Надо что-то сказать. Надо чем-то ответить. Но чем?..

— Э... Дорогой дон Коломбо. Бесценная донья Карлотта и уважаемый Лука Брази. Зебрина. Я очень тронут и польщен тем, как вы приняли меня в своём доме, и разумеется, почту за честь... Жениться на вашей дочери.

А-а-а!.. Что я наделал? Я ведь хотел сказать: почту за честь ПОБЛАГОДАРИТЬ ВАС ЗА ГОСТЕПРИИМСТВО!

Но не то, что я сказал! Да пусть это будет последний обед в жизни, это ещё не значит, что я готов связаться с этой взбалмошной, капризной малолетней девчонкой!

Но мной словно управлял кто-то другой. Словно меня натянули, как перчатку, и моим ртом, моими губами и языком, управлял кто-то другой.

Доказать я этого конечно не мог, и как говорят у нас на Земле — слово не воробей...

К тому же, папа Коломбо расцвёл улыбкой, донна Карлотта раскрыла нежные материнские объятия, и даже Лука Брази приложил к глазам крошечный платочек.

Все были счастливы.

И вот, посреди этой счастливой семейной идиллии, прозвучал спокойный голос Зебрины:

— Но я не хочу выходить замуж, папочка.

Дон Коломбо словно со всего маху натолкнулся на стену. Глаза его остекленели, губы по инерции продолжали шевелиться.

— Конечно хочешь, дружок, — наконец выдавил он. — Мы же об этом говорили.

— Это ТЫ говорил, папуля, — хладнокровно заметила бунтующая дочь. — А я всегда отвечала, что не родился или давно умер тот, за кого я смогу выйти.

Как я был благодарен Зебрине за эти слова!.. Ведь это одним махом решает проблему. НЕ Я не хочу жениться.

Это она, любимая доченька, не собирается выходить замуж! И конечно же, папочка не сможет отказать своей дочурке. Мне будут принесены глубочайшие извинения, и я с облегчением покину этот, безусловно гостеприимный, но такой непредсказуемый замок...

— ТЫ ВЫЙДЕШЬ ЗАМУЖ ЗА ЭТОГО ЧЕЛОВЕКА!

От рёва, в который вдруг превратился спокойный, выдержанный голос папы Коломбо, у меня сдуло все волосы с головы... Образно выражаясь.

— НЕТ, НЕ ВЫЙДУ! У него руки потные и имя дурацкое.

Ах, это у меня руки потные? Так может, меньше нужно пугать... А насчёт имени я бы попросил отдельно. И вообще...

— Родные мои, успокойтесь, — попыталась взять ситуацию под контроль донья Карлотта.

— Помолчи, кара миа, — вымученно улыбнулся папа Коломбо в сторону жены, а потом преувеличенно аккуратно поставил на стол фужер с шампанским. И повернулся к дочери. — Скажи, золотце, почему тебе не нравится этот молодой человек? — в голосе его было столько мёда, что даже пчела заподозрила бы недоброе.