Прошли мы немного, метров пятьдесят и остановились. Было видно, что Гриша уже был здесь, недавно. Он так, уверенно, показал место, где нам можно будет разместиться. Это была неглубокая канава, скорее всего бывший окоп. Сказал – здесь мы расположимся и будем ждать, то кино….А пока – садитесь и осваивайтесь.

Мы уселись и осмотрелись. Место было очень хорошее, в плане обозрения. На другой стороне Днестра, берег был низкий, в половодье заливаемый водой. Как раз в этом месте, река делает довольно крутой поворот вправо, как бы упирается в многометровый высокий берег, по левой стороне реки, а затем опять набирает скорость и бежит по-над отвесной кручей – дальше. При повороте направо, за много лет, образовалась довольно большая гравийная мель.

Я хорошо знал эту мель, так, как в одну из зим, подъехал слишком близко к той мели на одном деревянном коньке, она практически не замерзала, провалился под лед, воды там было по пояс, и выскочил в другой полынье, даже не успев испугаться.

Хорошо, что рядом жила моя бабушка, по отцу. Я у них отогрелся, обсушился и, как ни в чем ни бывало, пришел домой. Никто даже и не знал, что я побывал подо льдом….

Ну, это было раньше, а сегодня мы сидим в канаве, на высоком берегу Днестра, почти напротив той самой мели и чего-то ждем…Чего?!

Прошло примерно около получаса, ничего не изменилось, ни внизу, на реке, ни у нас, на высоком берегу. Гриша успел только сказать – приготовьтесь и делайте то, что я буду делать! А что именно – опять не сказал.

И тут, с нашей стороны, в сторону того берега, вышла большая лодка, в ней семь человек мужчин. Я не знаю, зачем я их посчитал, скорее – по привычке. Они переправились несколько выше той мели, метрах в ста. Сверху нам было видно, что они готовят (разматывают) что-то похожее на бредень или невод, для ловли рыбы. Приготовились и двинулись в сторону мели. Мели самой не было видно и, если не знаешь, что она там есть, то не обратишь внимание.

Но, видимо, те рыбаки знали о наличии мели и, по всей вероятности – хотели использовать свои снасти, именно в этом месте….

А потом, на наших глазах, и случилось то самое «кино»….

Под той стороной реки, течение было гораздо сильнее, чем везде. Лодку «рыбаков», подхватило течением и бросило одной стороной на мель. Мужики выскочили из лодки, начали перетаскивать её через мель, в более глубокое место, но не успели на каких-то пару минут..

Было видно, как вниз по течению, почти вплотную к правому берегу, в район той же мели, выскочила еще одна лодка и, не доходя метров двадцать до лодки рыбаков, на ней прогремел страшный взрыв. Нас, троих, отбросило к стенке канавы, хорошо, что мы сидели, а не стояли.

Взрывная волна, с бешенной силой, ударила в разные стороны, но так, как вверх-вниз ровно текла река, правый берег бы пологим, поэтому основной удар приняла себя береговая круча по левому берегу… Нам повезло. Где-то метров пятнадцати от нашей канавы, от берега оторвало кусок кручи, в несколько десятков тонн и вся эта масса земли, рухнула в воду.

Мы лежали в канаве, боясь шелохнуться. Когда улеглась пыль, выглянули из нашего укрытия. Как-то даже неприятно и обидно стало…Оказалось, что жизнь продолжается; и все также спокойно бежит на Юг Днестр и никаких следов недавней катастрофы – не осталось. Ни лодок, ни снастей, ни рыбы, и ни людей… Расскажи кому-нибудь – не поверят. Не зря видно наш командир, Гриша, взял нас с собой, как свидетелей…. Хотя он ожидал совсем другого действия. Не зря же взял из дома старую тюлевую занавеску и несколько вязаных сумок-«авосек».

Наверняка, он знал, что будут глушить рыбу и надеялся, что нам тоже что-то достанется, не зря же говорил- делайте, как я, то есть – собирайте рыбу, которую прибьет к нашему берегу. Но – не получилось. Рассказывать об этом мы не имели право, иначе могли быть серьезные последствия. Позже, через Гришу, мы узнали, что группа взрослых ребят, нашли ящик мин от германского миномета «Ванюши» и решили за короткое время, вечером, наглушить рыбы. Все сделали правильно и все точно рассчитали. В старую лодку положили ящик мин, сделали толовый взрыватель. Один из них должен был, выше по течению вывести бомбу на стремнину, под ту сторону реки, зажечь шнур к взрывателю и сойти на берег на той стороне, а потом – спокойно вернуться в село, выше по реке, на пароме.

Другая группа, с лодкой и снастями, должно была бы собирать оглушенную рыбу в районе мели и быстро убираться оттуда на ту сторону реки, но они не рассчитали ситуацию с мелью и все погибли.

Кто был в составе той группы, знал только один человек, но, по слухам, он сразу куда-то уехал, и никто искать его не собирался….

Когда мы шли домой от речки, Гриша очень серьезно напомнил нам с Колькой, чтобы нигде, никогда и ни с кем об этом случае не говорили, иначе могут быть очень большие неприятности очень у многих людей в том числе и у наших родителей, да и у него (Гриши) – тоже.

Дело в том, что ту картину на реке, скорее всего, видели не только мы, а это уже более, чем опасно. Особенно, сказал нам Гриша, – ни слова ребятам из нашей компании, так будет лучше. Они все равно от кого-то узнают, что и как было, но вы этого – НЕ ЗНАЕТЕ!.

Так потом и получилось. И уже наши ребята рассказывали (нам!) в разных вариантах ту историю. Мы только с удивлением её слушали, но в разговоры на эту тему- никогда не вступали. Никогда.

Прошло время. Где-то в середине марта какого-то года, на нашем очередном «уличном совете», Гриша неожиданно поднял вопрос о питании. Вначале он вспомнил, как зимой сорок шестого года, моя мама, вместе со мной, пришла за чем-то, к маме Гриши. Увидев его худое осунувшееся лицо, мама (моя) спросила, а чего он такой худой, на что Гриша тут же ответил: «Та тож – ныззя исты – нэма хлиба!». Вполне резонно….

Теперь он сам спрашивал у Лени Шумейко и у того же Кольки, своего двоюродного брата, в присутствии всех нас – Почему они такие худые?. Вроде и хлебные карточки уже убрали, и хлеб уже продают в магазине, а они по внешнему виду, хуже выглядят, чем в голодное время.

Леня Шумейко, честно признался, что постоянно хочет кушать. А мама одна, детей трое, колхоз деньги не платит. Похожее положение было и у Кольки Димитренко. Мама постоянно болеет, надо лекарства, колхоз деньги не дает, только трудодни начисляет, а когда будут деньги – неизвестно. Запасы на зиму – уже закончились. Так и перебиваемся с хлеба на воду. Гриша все это и сам знал, но хотел узнать, что ребята сами о себе думают.

Когда все выговорились, он подвел неутешительные итоги общей беседы, а потом сказал: «Нам бы еще пару месяцев продержаться. В маю – черешня пойдет, потом шелковица, абрикосы зеленые, овощи, зелень разная, да и – акация, в конце концов – зацветет. Но – до мая надо еще дожить…. А так как плохо сегодня многим, если не всем, то можно сказать с уверенностью только одно- никто из посторонних, нам сегодня ничего не выставит, в плане еды, и – это значит, что надо искать и находить что-нибудь съестное, внутри нашей компании. Не все ваши семьи живут одинаково, и было бы очень неплохо, если бы мы смогли чем-то помочь друг другу, хотя бы в этот труднейший переходной период, между зимой и летом.

Давайте – подумаем об этом, только не долго и потом – скажете свое мнение, что каждый из вас сможет внести в нашу уличную копилку взаимной помощи. И – неважно, что то будет – кусок хлеба или – картофелина, лишь бы это было съедобно.

Собираем все ваши приношения – здесь, на месте нашей встречи и сразу же распределяем среди тех, кто наиболее нуждается в данный момент.

Ну – об этом мы еще поговорим, чуть позже, а пока» – он повернулся ко мне- «Уважаемый, Вася, расскажи-ка нам, – откуда у тебя такие достатки, что ты начинаешь раздавать пацанам с чужих улиц, настоящие боевые немецкие мины?. А те пацаны, на радостях, устроили на гравийном овраге соревнования в метании мин. По очереди бросали руками мины с обрыва, на спор, – у кого взорвется раньше. Кто выиграл – получает приз- одну папиросину….