А еще было и так. В Лоси[472] есть большая древняя могила. В ней образовалось отверстие, в котором скапливалось много воды. В самой же могиле было много извести, а известь, смешанная с водой, очень хорошо лечит нарывы. Летом некий прохожий, страдавший чирьями и томимый жарой, увидел, что вода в гробнице чистая и свежая, и омылся ею. Его чирьи вскоре после этого прошли. Когда другие больные услышали об этом, они устремились туда совершать омовения и пить эту воду, чтобы лечить кишечные болезни. Около гробницы жил один человек, который возвел там кумирню и начал продавать ту воду. А ее покупатели часто приносили в кумирню жертвы, и вино и мясо там не переводились. Но покупателей было очень много, и вода постепенно кончилась. Тогда тот человек стал тайком по ночам подливать в гробницу другую воду. Люди, которые жили далеко и не могли сами прийти за водой, доверяли ее покупку путникам или носильщикам. В результате тот торговец водой сильно разбогател. Тем временем некоторые люди стали поговаривать, что ничего божественного в этой воде нет. И чиновники запретили эти паломничества и приказали засыпать пролом в гробнице. И все прекратилось.

Когда губернатором Сингу[473] был господин Ма, к нему пришел один его родственник и земляк и стал просить о помощи. Ма тогда поселил его отдельно, вне своих стен, и распустил слух, что этот человек святой даос и целитель, который может лечить болезни наложением рук. Он нанял также краснобаев, чтобы те ходили там и сям и распространяли пустые слухи о том, что тот человек может слепых сделать зрячими, а хромых калек вновь поставить на ноги. Сразу же к тому человеку устремились люди со всех четырех сторон света, и у него в доме стало многолюдно, как на рынке. В результате он разбогател, и шелк и деньги стали громоздиться в его доме, словно горные вершины. Людей предупреждали, что даже если им не полегчает, они все равно должны говорить всем, что им стало лучше: если они будут так поступать, им-де непременно станет лучше; если же они будут говорить, что им не полегчало, то им никогда и не полегчает. А поскольку в истинные даосские методы нельзя не верить, то люди, уже посетившие того человека, отвечали собирающимся сделать это, что теперь им стало гораздо лучше. И никто не сказал, что ему не полегчало. Так за одну какую-то неделю тот человек стал обладателем огромного богатства.

Обычные люди очень придирчивы к мелочам, но очень глупы, если речь идет о важном. Когда они слышат о методах продления жизни, то считают, что это пустая болтовня, но с радостью верят во всякую бесовщину и дьявольщину, побуждая других плясать под барабаны, молиться нечисти и совершать ей жертвоприношения. Эти люди, называющие всякую пакость божествами, такие же безумцы, как те, что поверили господину Ма. Я записал здесь лишь несколько характерных случаев, чтобы предостеречь безрассудных».

Некто спросил: «В мире встречаются люди, ничего не знающие о даосских искусствах и магических методах, но в благодушии и покое наслаждающиеся долголетием. Как это возможно?»

Баопу-цзы сказал: «Все подобные люди или имеют в себе скрытую Благую Силу-Дэ и совершают добрые дела, приносящие им счастье и удачу, или их судьба наградила корнем долголетия, и поэтому они медленно стареют и смерть не спешит прийти к ним, или же им просто повезло не встретиться на своем веку с бедствиями и невзгодами. Но это такое же счастье, как удача мыши-полевки, не попавшейся в когти хищной птице или в зубы хищному зверю, или как везение трав и деревьев, случайно уцелевших после сильного пожара. Необходимо защищать свое тело и ограждать его от зла, что достигается через использование оберегающих жизнь и останавливающих опасность методов хранения телесной формы. Применение магических мечей с амулетами небесных узоров[474] также весьма плодотворно. А моления и жертвоприношения совершенно бесполезны. Мы должны опираться на развитие нашей собственной неуязвимости, а не полагаться на то, что духи и демоны не будут уязвлять нас. Можно, конечно, благодаря созерцанию Сокровенного и удерживанию Одного, заглатыванию сияния и рисованию защитительного круга вокруг тела предотвратить зло демонических влияний и избавиться от неблаговещих предзнаменований, но такими способами нельзя ни продлить годы своей жизни, ни избавить тело от болезней. Простое же следование естественности без применения магических способов, конечно, и позволит, быть может, до конца прожить отмеренный Небом срок, но его совершенно недостаточно, чтобы воздвигнуть преграду дерзостям демонов и положить предел ужасным болезням — всего этого нельзя добиться просто так.

Тот, кто, на рать идучи, надевает вместо лат тростниковую накидку, а вместо шлема — широкополую шляпу, явно принимает войну за дождь. Если ему повезет и он не окажется участником сражения и не сгинет во мраке, то он не будет отличаться от человека, не поступившего подобным образом. Если же идет бой и камни со стрелами закрывают солнце, как тучи, а метательные ножи носятся вокруг в таком количестве, что, сталкиваясь, как бы образуют туман, то ясно, что беззащитное тело попало в беду.

Когда идут обильные ливни, тогда реки разливаются, выходя из берегов. Когда белый, словно шелк-сырец, снег ложится на землю, то снежинки заполняют собой все небо. И тогда каждый понимает, каково нагому бедняку, сиротливо стоящему перед лицом стихий.

Никто из-за малости зерен пшеницы или семян пастушьей сумки не будет сомневаться в величии пневм инь и ян, так почему же считается возможным из-за того, что какой-то олух неправильно учит своих учеников, говорить, что магические способы бесполезны?!»

Некто спросил: «Что первичнее, а что вторичнее — конфуцианство или даосизм?»

Баопу-цзы сказал в ответ: «Даосизм — это корень конфуцианства, а конфуцианство — это верхушка даосизма. В школе натурфилософов, постигших искусство сил инь и ян[475], так много разных запретов и ограничений, что это пугает людей. Конфуцианство хотя и обширно по своему содержанию, но включает в себя мало жизненно необходимого; оно требует много трудов, но приносит мало пользы. Моисты скупы, и их учению трудно следовать; нельзя принять это учение целиком, не отклоняясь от него. Легисты суровы, и у них мало милосердия; они губят и разрушают гуманность и справедливость. Только учение даосской школы учит людей сосредоточивать свой дух и двигаться навстречу тому, что не имеет оформленной телесности. Оно объемлет все хорошее, что есть в конфуцианстве и моизме, объединяет то важное, что содержится в учениях школы имен и легизме, изменяется вместе со временем, трансформируется, сообразуясь с сущим. Оно указывает на основное, и его легко понять, оно предписывает совершать не много дел, но приносит много пользы. Оно призывает служить первозданной простоте всеобъемлющего Великого Предела[476] и сохранять в непорочности источник правильного и истинного. Вот Бань Гу упрекает великого историографа Сыма Цяня в том, что он ставит на первое место учение Хуан-ди и Лао-цзы и только на второе — шесть канонов[477], говоря, что Сыма Цянь пребывал в заблуждении. Но ведь Сыма Цянь был мужем многознающим, познания которого обнимали все тонкое и сокрытое; он отделял зерна от плевел как в фактах, так и в вещах и поистине определил все правильное и ложное в деяниях людей древности. В своих критических суждениях он исходит из самоестественности, а его оценки точно выверены в соответствии с критериями высшего принципа. Он никогда не позволяет себе ни пустого приукрашивания, ни сокрытия плохого, а также он не мечет громы и молнии по поводу того, что не нравится ограниченным обывателям. Лю Сян назвал его человеком, проникшим в суть ушедших эпох, заявляя, что его сочинение полностью соответствует подлинным фактам, тогда как на рассуждения Бань Гу никак нельзя полагаться. Бань Гу вполне искренне был чистым конфуцианцем, не постигшим смысла Дао-Пути. Он полностью свыкся с тем, чему все учатся и что все повторяют, а при таком подходе очень трудно рубить точно по центру[478].