* * *

Все теперь иначе. Для меня, конечно же. Единственное, наверно, что изменилось для него — больше не нужно ничего из себя изображать. Тот вечер стал последним, когда мы с Олегом разговаривали. Нам приходится делить одну жилую площадь, но я его почти не вижу — он вечно на работе. Наверное. Иногда я схожу с ума от этих беспокойных мыслей, а иногда так дико по нему скучаю, что готова на стену лезть. И так это вдруг странно и нелепо: мы иногда все же сталкиваемся в квартире, я могу его потрогать — вон же он, только руку протяни, — одновременно так далеко, что я и за всю жизнь не смогла бы достать. Странно…

Возможно, стоило бы отвлечься и сходить куда-то? Только я ни с кем не общаюсь. Ни с мамой, ни с Кристиной, ни тем более с Олей. Мне вдруг кажется, что все вокруг знали и обманывали меня, что все вокруг — предатели. Поэтому я дома. Усердно учусь, пишу уроки, читаю. Что угодно, лишь бы выстроить стены, за которые можно спрятаться от правды.

И у меня, видимо, неплохо получается, раз вместо одной тарелки каши я варю две. Теперь застываю и по-глупому таращусь на это вторую порцию с чертовыми ягодами, которые тоже добавила по привычке. И что мне теперь с этим делать? Я даже не знаю, но потом беру ее и вываливаю все в помойку. Тарелка в мойке, моя глупость с глаз долой из сердца вон, но все равно на языке остается какой-то мерзкий привкус жалости к себе.

Я настолько жалкая, что сварила ему кашу, господи. Какая же ты жалкая, Алиса…

— Необязательно было выбрасывать продукты, раз уж ты их приготовила.

Я резко оборачиваюсь и вижу Олега. Он стоит с чашкой, смотрит на меня, а рядом мусорное ведро. Вот черт! Черт! Ладно. Проклинать свою глупость буду позже, сейчас бы пережить это случайное столкновение. Я, если честно, думала, что он давно уже ушел, а может только вернулся? Так, ладно, вот об этом думать совсем лишнее.

— Я добавила туда ягоды.

Отвечаю холодно и отстраненно, отворачиваюсь к окну, а у самой руки дрожат и сердце бьет в груди. Главное, чтобы не заметил. Не хочу, чтобы знал — пусть и все равно знает, а это унизительно, проявлять такую слабость перед тем, кто тебя растоптал.

Олег проходит глубже в комнату. Мы снесли стенку и балконную дверь, объединив все это дело с кухней, и стол у нас стоит прямо перед панорамными окнами. Я так хотела. Ему, вроде как, нравилось, но что-то подсказывает — плевать было. Олег согласился бы со мной жить даже в шалаше, но не потому что «с милой даже там рай», а потому что ему одинаково плохо рядом со мной и в роскоши, и в грязи. Тогда что ему надо? Присаживается на стул и смотрит, покручивая в руках чашку.

— Ты не выходишь из дома.

— Обязана?

— Нет, просто…

— Чего ты хочешь? — тихо спрашиваю, но головы не поворачиваю, — Оставим притворство.

— Думаешь, притворяюсь?

— Чего ты хочешь, Олег?

— Сегодня мы должны поехать на одно благотворительное мероприятие.

Усмехаюсь, как в подтверждение своего немого «да», но потом киваю.

— Хорошо. Что за мероприятие?

— Какой-то праздник и благотворительная ярмарка.

— Понятно.

— Ты должна…

— Я помню, что я должна улыбаться.

Встаю. Мне невыносимо находиться с ним рядом, и как я переживу этот день, тоже без понятия, но хотя бы сейчас…я хочу быть, как можно дальше от него.

— Ты не поела.

— Доем в комнате.

Вот и поговорили. Так наша тишина прерывается, чтобы снова установить свое право, как только я скрываюсь за поворотом. И я искренне не знаю, как мне заставить себя улыбаться, когда на душе такое творится, но я заставляю. И накраситься, и сделать укладку, и одеть платье. Мероприятие не вечернее, поэтому я выбираю легкое, светлое платье с открытыми плечами и выхожу на улицу. Олег меня уже ждет. Я замираю на секунду, когда вижу, как он улыбается, глядя в телефон, но быстро заставляю себя перестать смотреть — обожгусь. Я уже чувствую, как сердце сдавливает, догадываюсь ведь: он вряд ли смотрит веселые картинки, скорее ведет интересные переписки. Он не говорит мне ни слова о том, как я выгляжу или типо того, и раньше меня бы это здорово обидело, но теперь я даже благодарна. Так легче.

На ярмарке народа много. Мне приходится стоять рядом с Олегом и улыбаться, изображать, что я хочу быть здесь, хотя сама еле терплю его общество. Но вокруг люди. Пойдут слухи, если мы не будем медленно прогуливаться по парку, где когда-то впервые поцеловались. Я даже дерево это сразу узнаю и выделяю, смотрю на него пару мгновений, но тут же отвожу взгляд, когда Олег касается своим меня. Слезы опять пытаются прорваться сквозь не такую уж и глухую оборону, поэтому сейчас я стараюсь думать только о том, чтобы не расклеиться на глазах у толпы. И он мне не помогает…

— Мне правда жаль, что все так произошло, — тихо говорит Олег, — Я пытался тебя защитить.

— Я не хочу об этом говорить.

— Ты должна это знать.

— Зачем? От этого мне должно стать легче? Или так ты свою совесть пытаешься успокоить?

— Я не…

— Если ты обо мне думаешь, закроем тему. Я не хочу ничего слышать. Оставь свои оправдания для…

Своей шлюхи. Очень хочу сказать, но во время прикусываю язык и бормочу.

— …Для того, кому это интересно.

— Прости.

— Почему он запрещает нам разводиться? — меняю тему на ту, которая меня действительно волнует.

Это хотя бы продуктивно. Олег бросает на меня короткий взгляд, потом жмет плечами и снова смотрит перед собой.

— Он хочет в Москву. Союз его дочери и простого парня с окраины добавит ему больше популярности.

— То есть мы…

— Часть его предвыборной гонки? Типо того.

Ожидаемо. Я почему-то так и думала, что вся эта каша связана с его карьерой — иначе и быть не могло. Вот что отец любит по-настоящему, так это себя и свои амбиции. Я в этом только убеждаюсь, когда мы подходим к сцене, на которую он, собственно, и выходит. В его глазах горит азарт и удовольствие, упоение, даже можно сказать. Он наслаждается этим моментом, когда его имя скандирует толпа, а мама? Мама смотрит на него, как безумная. Она никого вокруг не видит, и ничего не видит тоже. Неужели я также вела себя в присутствии Олега? Наверно, да…

А потом я смотрю на Олега. Он этого не замечает, потому что и ему есть куда девать все свое внимание — на нее. Когда я прослеживаю его взгляд и утыкаюсь в мерзкое лицо этой чертовой Алены, накрывает с головой какая-то дикая волна ярости. Безумно хочется волосы ей выдрать с корнем, ударить…Она настолько беспринципная сука, что приперлась сюда. Улыбается стоит. Какого хрена?! Неужели это было настолько необходимо?!

Хотя, кому какое дело, да? Я вдруг понимаю самое главное, наверно даже основополагающее: у них у всех есть за что цепляться. Отец — карьера. Мать — отец. Олег — Алена, а я что? Не пришей кобыле хвост, и если сейчас я просто исчезну, обо мне никто и не вспомнит. Нет, вспомнят, конечно, но скорее из-за неудобства и необходимости объясняться перед прессой. По сути своей я здесь никому и не нужна.

Они и не заметят…

Делаю шаг назад, убеждаюсь. Потом еще и еще, чтобы через миг развернуться и сбежать. Больше всего на свете я хочу хотя бы на миг вырваться из этого порочного круга, оказаться, как можно дальше. Мне нужен кислород. Мне нужен воздух! А его здесь, не смотря ни на что, нет! И я так поглощена попытками тут тупо не сдохнуть, что не замечаю человека, в которого влетаю на полной скорости.

— Ох, простите, пожалуйста…

Я поднимаю глаза, чтобы остолбенеть. Передо мной стоит тот, кого я не ожидала увидеть ни за что в жизни. Леша. Мой Леша! Два года прошло с нашей последней встречи на моей свадьбе, и он так изменился…Стал шире в плечах, загорелый, а взгляд все такой же лучистый, как прежде.

— Я глазам своим не верю… — шепчу, а он усмехается.

— Ну привет, красавица…Скучала?

Алиса

— Ну привет, красавица. Скучала?

До меня медленно доходит смысл сказанной фразы, а когда я все понимаю, ничего не отвечаю — просто набрасываюсь ему на шею и крепко обнимаю. Леша — мой лучший друг детства. Мы росли вместе, родители очень дружили. Когда у Леши умерла мама, моя мама очень помогала им, а потом что-то произошло. Не было скандалов и ссор, но в один прекрасный момент даже я, будучи ребенком двенадцати лет, почувствовала, как между нашими с Лешей отцами пробежал холодок. Я так и не знаю, что там случилось, может быть они не поделили бизнес? Но еще через полгода его отец перевез свое дело и сына в Европу, и с этих пор мы виделись только летом, когда они приезжали в Тулу на все каникулы к Лешиной бабушке Марусе. Она до сих пор здесь, слава богу, живет в той же деревни под Тулой. Всего полчаса — и ты на месте. Я к ней часто езжу, если честно, с детства ведь считаю ее и своей бабушкой.