В полутьме рядом со мной — девушка. Темноволосая, с распущенными локонами, блестящими в свете луны глазами и белой нежной кожей. Она смотрится очень-очень юной. Еще, практически, ребенок совсем.

— Наира, я — Алия, ты не помнишь меня совсем? — тихо смеется она и включает ночник.

Мягкий свет заливает комнату, но не бьет в глаза. И я могу рассмотреть гостью.

Если в темноте она мне казалась красавицей, то теперь я вижу, что ошиблась.

Она — не просто красавица. Она, как сказал один поэт, нежная пэри, тонкая, с пышными, распущенными косами, огромными глазами горной лани, розовыми пухлыми губками и темными, изящно изогнутыми бровями.

Сама нежность и невинность.

Удивительно.

И это Алия? Та самая малышка, со встрепанными черными кудряшками, что постоянно плакала, когда я уезжала на велике с ее старшим братом, а ее не брала с собой?

Невероятное преображение!

— Не узнала…

Алии не было на улице, когда меня встречали родственники, и затем, за столом тоже. Тетка, кажется, что-то упоминала о том, что ее дочь учится, и как раз на занятиях.

Май, экзамены… Да-да. У них здесь немного другая система образования.

А еще Алия — уже невеста. И скоро выйдет замуж. Так сказал ее брат.

Я улыбаюсь, тянусь обнять ее, и Алия с радостью подается мне навстречу, обхватывая тонкими руками и порывисто прижимаясь.

— Я и не думала, что ты приедешь все же! Удивительно, что родителям удалось тебя уговорить!

— Почему?

Я не понимаю ее слов. Что такого в том, что я приехала?

Навестить родных, что тут может быть удивительного?

— Ну… Я думала, что в Европе все немного по-другому…

— Так и есть…

Алия смотрит на меня непонимающе, хлопает длиннющими ресницами, прикусывает губку. Потом улыбается:

— Ладно, давай чаю попьем! Хочешь чаю? Или поесть?

О нет… Опять есть? Да я тут превращусь в колобка!

— Нет, спасибо… Я только от стола.

— Да какое «только»? Ты спишь уже три часа! Мы несколько раз заглядывали! А потом мама сказала тебя не беспокоить! Но я решилась, ты уж прости. Так хотелось с тобой поболтать. Так редко теперь удается поговорить с человеком… не отсюда. Расскажи, как там, в Европе?

Я пожимаю плечами, все еще сонная и не понимающая, каких именно рассказов ждет от меня сестра.

Но она начинает задавать уточняющие вопросы, я на них отвечаю, и постепенно мы втягиваемся в веселую болтовню, как это обычно бывает между молодыми девушками.

Я рассказываю про университет, про свою учебу, как мне там нравится, какие там нравы, как одеваются девушки и парни, потом открываю свою скудную страницу в соцсети, которую завела в обход мамы и папы, показываю несколько фотографий города, закат, который удалось заснять с одной из крыш, острые шпили старого района, фонтаны и разноцветные здания.

Это — словно окно в другой мир, я сама туда погружаюсь с удовольствием и вижу, как Алия смотрит, широко раскрыв огромные карие глаза.

— Я хочу продолжить учебу, — говорю я, а затем, помедлив, решаю раскрыть сестре свои тайные желания, — и работать по специальности…

— Где? — она с трудом переводит взгляд с картинок на меня, моргает недоуменно.

— В Стокгольме, конечно… — пожимаю я плечами, — хотя, может быть, предложат другой город. Я учусь отлично, и обычно таким студентам предлагают сначала практику, а затем и работу крупные корпорации. Или, если они хотят дальше заниматься научной деятельностью, или обучать людей, то и крупные университеты. Может, даже в другой стране. И даже … Не в Европе.

Последнее предложение я договариваю уже шепотом. Потому что это настолько сладко, настолько невозможно… Но… Почему нет? Может, мне предложат… Гарвард? Или другой университет из Лиги Плюща? Ну а что? Все бывает, почему нет?

— Но… — Алия смотрит на меня сначала с недоумением, а затем в глазах ее появляется испуг… И что-то вроде сожаления. О чем она жалеет? Или… кого?

— Что ты так удивляешься? — я немного задета ее выражением лица, неужели сестра приняла меня за хвастунью? Или просто не верит, что я на такое способна? — Я учусь очень хорошо, у меня самые лучшие результаты на курсе, и преподаватели меня хвалят… Конечно, — тут я пускаюсь в пространные рассуждения о том, что нужно еще и заниматься общественной деятельностью, заявлять о себе везде, где это возможно, но это же все впереди! Я еще только первый курс закончила! И все будет еще!

Алия все это слушает, не перебивая меня и прикусив розовую губу.

И смотрит на меня почему-то… Со все возрастающим сожалением. Это странно, очень странно.

Я решаю, что она просто не верит мне, распаляюсь еще больше и начинаю показывать ей свои наработки. Я словно не ее убеждаю в том, что достойна такого будущего, а всех вокруг, моих папу и маму, преподавателей, друзей, родственников… Весь мир! И себя в том числе.

— Послушай… Но как ты это будешь совмещать с… замужеством? — наконец, когда я выдыхаюсь, задает вопрос Алия.

А я застываю с открытым ртом. Что? Какое еще замужество?

И тут я прихожу в себя.

Что это с тобой, Нэй? Ты забыла, где ты? Забыла, с кем говоришь?

Эта девочка мечтает выйти замуж! Как и, практически, все ее ровесницы! Ее так воспитали, это — единственное будущее, которое они считают достойным! Больше ничего! Выйти замуж, быть хорошей женой, родить детей. Этого хотят они, их сестры, их тетки, их мамы и бабушки! Это считается самой лучшей судьбой для девушки, единственно верным решением. Единственно правильным развитием!

А я тут рассказываю про перспективы стать ученым, или работать по специальности психологом, помогать людям, работать на престижной должности в корпорации… Да мало ли возможностей у современной женщины? Мало ли путей?

— Я пока не тороплюсь… — бормочу я, поспешно сворачивая окна в телефоне, — то есть, не то, чтоб я этого не хочу… Хочу, конечно. И детей хочу. Но не сразу. Сначала надо выучиться. Чего-то добиться, независимость обрести…

— Но… Тебе же выбрали уже жениха…

Я не обращаю внимания на то, что эта фраза звучит утверждением, а не вопросом, и отвечаю, презрительно фыркнув:

— Ну вот еще! Нет. Я сама хочу выбрать! И полюбить!

— Но…

— Алия, — я разворачиваюсь к ней, — я очень уважаю традиции нашей родины и мнение папы и мамы… И родственников… Но замуж так рано я выходить не хочу. В Европе вообще только после тридцати начинают об этом задумываться. А мне и двадцати нет.

— Но… Наира… Ты разве…

— Алия, хватит, — обрываю я ее, — расскажи лучше о себе, а то я что-то разошлась тут. Ты, Рустам говорил, замуж выходишь? Какой он, твой жених? Ты влюблена, да?

— Я?.. — тут Алия как-то скупо и невесело усмехается, — нет… Просто… Мы уже давно сосватаны. Ждали только моего совершеннолетия.

— Но ты же еще несовершеннолетняя?

— Ну, завтра мне восемнадцать.

— О! Как хорошо! — я тянусь обнимать, и Алия тоже обнимает. Почему-то сухо шмыгает мне в шею. А затем порывисто и в то же время мягко отталкивает меня:

— Знаешь… Пойдем гулять!

— Подожди, — я с недоумением оглядываюсь на темень за окном, — но разве можно?..

— Нет, конечно, — фыркает Алия, — но мы никому не скажем!

— Но… — я удивлена такой перемене в глазах сестры. Только что она выглядела кроткой овечкой, а теперь веселый сорванец, глаза блестят, улыбается, словно в предвкушении проказы, — как же… И куда?..

— О-о-о! Доверься мне! — смеется Алия, — одевайся! У тебя есть джинсы?

— Что-о-о?..

— Слушай, мне кажется, что мы поступаем неправильно…

Я неловко провожу потными ладошками по грубой ткани джинсов, которые одолжила мне сестра. Так неудобно, кошмар!

До этого я носила только строгие, совершенно не обтягивающие классические брюки, да и то нечасто. А в основном, в своей повседневной жизни — лишь платья и юбки ниже колена. Очень сильно ниже.

А тут… Все обтягивает, да так сильно… И между ног шов впивается непривычно и в то же время волнующе. Чувствую себя развратницей.