Если бы Елена не понравилась ему просто как человек, и если бы не ее внимание и не уважительное отношение к нему, то все бы окончилось сейчас же… Но ее откровенность чего-нибудь да стоила. Ведь она не стала ломать из себя непорочную девочку, а обо всем говорила открыто. И тому, что повидала, тоже вряд ли стоит удивляться, ведь женщине под тридцать – причем, красивой женщине.

Но все же то, как быстро произошел у них контакт, неприятно подействовало на Александра. Он не успел еще налюбоваться ею, насладиться общением, как она стала доступной. Эта легкость не очень-то радует. Вместо предполагаемой удовлетворенности от зарождения чувства он получил недоумение.

Александр и попытался рассказать Елене об этом, считая, что правда перевешивает и искупает оскорбление, наивно полагая, что Елена поймет. Он ведь просто, говоря языком юридическим, констатировал факт, не желая в чем-то обвинять противную сторону. Он как бы обвинял обстоятельства, но получилось, что ее…

Елена, встревоженная его откровением, предложила пройтись и поговорить более обстоятельно. Александр не стал возражать, хотя и неприятно было выяснять все это. Он почувствовал, что придется выкладывать все начистоту, так как лгать не умел, а правда всегда жестока и оскорбительна. Даже намеки на ее прошлое заставили Елену встревожиться, а что если он начнет говорить все прямо, так, как думает?

Они пошли по узкой тропинке, натоптанной в свежем, только что выпавшем, снегу – городские службы еще не успели расчистить дорожки после снегопада. Иногда шли рядом, иногда Елена чуть впереди. И от этой рваности движения и разговор их получался каким-то рваным, отрывочным, непоследовательным, да и вообще – нелепым и неуместным. Словно бы шла торговля, а вот чем: непонятно. Не идеалами же, в конце концов.

– А ты, наверное, до сих пор жил как монах? Ни с одной женщиной никогда не встречался? – спросила раздраженно Елена.

– Встречался.

– Ну и?..

– Да вот, не возникало у меня таких проблем.

– Так это же естественно, Сашенька. Ты с кем встречался? Они, поди, были моложе тебя лет на десять? Так?

– Не на десять…

– Ну, приблизительно?

– Пусть так.

– А вот теперь ты встретился со взрослой опытной женщиной и встал в тупик? Так, что же тут удивительного? Ты хотел, наверное, чтобы я прежде поломалась, чем отдаться – не так ли?

– Нет… не совсем.

– А как?

– Ну, не сразу…

– А чего мне было из себя строить? Я знала, куда шла… Да и ты видишь, что у меня ребенок, женщина я, стало быть, полгода без мужа – разве это в расчет не берется?

Александр молчал, старался отвечать на ее вопросы осмотрительно, не задевая личности, как бы в общем, но вот что из этого получалось.

– Я потому и не женился, что до сих пор не любил по-настоящему… И женюсь лишь тогда, когда полюблю человека, – попытался он объяснить ей свое положение.

И снова эти слова как-то странно подействовали на Елену. Она приняла их на свой счет, растолковав как отпор на ее возможные притязания.

– Ты что, думаешь, что я тебя как бычка на веревочке в загс поведу? – съязвила она. – Успокойся… Мне от тебя ничего не надо.

– Я не про это. Я вообще. Я считаю, что жениться надо по любви, а не так, как это делается – лишь бы жениться. Я не уверен, что вообще могу любить…

На что Елена вспыхнула и начала втолковывать ему:

– Миленький мой, о какой любви ты говоришь? Разве же есть какая-нибудь любовь? Разве же не изменяют все друг другу при удобном случае? Разве же, если она и существует, не проходит со временем? Ведь тебе уже скоро тридцать – какая любовь, Сашенька?

Она втолковывала ему это как-то беззлобно, не оскорбительно, а лишь слегка раздосадованно – от наивности его взгляда на сей предмет. А он и не вспыхивал от ее слов, не выказывал негодования, ведь активного посягательства на его идеалы не было, просто другой человек высказывает свое мнение…

Александр, уже подустав от ее наставлений, загородил Елене дорогу и попытался поймать ее взгляд, наверняка же беззлобный, наверняка же растерянный; а ее преувеличенная обиженность – это всего лишь защитная реакция, от невозможности ответить на его неуместное заявление, задевающее самолюбие.

Он поймал этот ускользающий взгляд и был почти уверен, что прочел его правильно. Елена сама, казалось, не верила в то, что говорила.

– Ну, чего же ты такая взрослая, а? – спросил он шепотом, понимая, что нельзя громко – может опять прозвучать оскорблением.

И Елена не обиделась на его слова, не вспыхнула, а лишь ответила с небольшим раздражением.

– Я женщина. А женщины раньше взрослеют.

– Но я же тебя старше.

– Это пустяки. Женщина всегда старше мужчины на три года.

– А зачем? Зачем ей это надо?

– Как зачем? Жизнь заставляет… Мир таков, что некогда идеалами заниматься.

– Неужели таков мир?

– Конечно, раскрой глаза. Все же оторвать друг у друга норовят.

– И много ты наотрывала?

– Я – нет. Я не такая…

– Не такая, а почему так говоришь?

– Почему… почему – по кочану! Глупый ты!

– Конечно. Но я знаю одну истину: пусть весь мир летит в тартарары, но ты оставайся человеком.

– А я знаю другую: с волками жить – по-волчьи выть!

Александр внутренне скорчился от этой фразы, но подумал: «Да нет же, это не ее позиция. Этого не может быть. Вот стоит она передо мной: простая, ясная. Лишь пытается как-то по-бабски отвечать – нелогично, но ведь не думает же так, не считает…»

– Что же ты такая взрослая, Елена, а? – снова тихо повторил он, продолжая мысленно оправдывать ее: «Конечно, она женщина, живет без мужа. Сама себе опора. Научилась трезво смотреть на вещи».

– А ты чего такой ребенок? Разве не видишь, по какому принципу устроен мир?

– По какому?

– Ты – мне, я – тебе.

– Так как же тогда быть-то? В таком случае нужно идти и воровать.

Но тут она опять противоречила себе:

– Совсем нет!

– Так ведь жить надо.

– Ничего, с голоду не помрем.

– Но и в роскоши не утонем.

– А зачем в ней тонуть? У нас, в принципе, все есть.

– Ты не опаздываешь на работу? – спросил Александр, чувствуя, что они уже достаточно «заобщались».

– Ты меня гонишь? – вспыхнула Елена.

– Вовсе нет.

– О своих делах я сама знаю.

– Обо всех? – вновь уколол ее Александр.

– Что ты имеешь в виду?

– Ничего…

И опять странным образом прореагировала Елена на его слова. Вместо того чтобы прислушаться и понять, что этим он призывает ее быть всего лишь тактичной, Елена еще более раздражилась. Начала что-то об его недостатках, о том, что он себя странно ведет.

Она била в точку, больно, но не злобно, просто в отместку. Понимая это, Александр старался не выходить из себя, сдерживался; будь он с кем-нибудь другим – немедленно бы взорвался, а ее удары терпел, реагируя, конечно же, душой, но не показывая внешне. Сдерживался, видя, что это идет от ее внутреннего смятения, сносил колкости, кои не снес бы, будь они высказаны в более жесткой форме – в форме претензии. Но это были не претензии, а технические удары, как в боксе – по корпусу и для набора очков. Он только удивлялся тому, как могли выскакивать подобные слова из ее уст, и как странно противоположна она была сейчас той Елене, которая и слова-то грубого сказать не могла.

Подходя к остановке, Елена вдруг увидела кого-то из своих знакомых, отчего резко выпустила руку Александра, сразу же став нейтральной по отношению к нему, поздоровалась, и неожиданно, словно в наказание за этот жест, поскользнулась и упала на серый истоптанный снег.

Александру показалась комичной эта ситуация, и он, поднимая Елену, в общем-то, беззлобно произнес:

– Это тебя Бог наказал!

На что Елена выдернула руку и с обидой бросила ему в лицо:

– Вместо того чтобы посочувствовать, ты какую-то ерунду городишь!

Александр попытался поймать ее за руку, стряхнуть снег с шубки. Но она, не принимая его услуги, опять вырвалась и резко пошла вперед, бросив: