Первый более-менее крупный по нынешним временам населенный пункт с мудреным названием Оникшты взяли изгоном, горожане даже ворота затворить не успели. Немногих удумавших сопротивляться посекли, а с остальными никаких проблем не возникло. Население, сплошь католики, даже не думало противиться, прекрасно понимая, что ни к чему хорошему это не приведет.
— Помилуйте, великородный господин! — городской войт бухнулся на колени. — Христом молю! Наши жизни в ваших руках, не трогайте людишек, а что потребуете выдадим, токмо скажите. Не жгите город, Христа ради! А на постой ко мне пожалуйте...
Говорил он на русском очень коряво, но вполне понятно.
— Взяли обоз о двадцати возах! — ко мне подошел Федор Пестрый, воевода московского полка. — Мука, овес, рожь и много всякого такого. Рыбного и мясного припасу тоже хватает. Добрый хабар!!!
Я перевел взгляд на городского голову.
— Собирали, собирали, — быстро закивал тот. — В Вильно собирали. Давеча прибыл тудой круль польский Владислав Ягеллон дабы признать князя Кейстутовича великим князем, вот к прибытию и собирали, токмо чутка не успели. Князь приказал досрочно все подати собрать.
— Круль Ягайло? — я озадачился. — И когда прибыл?
— Дык, весть была вроде что три дня назад. А может чуть больше, увы, точно не ведаю. К нам новости с Вильно долго идут.
Я обернулся к командирам.
— Ратников разместить и накормить, ворота, стены и обоз под охрану, выслать по дорогам дозоры, а местных людишек живота не лишать без нужды — токмо грабить, но с щадением и разумением. Баб валять только по согласию. Слышали? Повторять не буду. Головами ответите. Опосля как сладите, ко мне, рядить будем.
И пошел к избе головы — перекусить, да думу думать. Круль Ягайло на Литве — это очень интересно, просто очень...
Неожиданно позади раздался утробный рык, очень смахивающий на медвежий рев.
— Вскую шаташася языцы, и людие поучишася тщетны-ы-ы-ым!!!
— Что за нахрен?.. — я обернулся и узрел длинного и патлатого мужика в драной рясе с огромным крестом в руках.
Носатый и смуглый, босой, грязный и ободранный, мордой он удивительно смахивал на Гришку Распутина, держал тяжеленный крест на вытянутых руках и торжественно шел ко мне, истово ревя псалмы.
В глазах горел диковатый фанатичный огонь, правая скула синела шикарным фингалом, а местные шарахались от него как от прокаженного.
— Господи Боже мой, на Тя уповах, спаси мя от всех гонящих мя и избави мя-я-яяя...
— Во, бля!.. — восхитился Вакула. — Ревет-то аки зверь лесной...
— Прощелыга, сквалыжник и вор! — украдкой наябедничал «мэр». — Тать и скапыжник! Осквернил дочку корчмаря и самому корчмарю нос своротил. Посадили его в поруб, так он решетку сломал и ушел, прихватив бочонок пива. Гони его, княже, а лучше прикажи повесить...
— Прямо на загляденье, — улыбнулась Зарина. — Эдакий прощелыга лукавый. Присмотрись, княже, может быть полезным.
— Куда прешь! — Ратники было ринулись к мужику останавливать, но я приказал пропустить.
— Кто такой?
— Ипатий! — с достоинством заявил мужик. — Человек духовного звания!
Какого такого звания он почему-то не пояснил.
— И чего хочешь, человек духовного звания?
— Воинство православное окормлять, супротив еретиков кафолических! — Ипатий гулко кашлянул и густо шибая перегаром, опять заревел псалом. — Блаженъ мужъ, иже не иде на советъ нечестивыхъ, и на пути грешныхъ не ста, и на седалищи губителей не сяде-е-ее!!! Силу в себе чувствую, Господом даденую!
Я улыбнулся и приказал:
— Похмелите и накормите. И одежку какую-нить подберите.
— Одежа не требуется! — возразил Ипатий. — Меня Господь греет...
— Нет так нет, — я хмыкнул, потерял «скапыжника» из виду и пошел в дом.
Тяпнул чарку, поднесенную отроком, закусил квашенной капусточкой и снова задумался.
Ну вот... первый городок благополучно взяли. А точнее, не городок, а поселочек, но тоже приятно. Опять же, почитай, без потерь, да обоз знатный затрофеили, что весьма пользительно — ведь и кони, и люди — все жрать хотят. У воеводы в первую очередь голова болит о прокорме.
Теперь надо думать, что делать дальше. А вырисовывается всего два варианта. Первый — сделать из Оникшты опорный пункт и посылать отряды по окрестностям, подметая все полезное, а уже потом свалить на Витебск. И второй — идти дальше, пока Жигимонт не спохватился — устроить эдакий молодецкий рейд по тылам. Понятно дело, что Сигизмунд Кейстутович очень скоро все узнает и пошлет рать на нас, но это дело не быстрое: пока соберет, пока организует — мы успеем натворить дел и благополучно ускользнуть.
Я даже усмехнулся от такой наглой задумки.
Понятное дело, рисково, можно нарваться, но при удачном стечении обстоятельств игра будет стоить того.
Расстелил примитивную карту на столе и принялся водить по ней пальцем, прикидывая возможный маршрут рейда.
Понемногу мысли свернули на Ягайлу, то бишь на Владислава Ягеллона короля Польши.
Звучит для современного человека довольно странно, но он родной брат Свидригайле и одновременно злейший враг, а еще союзник Сигизмунда Кейстутовича против братца. А Сигизмунд в свою очередь двоюродный брат Свидригайле. Но сейчас подобное в порядке вещей, родственные связи ничто, брат идет на брата, а сын на отца — наше семейство пример.
Древний хрен, где-то сейчас под восемьдесят ему, этот пшек еше деду Шемяки, Дмитрию Донскому знатно кровь портил. В свое время Владислав Ягеллон в числе прочих собирался к Мамаю, выступить с ним заодно, но вовремя не добрался к месту, ордынцев уже успели нагнуть. Тогда Ягайло принялся грабить обозы с ранеными возвращавшегося после битвы московского войска.
Сильный, хитрый и идейный враг, такого извести — почитай сразу компанию наполовину выиграть. Ляхи начнут чубы драть за престол и им станет не до Свидригайлы. А без пшеков Жигимонт мало что стоит.
— Попробовать тебя, суку, польскую, перенять, когда будешь домой ехать из Вильно? — вслух подумал я.
Но быстро выбросил мысль из головы. Да, вышел бы знатный трофей, но далеко и опасно, можно так влететь, что костей не соберешь. Опять же, Сигизмунд не дурак, постарается главного союзника уберечь. Как ни крути, силенок у меня маловато. Как уже говорил, Свидригайло обещался договорится с Тевтонским орденом, но договорился или нет, пока сие неизвестно. И вряд ли в ближайшее время станет ясно. Гребанные средневековые ебеня, ни раций, ни телефонов, токмо гонцы и голубиная почта.
— Отведай, милый... — Зарина аккуратно сдвинула карту и поставила предо мной миску с кулешом и плошку с квашенной капустой. — Под моим присмотром варили, на гусятине. — Она села напротив и строго на меня посмотрела. — Совсем с лица сошел, мне плакать хочется...
Я погладил ее по руке.
— Главное кости, а мясо нарастет. Ты сама-то ела? Ась?
— Ела, ела, — отмахнулась аланка. — Ешь! Налить еще чарочку?
Я запустил ложку в миску, но услышав шум со двора, приоткрыл окошко и увидел, как московский воевода старательно охаживал плетью какого-то своего ратника.
Про себя улыбнулся и одобрил. С солдатом как? Без пиздюлей, как без пряников. Чуть не досмотрел — жди беды. Далеко пойдет Пестрый, несмотря на молодость воевода толковый, с мозгами у него все в порядке и на подъем легкий, да в подчинении беспроблемный — на лету схватывает.
Только опять взялся за ложку, как прибежал отрок и смущенно заявил, что ко мне просятся...
— Жиды, княже!
— Чего?
— Ага, они самые.
Я порылся в голове и вспомнил, что в Литовском княжестве к евреям относились куда либеральней чем на остальной Руси, где их сейчас вовсе нет. Даже купцам запрещено появляться.
— И что хотят?
— Чевой-то хотят...
Подумал и решил допустить — любопытно же.
— Пусть ждут.
Пока ел, дернул городского голову и узнал, что евреев в городке сравнительно немного, но все как один зажиточные — мельницу держат и корчму.
Делегатов от еврейской общины оказалось двое — оба носатые смуглые старики с пейсами и характерной вселенской печалью в глазах.
