* * * О, люди добрые, на свете вас не счесть, Вы — правоверные, но где же ваша честь? Неужто из ручья, чью воду пьет подруга, Не можете вы мне хотя б глоток принесть? * * * Красавица моя, ресницы насурьми, Устами сладкими меня ты накорми, Меня ты накорми медовыми устами, Потом хватай кинжал и жизнь мою возьми. * * * Любовь моя, любовь, везут мой прах в Керман, Вновь стану глиною, пригодной на кальян, И вылепят кальян, и, может быть, закурит Из сердца моего какой-нибудь шайтан. * * * В небе звездочка, и ясный месяц там, Эта девушка — души моей бальзам. Огради, Аллах, от горя мать родную Той, чьи губы двум подобны лепесткам. * * * Над горой засияла звезда в высоте, Дев двенадцать, один я — чабан при гурте. Сколько роз! Но какую сперва мне понюхать? О, Аллах, как велик ты в своей доброте! * * * На берегу сидит красавица моя И нюхает цветок, добытый из ручья, Но водяной цветок, увы, совсем не пахнет, Пусть буду я цветком, ах, как запахну я! * * * На горе на крутой пусть мы будем вдвоем — я и ты, На лужайке весной пусть мы будем вдвоем — я и ты, А настанет пора с этим светом навеки проститься, И в могиле одной пусть мы будем вдвоем — я и ты. * * * Боль в затылке моем до чего же сильна! В тех мучениях девушки стройной вина, С ней бы рядом уснуть по велению сердца И не знать, что там в мире — зима ли, весна. * * * Померанец систанский, кашмирский гранат, Грудь хрустальна твоя, а пупок — словно сад, Ночь поспать бы с тобой, позабыл бы я разом, Как затылок трещит, лоб и зубы болят. * * * Была я фисташковым деревцем в знойных песках, Ты не дал мне пить, о мой месяц златой в небесах, Ты не дал мне пить, и, однако же, я зеленею, Спасибо, дожди и снега посылал мне Аллах. * * * В горах отыскал я голубку-птенца, Привыкла и чтит меня, словно отца, Не знал я, что будет голубка лукавить: На горы родные глядит без конца. * * * И раздвоился путь пред нами вдруг, о горе! Со мной расстался мой любимый друг, о горе! Со мной расстался друг, уехал в дальний край, Он там себе найдет других подруг, о горе! * * * Я желт, как абрикос, так страстью я томим, Я стебель тростника, я стал внутри пустым, Я стал внутри пустым, как трубка у кальяна, И скоро превращусь в табачный зыбкий дым. * * * Лунная ночь, этот свет серебристый — мой враг, Тьма непроглядная, плотной завесою ляг, Косы подруги моей оплетают мне шею. Славен Аллах! Самый лучший мой друг — это мрак. * * * Переулками бегу быстрей, быстрей К нежной розе, — целовать бы ноги ей! Три дневных пройду я за ночь перехода, Только б знать, что будет розочка моей! * * * О, стройная, обожествил тебя я, В проулке этом полюбил тебя я, Незрелым виноградом ты была, В сладчайший сахар превратил тебя я. * * * Что за вечер! — поглядите, мусульмане! Соловей хмельной распелся в гюлистане. [54]По кустам, по веткам скачет соловей. Разлучили нас, тоска подобна ране. * * * Шел я мимо древней башни крепостной, Дочку гебров [55] повстречал я под стеной. Говорю ей: «Подари мне пять лобзаний». — «Что ты, слеп? Ведь рядом мой отец родной». * * * На фисташковом дереве белою птицей была я, Небо бросило камень, упала я, крылья ломая, Огляделась когда, нет вокруг ни друзей, ни родных, Только пыль одиночества все покрывает седая. * * * Твой перстень золотой хорош, но мне-то что! Ты к сотне ухажеров льнешь, но мне-то что! Круглятся груди у тебя, как два граната, Ты для других их бережешь, но мне-то что! * * * Пусть на голову хлынет поток проливной, За красу Масуме расплачусь головой, Только знать бы, что я Масуме не противен, Стал бы ждать я, пока она станет вдовой. * * * Три айвовых плода и гранатов три штуки Отнеси моей милой, без лишней докуки, Если вдруг не окажется дома ее, Все по счету отдай ее матери в руки. * * * вернуться Гебры — так иранские мусульмане называют своих соотечественников — зороастрийцев, последователей доисламской религии в Иране. По традиции, женщины-гебры считаются красивыми. |
