Злобно посмотрев на Ракитина, Кувшинов промолчал. То, чего он опасался, кажется, случилось. Он чувствовал на себе неотрывный взгляд Вихрова, от которого ему было не по себе.

— Что же ты глаза прячешь? — сказал вдруг Вихров. — А? Передачи носить обещал. И я, дурак, все по-твоему делал. Думал, ты человек. И раскололся сразу, как ты просил, чтобы глубже не копали. Мне, мол, малолетке меньше дадут. Это ты все обо мне, значит, заботился? И сбежал с деньгами тоже из-за меня?

Сжав кулаки, Вихров с ненавистью смотрел на Кувшинова. Словно ожидая удара, Кувшинов втянул голову в плечи. Презрительно махнув рукой, Вихров перевел взгляд на Ракитина. «Ну-ну, — мысленно подтолкнул его Ракитин. — Покажи, что ты еще человек».

И Вихров, словно преодолев какой-то барьер, заговорил.

Через несколько дней, перед отправкой дела в суд, состоялся последний разговор с Вихровым. Ракитин был доволен. И не потому, что его расчет оказался верным и помог раскрыть дело до конца. Главное, он убедился, что Вихров, у которого плохое причудливо переплелось с хорошим, не потерян для людей. Ракитин много думал о Вихрове. И после первого допроса, и потом, когда, идя на определенный риск, не торопился с арестом Кувшинова. Он выжидал не только потому, что хотел наверняка вернуть государству похищенные деньги, но и потому, что надеялся получить от матерого жулика тот самый моральный козырь, который должен был окончательно побить Кувшинова и помочь Вихрову. Если, конечно, ему еще можно было помочь.

Ракитин прошелся по кабинету и остановился около Вихрова.

— В преступления ты затянут тяжкие. Но роль твоя была подсобная, а помог ты нам крепко. Это суду будет известно. Остальное будет зависеть от тебя. И на суде, и вообще, в будущем. Понял?

— Понял.

— Все понял?

— Теперь все.

— Ну что же, — сказал Ракитин. — Еще не поздно.

Сашка Парамонов пришел в общежитие одним из первых. Поставив на плитку чайник, он вытащил из кармана деньги, пересчитал. Здесь есть и его доля — не воровская, как прежде, а честно заработанная.

— Четвертая комната! На провод! — крикнул кто-то.

Оставив деньги на столе, Сашка поспешил к телефону. Звонил бригадир, Володя Смирницкий.

— Сашок! Как дела?

— В порядке!

— Мы тут немного задерживаемся. Ты поставь через полчаса картошку и сбегай за помидорами.

— Ладно, — ответил Сашка. — Будет сделано!

Он вернулся в комнату и, не доходя до стола, остановился. От предчувствия непоправимой беды тревожно забилось сердце. Деньги?! Он закрыл глаза, снова открыл: денег на столе не было. «Может ветром сдуло?» Заглянул под стол. Нет! Затем он выглянул в открытое окно, к которому вплотную был придвинут стол. Под окном ничего. Сашка исступленно заметался по комнате, перерывая матрацы, выворачивая карманы, заглядывая в самые невероятные места. Денег нигде не было. Девятьсот рублей! Вся бригадная получка и премия. Сжав руками голову, Сашка бессильно повалился на кровать и заплакал. Так и лежал он, не шелохнувшись, наверное с час, пока не пришли ребята.

— Что с тобой, дружище? — участливо спросил Володя Смирницкий, подойдя к нему и потрепав его вихрастую голову. — Ты не заболел?

Сашка молчал.

— А где деньги? — вдруг спросил маленький юркий электросварщик Тихончук, подозрительно оглядывая беспорядочно разбросанные по комнате вещи. Он был единственным человеком в бригаде, которого не любил Сашка. Неплохой, хотя и прижимистый парень, Тихончук был чересчур сух и недоверчив к нему.

— Где деньги? — почуяв неладное, повторил Тихончук. — Ну?!

— Нету денег, — выдавил из себя Сашка.

— Я говорил! — закричал Тихончук. — Нельзя доверять всякому...

Он смолк под тяжелыми взглядами товарищей и, хлопнув дверью, вышел.

— Чепуха какая-то, — растерянно произнес Смирницкий. — Так что же все-таки произошло, а?

— Все равно не поверите, — подняв голову, прошептал Сашка. — Ничего не знаю.

Рабочий день подходил к концу, когда следователя районного отдела внутренних дел Веретенникова вызвал начальник — Андрей Петрович. В кабинете начальника сидели старший инспектор уголовного розыска Кривобоков, совсем еще молодой и очень серьезный инспектор Балашихин и незнакомый светловолосый парень лет двадцати четырех с комсомольским значком на лацкане пиджака. Парень что-то взволнованно доказывал невозмутимому Кривобокову, махая зажатой в руке кепкой.

— Вот что, Олег Сергеевич, — начальник внимательно посмотрел на Веретенникова, помолчал. — Есть тут одно дело. Из категории безнадежных.

При этих словах Кривобоков согласно кивнул головой, а парень протестующе взмахнул кепкой.

— Слушаю, Андрей Петрович, — Веретенников присел к столу.

— Полтора часа назад, — продолжал Андрей Петрович, — в общежитии механического завода совершена кража. Деньги похищены из комнаты, где живет бригада вот этого товарища, Смирницкого. Следов и улик пока никаких. Товарищи Кривобоков и Балашихин только что оттуда.

— Не густо, — заметил Веретенников. — И это все, Андрей Петрович?

— Почти. На месте происшествия допрошен потерпевший — некий Парамонов. Потерпевший ничего толком объяснить не может. Кража произошла в то время, когда он в коридоре говорил по телефону. Утверждает, что в комнату никто не заходил. Под окном, выходившим на улицу, был обнаружен размытый дождем след, непригодный для идентификации. Чей это след, когда оставлен и по какому поводу — неизвестно. Товарищ Кривобоков, кроме того, склонен считать потерпевшего подозреваемым и не исключает версию о присвоении. На эту мысль его натолкнула замкнутость потерпевшего и беспорядок в комнате, напоминающий инсценировку тщательного поиска с целью отвести от себя подозрение. Комсомольцы же ручаются за парня. В случае чего будут жаловаться выше. Вот какая ситуация.

— Понимаете, — горячо заговорил Смирницкий, — у нас общежитие коммунистического быта! Ребята давно уже ничего не прячут, живут без замков. И вдруг такое! Ну это ладно. Главное — Парамонов. Не мог он украсть! И это надо доказать всем. Раз и навсегда! Понимаете, мы взяли его на поруки. Еле упросили директора. Парамонов — сирота. Раньше, действительно, воровал, когда жил у тетки, которая... Ну, в общем не кормила его. Но сейчас он стал другим. И вдруг это... Конечно, теперь можно думать на него. Парамонов очень переживает. А его еще арестовать хотели, — Смирницкий сурово посмотрел на Кривобокова.

Зазвонил телефон, Андрей Петрович взял трубку.

— В райком вызывают. А комсомольцам надо как-то помочь, — сказал Андрей Петрович, — выручать их подопечного, — он внимательно посмотрел на Смирницкого, затем перевел взгляд на Веретенникова. — Думаю, тебе надо съездить на место. Посмотри. Поговори с парнем. Дело, сам видишь, какое.

До общежития было недалеко.

Придя на место и пригласив понятых, Веретенников вместе с Балашихиным прошел во двор, чтобы осмотреть площадку под окном, где был обнаружен след. Вдоль стены общежития, в метре от нее, под окнами шла неширокая асфальтовая дорожка. Земля между дорожкой и стеной была посыпана мелким желтым песком. На том месте, где предположительно был след, осталось лишь небольшое бесформенное углубление, наполненное водой. По другую сторону дорожки, метрах в пяти, густо стоял кустарник, рос бурьян. Непролазная грязь заполняла полосу земли от асфальтовой дорожки до кустарника. «Да, — подумал Веретенников. — Тут зацепиться не за что». Закончив осмотр, он вместе со Смирницким и Балашихиным прошел в комнату № 4. За столом, понуро опустив голову, сидел вихрастый парнишка лет семнадцати, вокруг которого стояли ребята постарше.

— Здравствуйте, ребята. Ну что носы повесили? — спросил Веретенников и осмотрелся. В комнате царил беспорядок, так не понравившийся Кривобокову. Все было перевернуто и перерыто, как после самого пристрастного обыска.