Матушка точно расплакалась бы.

Или нет?

В местном храме было пыльновато и темновато. Слабо горела пара лампадок перед темной нишей, а что там в этой нише укрывалось — святой ли Николай или же Мать Прерий с отрезанной головой неверного — не понять.

Главное, что сам храм имелся.

И где-то в вышине, где тонкие оконца пронизывались светом, ворковали голуби.

Это все невзаправду.

Это все… временное. И потом, когда выберемся, графчик подаст на развод. Или я. Скорее даже я, потому как у него воспитание и совесть. А у меня она тоже, между прочим, имеется. И не буду я живого человека неволить счастливой семейной жизнью.

Он, небось, свадьбу свою тоже представлял иначе.

Я вздохнула.

— Все будет хорошо, — сказал Чарли и по руке меня погладил, успокаивая, значит.

Будет.

У кого-нибудь всенепременно.

Священник, выслушавши наше пожелание, подавил зевок и сказал:

— Налог пять золотых.

Ну и цены у них тут!

— Еще три храму за услуги. И одна монета за выписку свидетельства. Храм лицензирован, а потому свидетельство имеет вес и на внешнем мире, — он сунул что-то за щеку и захрустел. — Отдельно можно приобрести кольца, браслеты или иную атрибутику в классическом стиле. Национальная — под заказ, срок ожидания до трех дней.

Говорил он лениво и, явно утомленный этой речью, замолчал.

— Обойдемся, — Эдди развязал кошель. — Сколько всего? Со свидетельством если.

На кой нам свидетельство?

— Справку для магистрата брать будете? — священник взял с алтаря счеты.

— Будем.

— Тогда десять монет.

Да уж… ничего святого. Даже свадьбы.

— Свидетели? — запоздало уточнил священник.

— Есть.

— Нужны жители города, — он покачал головой. — Как минимум двое. Из числа почтенных граждан. Заметьте, репутация весьма важна.

— Сколько? — поинтересовался Чарльз.

— Пять. За каждого.

— Хорошо, — Чарльз взмахом руки остановил моего братца, который, кажется, собирался выразить собственное категорическое несогласие с подобной постановкой вопроса.

— Тогда, — священник вытер губы рукавом. — Обождите. Вон… можете жертву принести. Или помолиться.

— Кому? — уточнил Эдди мрачным тоном.

— А кому хотите.

И ушел.

А мы остались.

— Да, — заметил некромант, оглядываясь. — Здесь все несколько более… демократично, я бы сказал.

Орк и вовсе проворчал что-то на своем, но вряд ли одобрительное. Я же… я волновалась. Мать его, я действительно волновалась, как если бы это все взаправду! И руки вон похолодели, и вспотели тоже, и стыдно за это. А еще… еще, видит Бог или Боги, уж не знаю, кто там, наверху есть и есть ли вообще, но…

Я, может, и не слишком-то к семейной жизни стремилась. Да только свадьбу представляла иначе.

Чарльз посмотрел на меня, будто спрашивая что-то. Я же покачала головой. Ничего страшного. Это просто… просто нервы, наверное. У всех случаются. А я живая.

Храм же…

Четыре стены. Четыре ниши. А свечи горят только пред одной, что как-то неправильно. Как если бы на день рождения позвали, а тортом обнесли. Ну, торт, может, и другое, но…

Я коснулась огрызка свечи, торчавшей из плошки, и капля силы скатилась на фитиль.

Так-то лучше.

Я перешла ко второй нише. И к третьей. И… и мне не жаль огня. Наверное, трудно быть богом в подобном месте.

— Вы… — я вытерла руки о штаны. — Извините, если что…

К богам так не обращаются.

И нет, никогда-то не испытывала особой почтительности, хотя в местный храм заглядывала. С матушкой. И чтоб её не огорчать.

Тоскливо там было, но хотя бы чисто.

А тут могли бы и паутину смести. Я бы сама смела, честно, но…

Огни вдруг вспыхнули ярко, как не могло бы быть, поскольку от свечей оставались одни огрызки.

Тихо что-то произнес орк, склоняясь перед нишей, в которой проступали темные очертания… чьи? Не знаю. Как ни вглядываюсь, понять не могу.

Наверное, и правильно. Почему? Просто чувствую, что правильно. И… и ненадолго задерживаюсь перед другой нишей, из которой на меня смотрит…

— Это сиу? — отчего-то шепотом поинтересовался мой будущий муж.

— Ну… наверное. Только какое-то… оно… она…

Страшное.

— Резчик был безруким, полагаю, — предположил Чарльз. А я подумала и согласилась. Это даже не просто безрукий. Это… это слов нет, до чего безрукий.

— И что надо делать? — поинтересовался он, разглядывая статую, кожу которой почему-то выкрасили в черный, но краска потрескалась и местами облепилась, оттого и выглядела богиня несколько плешивой.

— А я откуда знаю?

— Ты же отсюда. В смысле, с Запада.

— И что?

— На Востоке почти не осталось других храмов, — он отличался изрядной терпеливостью, Чарльз Диксон третий граф чего-то там. — А те, которые остались… людям там не рады. И вовсе ходят слухи, что их запретят.

— Как можно запретить веру?

— Поверь, можно.

— У нас в городе церковь стоит. Туда все и ходят. Кому молятся — тут уж каждый сам решает. Боги, они ведь не люди, услышат… а так… Эдди иногда в степь уходит. Но я с ним никогда и… не знаю, можно ли так. Вдруг она обидится? Мы все-таки люди. Или…

Я прикусила губу.

Зачем вообще её поставили? Для сиу? А они есть в городе? Или просто…

Я сунула руку в карман. И вытащила. Надо же… тот самый камушек, который я подобрала на лестнице. Я про него и забыла-то. Кольца и прочее еще когда разобрали, а вот камушек остался.

Может…

Я протянула руку и осторожно наклеила камушек на уродливое лицо, в котором едва-едва улавливалось сходство с сиу. Резчик и вправду был не особо умелым.

— Прими это в знак… не знаю чего. Просто прими.

Камень блеснул ярко.

И загудело пламя.

Ветром протянуло…

— Вижу, что вы выбрали обряд! — раздался нарочито бодрый голос жреца. — Чудесно… несколько экзотично, однако спешу напомнить, что, вне зависимости от типа выбранного обряда, брак будет считаться законным.

И уставился на Чарльза, будто надеясь, что тот испугается и передумает.

Я бы испугалась.

А Чарли ничего, кивнул и ответил:

— Отлично.

В какой-то момент общая абсурдность происходящего, надо полагать, достигла того апогея, за которым восприятие Чарльза притупилось. А потому ни место, ни храм, в который впихнули всех, кажется, местных богов, ни жрец, сменивший обычное убранство на праздничное, Чарльза не удивили.

Как и церемония.

Их с Милисентой поставили друг напротив друга и велели взяться за руки. Руки невесты оказались неожиданно горячими, и Чарльз буквально услышал, как пульсирует сила, желая вырваться.

От волнения?

Страха?

Женщин необычайно волнуют свадьбы, особенно собственные.

…матушка расстроится.

Она так мечтала устроить идеальную свадьбу. И не раз обговаривала, какой та будет. И… и не такой.

Жрец воздел руки к грязному потолку, с которого свисали пропылившиеся ленты, клочья паутины и высохшие до состояния хрупкости цветы. Цветы от звука голоса — а голос у него оказался на диво громким — крошились, и их крошка сыпалась на голову.

Молча и торжественно стояли Эдди с соплеменником, который вовсе казался статуей. Чуть дальше, на лавках, устроились свидетели из числа почтенных горожан. Верно, происходившее не было для них чем-то новым, и потому полноватый мужчина устало уронил голову на грудь, а после даже похрапывать начал.

…матушка желала, чтобы венчание состоялось всенепременно в главном соборе.

Красная дорожка.

Невеста в роскошном платье, хрупкая и невинная. Прекрасные девочки с корзинками. Лепестки роз. Песнопения…

…тускло поблескивал алый камень во лбу статуи, и Чарльз не мог отделаться от ощущения, что богиня смотрит.

Глупость какая.

Это просто… место такое. И нервы. Нервы у него не железные. Он все-таки живой человек, а после всего пережитого не удивительно, что мерещится, будто статуи смотрят.