- Если бы я ее любил, я бы не ушел.

- Знаю, но…

- Катя, прекращай. Серьезно.

- Ты на меня злишься?

Катя хлопает своими огромными ресницами и дует губы. Мило. Немного. Зато смешит, и я улыбаюсь, аккуратно убирая ее светлые волосы за спину.

- Нет.

- А я думаю, что да…

Голос падает на пару тонов ниже. Становится таким…ее фирменным. Сладким, похотливым, соблазнительным. Она аккуратно целует меня в шею, а потом шепчет:

- Хорошо, что ты ее больше не любишь… - еще один поцелуй, - Нечего там любить. Марина твоя не овечка, она была со Стасом…Ты ценил в ней это? Верность? Так нет ее, Сашенька…она обычная шлюха.

Меня эта информация бесит, и я сжимаю ее бедра сильнее, но ничего больше не успеваю сделать. Катя молниеносно опускается на колени и тянется к моему ремню, но сама продолжает:

- А я люблю тебя. Только тебя. Для меня только ты один существуешь, обещаю, родной. Больше о ней ни слова. Заберешь свои вещи — и точка.

Я киваю, а потом с силой подаюсь бедрами вперед и откидываю голову назад. Так то лучше. Да. Никакой Марины.

Но ночью, когда Катя уже спит голая рядом, я захожу на страницу бывшей жены, откуда она смотрит на меня с улыбкой. Последняя запись на ее стене — это кадр из фильма «История Бенджамина Баттона», где он хочет «запомнить нас такими, какие мы есть сейчас». А я хочу? Если так задуматься глобально?

Стас

Мой вечер — это мечта. Я очень люблю свою маленькую девочку, а она любит меня. Аврора не слезает с рук, показывает каждую куклу, которая у нее есть, рассказывает ее историю, и, клянусь, я буквально каждое недосказанное и искарябанное слово ловлю, как что-то невероятно ценное. Как свое сокровище. Из-за работы и из-за того, что мы с Олей не смогли сохранить наши отношения, я лишаюсь стольких прекрасных моментов, что, к сожалению, должен собирать их по крупинкам. Наверно поэтому для меня так много значат даже, казалось бы, обыденные события, такие как «уложить ребенка спать». Для обычных родителей — это скорее бытовуха, а для воскресного папы, к сожалению, самое ценное, что может быть.

- Заснула?

Оля спрашивает тихо, когда я захожу уже глубокой ночью на ее кухню. Она готовит что-то, наверно свой завтрак на утро, а я невольно бросаю на нее слишком уж долгий взгляд. Красивая. Ноги длинные, стройная, подтянутая — Оля внешне идеальна, но так много сожалений в этой идеальности лично у меня.

- Да, - киваю, а потом присаживаюсь на отодвинутый стул и достаю телефон.

Мышка моя молчит. Спит уже, наверно, не ответила. Может обиделась все-таки? Да нет…нормально вроде расстались. Ой, ладно, сейчас я слишком устал, чтобы во всем этом разбираться, поэтому кладу мобильный экраном вниз и откидываюсь назад, прикрыв глаза.

- Устал?

- Много работы.

- И не только?

Усмехаюсь, а потом лениво открываю глаза и смотрю точно на Олю. Она уже оставила овощи, которые варила, в покое, повернулась ко мне лицом и сложила руки на груди. Ну нет…она же действительно очень красива. Оделась еще в шелк, как будто специально! Знает, как мне нравится видеть ее такой…

- Моя любимая ночнушка.

- Что, прости?

Ой, актриса. Типо не понимает, но я же вижу по глазам — еще как. Я ее читаю, как хорошо изученное произведение, то есть до последней запятой, поэтому саркастично поднимаю брови и вздыхаю.

- Думал, что ты выкинула все, что связано со мной.

- Она мне тоже нравится.

ЧТД. Так, вроде, говорили писать, когда доказываешь очередную теорему? Что и Требовалось Доказать? Я плохо разбирался в геометрии, конечно, но отлично разбираюсь в Оле. Что-то задумала…

- Оля, ты сказать что-то хочешь? Если очередной скандал назревает, давай попозже? Я к этому сейчас совершенно не готов.

- Почему ты всегда считаешь, что я с тобой только скандалить хочу?

- Опыт последних двух лет говорит сам за себя.

Она опускает глаза, сама вздыхает, а потом отворачивается к плите, чтобы снять кастрюлю с огня, но я слышу тихое:

- Будто во всем, что случилось, только я одна виновата.

Ох, ну просто прекрасно. Теперь еще слушать, что я подонок? Будто это я изменил ей, а не наоборот.

- Давай не будем.

- У тебя появилась девушка?

Внезапно. Конечно, спасибо, что ты закрыла ту тему, но эту я обсуждать не готов точно также, поэтому тянусь к телефону.

- Знаешь, я, наверно, поеду…

- Да подожди ты! Ладно! Не хочешь об этом говорить? Плевать.

- Что тогда?

- Давай, может, выпьем?

Теперь я уже смеха сдержать просто не могу! Серьезно, блин?! Но да. Серьезно. Для подходит к холодильнику и достает оттуда наше любимое, красное вино. Испания. 2007 год — год нашего знакомства.

- Я…эм…специально покупала. М?

- Не знаю, что ты задумала, Оль, но Аврору увести я не позволю.

- Это уже неактуально.

Ольга ставит передо мной бутылку, рядом кладет штопор, а сама грузно опускается на стул напротив, прикрыв глаза. Хм, интересно, что же случилось? Мне настолько любопытно, что я иду на поводу, беру вино и начинаю открывать, а сам на нее посматриваю. Жду. Расскажет сама или будет дальше ломать комедию? Кажется, Оленька выбирает второй вариант, поэтому я слегка закатываю глаза и все-такки спрашиваю:

- Ну и что случилось?

- Тебе не все равно?

- Оль, да брось, ты же прямо мечтаешь поделиться.

- Давыдов, не будь ты задницей! - повышает голос она, но быстро вспоминает о дочери и сникает, - Прекрати меня подкалывать…

Нет, ладно, тут мои карты биты: Оля не играет, она действительно чем-то очень расстроена, поэтому я уже и не улыбаюсь, а, наполняя бокалы, тихо спрашиваю.

- Ну что произошло? Он тебя чем-то обидел?

- Нет, - она улыбается мягко, подтягивая к себе напиток за тонкую ножку, - Ну как…да? Но это уже неважно. К лучшему все. Не уверена, что сама хотела бы переехать в Испанию насовсем. У меня здесь мама, как никак…не хочу ее бросать.

- Как у Раисы Степановны дела?

- Как обычно. Говорит, что дура я.

- Это она любит…

Смотрю на жену, потом на вино. Ну и? За что пить то будем?

- Давай выпьем за то, что у нас вроде как получилось? - тихо предлагает Оля, будто читая мои мысли, - Ну…быть родителями? Аврора потрясающая девочка…

- Аврора лучшее, что в нас двоих есть. За нее.

Мы коротко чокаемся, потом я делаю глоток, дразня рецептор ярким, фруктовым вкусом любимого вина. Воспоминания сами собой возникают: образы прошлого, как призраки, которые будто кричат — мы всегда будем с тобой. И я это понимаю. Мы с Олей навечно связаны толстыми нитями, как и все, у кого есть общий ребенок — это неизбежно. От этого не спрячешься, не открестишься — просто данность и факт. Мы с ней семья, а семью надо поддерживать.

- И все-таки. Расскажешь, что произошло?

- Он мне изменил со своей секретаршей.

Черт! А Бог все-таки есть, а?! Я не могу сдержать смешка, Оля вдруг сама улыбается, потом бросает на меня взгляд и тихо цыкает.

- Ну да-да, знаю. Поделом мне. Бумеранг.

- Да нет…что ты…

- Брось, Давыдов. Ты меня читаешь, но я делаю это не хуже. Сейчас ты думаешь именно об этом.

Молчу пару мгновений, а потом пожимаю плечами.

- Ладно, отрицать не буду, такая мысль действительно есть.

- Будто ты мог бы это отрицать, господи…

На кухне повисает тишина. Она не напрягает меня, конечно же, но есть в этом во всем что-то странное. Если наглядно: ощущение очень схоже с моментом, когда ты приходишь навестить свою школу, в которой провел много лет. Ты был там когда-то счастлив, временами нет, но место родное, и даже через время встречает тебя тепло. Ты сразу окунаешься с головой в детство, а губы трогает ностальгическая, но по-доброму светлая улыбка.

- Так у тебя есть девушка теперь? - нарушает момент Оля, и я бросаю на нее взгляд, пожимая плечами, потом делаю глоток.

- Не знаю, мы пока не определились с нашими отношениями.

- Ты никогда не мутишь воду на работе. Твои слова.