Дверь открывается, и в комнату проникает Артём; мне его лица не видно, потому что в комнате темно, а свет из коридора лишь подчёркивает эту темноту, но почему-то кажется, что парень расстроен.

– Разбудил? – тихо спрашивает.

Незаметно прячу телефон под подушку, прикрыв это действие одеялом.

– Я не спала.

Он подходит ближе, но складывалось впечатление, будто каждый шаг давался ему с трудом, и он заставлял себя подойти ко мне.

Что изменилось за те полчаса, что меня не было с ними?

– В чём дело? Что-то случилось? – взволнованно нарушаю тишину.

– Даже не знаю, – вздыхает и садится на край кровати; между нами буквально десять сантиметров пространства, и я повыше подтягиваю одеяло. – Могу я задать тебе вопрос?

– Конечно, – киваю.

– Если бы ты могла связаться с тем снайпером, и была уверена, что сможешь выйти на него... Ты бы сказала мне об этом, верно?

Это был один из тех вопросов, которые боишься услышать, и понимаешь, что придётся безбожно врать, если его однажды всё-таки зададут. Если бы я была уверена, что Максу плевать на мою жизнь или он попытается закончить начатое, я бы сдала его сразу и без сомнений, но вся проблема в том, что, даже находясь на волосок от смерти, Макс пытался меня защитить, не думая о себе. И я буду чувствовать себя последней сволочью, если скажу Артёму правду и позволю выйти на его след.

– Если бы я была уверена в том, что мне угрожают, я бы сразу поделилась с тобой, – немного переиначиваю ответ.

Мне не хотелось врать, но и правду я сказать не могла, а такой ответ ложью не назовёшь.

Но Артём не собирался сдаваться – надо же, совсем как Макс.

– Я ведь спросил тебя не об этом, – как-то печально усмехается.

– Разве? – Я вскинула брови. – Ты задал этот вопрос не потому, что беспокоишься о моей безопасности? – Чувствуя, что должна как-то успокоить парня, я прикладываю ладонь к его щеке, и в кожу впиваются колючки трёхдневной щетины. – Думаю, в этом и есть весь смысл. Но в данный момент мне ничто не угрожает, поверь мне – только это и должно иметь значение.

Парень чуть поджимает губы и кивает, ненадолго прильнув к моей ладони, а после отводит взгляд, но на его лице я вижу разочарование. Либо он хотел услышать совсем не это, либо знает что-то, чего не знаю я, либо хотел, чтобы этого действительно было достаточно, но не было, и я не понимала, что хуже. Больше он ничего спрашивать не стал – просто молча вышел обратно, прикрыв за собой дверь, но этот тихий звук показался мне оглушающим, будто вместе с ним только что что-то прервалось. Я снова откидываюсь на подушки, вперив глаза в потолок и думая о том, что события в моей жизни завертелись, как колесо белки, и пытаюсь вспомнить, когда всё успело стать таким сложным.

Я бежала по лесу, чувствуя уже стёршееся из памяти ощущение страха. Лёгкие горели от нехватки кислорода, а сердце выносило рёбра, словно сошло с ума в провальной попытке угнаться за лёгкими. Проклятые деревья всё не кончались, и хотя за мной никто не гнался, я продолжала переставлять ноги на пределе своих возможностей, правда, скорости всё равно не хватало. Постепенно до меня доходит, что это просто сон, и всё закончится в тот момент, когда я проснусь.

Но проснуться не получалось.

Несмотря на то, что инстинкт самосохранения вопил на высоких нотах, я всё же остановилась, чтобы перевести дух. Стволы деревьев в неясном свете луны казались пугающими – да здесь вообще всё пугало, – но я повторяла про себя три слова, которые должны были помочь успокоиться.

Это просто сон.

Постепенно дыхание пришло в норму, но сердце не успокаивалось, продолжая нестись галопом, а нервы натянулись, как тетива. Я оборачиваюсь, чтобы осмотреться, и вскрикиваю, потому что вижу перед собой… Вадима. Я хорошо его знала на протяжении целых пяти лет: весёлый улыбчивый парень с шуткой на любой случай жизни, душа любой компании и просто обаятельный человек.

Но сейчас передо мной словно стояла его жуткая копия.

Его грязная одежда была испачкана кровью, что сочилась из раны на лбу, а стеклянные глаза словно смотрели в никуда – и на меня одновременно. Я инстинктивно отступила на шаг, чтобы увеличить расстояние между нами, и хотела извиниться за то, что втянула его во всё это, но губы словно приклеились друг к другу. Зато его собственные со свистом приоткрылись, когда он произнёс пугающее:

– Ты должна быть на моём месте.

Я резко сажусь на кровати, чувствуя, как к покрытому испариной телу прилипли простыни, и хватаю ртом воздух. Не знаю, кричала ли я или шумела как-то ещё, но в комнату почти сразу ворвался Артём, который бегло просканировал комнату на предмет опасности и только после этого ринулся ко мне, сгребая в медвежьи объятия. Меня гладят по голове, как маленькую, и повторяют те же слова, что я говорила сама себе во сне – это просто сон. Постепенно кошмар отпускает меня, и я успокаиваюсь, вцепившись в крепкие руки Артёма, но кое-что в голове остаётся.

В какой-то степени Вадим был прав.

Когда Артём оставляет меня одну, удостоверившись в моей безопасности, я вспоминаю о Марине. После всех этих событий, что я пережила за последние несколько дней, у меня совершенно выскочило из головы, что она потеряла мужа и лишилась поддержки. Марина и Вадим оба были детдомовцами, ни родных, ни близких не имели, и теперь она осталась совершенно одна. Несмотря на то, что часы показывали ещё четверть пятого, я потянулась за телефоном и набрала знакомый наизусть номер. Если все эти события меня чему и научили, так это тому, что очень просто потерять всё в мгновение ока, а страх услышать «не те слова» настолько глуп, что люди к концу жизни начинают жалеть о многих вещах, которые когда-то не сделали – или сделали не так.

Марина ожидаемо не берёт трубку, но я успокаиваю себя тем, что ещё довольно рано, и она, возможно, перезвонит позже, когда проснётся. Она не может злиться на меня вечно; и хотя это ни в коем случае не может служить оправданием, Вадима никто не смог бы остановить от затеи поехать вместе со мной, раз уж он решил – думаю, что это способна понять даже Марина.

Понимая, что заснуть мне больше не удастся, я накидываю на пижаму халат и топаю на кухню. В других помещениях по-прежнему оживлённо, хотя некоторые бойцы дремали, кто на диване, кто в кресле. Делаю себе огромную кружку крепкого несладкого кофе и сажусь на подоконник; за окном маячит соседняя многоэтажка, с крыши которой не так давно прикрыл нас всех Макс, и я переключилась на эти мысли, чтобы отвлечься. Постепенно на кухню начали подтягиваться бойцы за персональной дозой кофеина, и я наблюдала за их монотонными движениями.

В восемь утра, не выдержав, ещё раз набрала Марину, но трубку снова никто не взял. Теперь на сон списать этот игнор было нельзя: имея двоих детей, которые по натуре своей походили на батарейки Энерджайзер, о сне в такое время не могло быть и речи. Ну что ж, хоть в этой главе моей жизни всё было просто и понятно: меня по-прежнему не хотят ни видеть, ни слышать.

Вот бы и с заказчиками моими так же просто было...

Хоть бы письмо какое с угрозами прислали – желательно, с причиной расправы, – или смс-ку на телефон, а то всё не как у людей.

Чуть позже днём звонит отец – но не мне, а Артёму. Тот даёт ему полный отчёт о том, как мои дела, и чем я занималась последние сутки, и я закатываю глаза к потолку. Только дети так себя ведут, когда обижаются. Подумаешь, со своим несостоявшимся убийцей на контакт пошла... Тоже мне, конец света! Сам каждый день бойцов в горячие точки посылает, и многие из них не возвращаются оттуда живыми, а на меня всех собак спустил!

Есть ли хоть где-то справедливость в этом чёртовом мире?

До обеда я от нечего делать разгадывала кроссворды, которые валялись в верхнем ящике моего стола ещё с тех пор, когда я была студенткой столичного университета. Люди, мечтающие сидеть дома и ничего не делать, просто не осознают всю глупость такой мечты, потому что уже через пару дней можно волком взвыть от безделья и полезть на стену.