Наверное, через километра полтора-два нам попались первые постройки — кривые хозяйственные сараи. Кое-где даже лежали инструменты, вроде бы рабочие и не ржавые. Ещё через метров пятьсот мы выбрались к большой прямоугольной площадке перед расщелиной между скалами. Расщелину закрывали высокие деревянные ворота.

— Ну вот, посмотрели, разведали, теперь можно и домой, — протянул Бран, угодливо улыбаясь. — Смотрите-ка, такую калиточку мечом не прорубить… Давайте съездим в столицу, доложимся Леониду и вернёмся с подкреплением?

Под конец предложения голос его сорвался и дал петуха, что прозвучало совсем уж жалобно. Чейни с сомнением поморщился и уже открыл рот, чтобы что-то сказать, но одновременно с этим ворота противно заскрипели и медленно открылись. К нам вышел горбатый старик, опирающийся на посох.

— С добром или с миром? — поинтересовался он.

— С добром, — заверил Чейни.

— Ну, тогда заходите, дурные здесь места, снаружи шататься опасно.

Бран с облегчением простонал.

— Какое счастье! — выдохнул он и обернулся к охотникам. — Да чего вы стоите? Не обижайте хозяев!

С радостной физиономией он первым заскочил за ворота, и уже за ним последовали его охранники. Охотники притормозили, обсуждая, как лучше поступить.

— Пап, он сказал, что здесь опасно, — произнёс Джорди.

— Пацан дело говорит, — поддакнул кто-то, и следом за ним раздался хор голосов: — За воротами по-любому безопаснее! Да что нам там сделают? Чудаки какие-то… Но это просто чудаки! А здесь где-то Древний бродит!

— Заходим, — сухо бросил Чейни и скользнул в открытые ворота.

Обычная деревня. Заурядная. Даже слишком. Будто очень умело притворяется, чтобы скрыть страшную тайну. Жители деревни не обращали на нас внимания — украшали дома и центральную площадь. Видимо, готовились к какому-то празднику.

Что-то маячило на краю сознания. Я понимал, что вижу что-то странное, но не понимал — что именно.

А потом меня озарило.

Везде был странный идол — существо с черепом вместо головы держало кролика за задние лапы. Тело существа обвивало что-то длинное и сегментированное. Я видел статуэтки этого идола на окнах и на столах — через открытые двери. Его образ был вышит на одежде и нарисован на стенах.

Горбатый старик привёл нас в большой дом — настолько большой, что в гостиной легко уместился весь отряд. Нас рассадили за большим столом, и старик приказал служанкам расставить посуду и притащить еду. Квиннеля перенесли в небольшую спальню и уложили на кровать.

Чуйка подсказывала, что мы вляпались в огромную кучу дерьма. Я не притронулся к еде и подал знак, чтобы охранники Брана тоже ни к чему не прикасались. Бран обжирался за себя и за Сашку… то есть за весь отряд.

Когда все сыто откинулись на спинки стульев и отставили тарелки, горбатый старик внезапно вынырнул из ниоткуда — буквально соткался из воздуха.

— Сегодня наш народ отмечает праздник! — возвестил он. — Мы приглашаем вас принять в нём участие!

— Нет, пожалуй, мы откажемся… — начал Чейни.

Но старик его перебил:

— Отказ — это оскорбление, — и уставился, пристально так, выжидательно.

Чейни помычал, потоптался да и согласился. Охотники высыпали на улицу, мы вышли за ними. Горбатый старик отвёл нас на центральную площадь деревни, где уже возвышался столб, под которым лежал хворост. Я приготовился драться не на жизнь, а на смерть, но мои спутники… Только охранники Брана заподозрили неладное, оглянулись на меня, словно ожидая приказа.

А вот остальные…

Бран с нетерпением ожидал представления, то и дело откусывая от куриной ножки, которую с собой прихватил. Охотники уже осмелели и, не скрываясь, обсуждали, насколько же деревенские — отсталый народ, а Чейни важно пыжился и прохаживался перед ними вперёд-назад, как генерал перед своей армией. Джорди втихаря отступал ко мне.

— Друзья! — горбатый старик вышел к столбу и воздел руки к небу. — Сегодня прекрасный день, когда Тхакалджа вновь просыпается после долгой спячки! Мы подготовили щедрое подношение, и, быть может, именно сегодня он откликнется на наши призывы и явит нам свой священный лик!

Толпа загомонила и тоже подняла руки.

— Наше подношение никогда не было столь щедрым! — исступлённо проорал Горбач. — Пусть же его поглотит пламя!

Деревенские расступились, пропуская небольшую процессию — трёх мужчин и трёх девушек. Они с безмятежными лицами ступили на сухие ветки, поднялись к столбу и сели, и в этот момент Горбачу передали горящий факел.

Пока Чейни и остальные охотнички раззявили рот и тупо пялились на происходящее, я сделал знак четырём охранникам и выступил вперёд.

— Прекратите! — рявкнул я. — Праздник отменяется, все расходятся по домам!

На меня никто не обратил внимания, и тогда я достал из-за спины косу и ударил по Горбачу — по ноге, чтобы напугать, но не покалечить. Коса застыла на половине движения — сильный, но узконаправленный поток воздуха остановил её и медленно, но верно отклонял обратно.

Я сопротивлялся изо всех сил, но в итоге коса вырвалась у меня из рук и отлетела в сторону. В это мгновение вокруг меня и охранников закрутился торнадо — мы стояли в оке бури, в безопасности, но выбраться наружу не могли.

Охотники и не пошевелились — их лица вытянулись от испуга, и до меня донеслись их крики: “Плеяда!”, Бран блевал в сторонке. Плеяда — это пятая ступень, всего шаг до вершины! Я не мог ничего сделать и в бешенстве наблюдал, как Горбач подносит к хворосту горящий факел.

Огонь вспыхнул мгновенно. Шестеро несчастных не были связаны — они могли бы легко сбежать, но и не пытались. Горели молча, даже не дёргались. Только когда пламя полностью потухло, торнадо вокруг нас исчез. Во мне проснулась жесточайшая кровожадность, когда деревенские потянулись к трупам, держа в руках тарелки. Они жадно отрезали обгоревшее мясо, некоторые даже пробовали прямо там — с ножа.

Бран, который только-только оклемался, снова согнулся, сотрясаемый рвотными спазмами.

— Угощайтесь, — великодушно предложил Горбач и явно оскорбился, когда все дружно послали его куда подальше. Он осклабился и указал на дом: — Тогда проходите обратно.

Я подобрал косу и тихо спросил у Брана:

— Какая у этих людей сила?

Он вытер рот и еле слышно пробормотал:

— Прото, но большая часть — вырожденцы.

Вырожденцы. Мне о них говорил Риардон — люди, которые не пробудили Созвездия. Что ж, это обнадёживает. А что расстраивало так это то, что Охотники не собирались драться. Козлы и уроды. Вместе с охранниками Брана их больше двадцати человек, они бы могли вымотать Горбача, заставить израсходовать всю магию, а потом просто прирезать. Да, больше половины бы точно погибло, но хотя бы кто-то выжил… Меньшее зло, блин.

Однако охотнички струсили, а я против Плеяды не выстою и минуты — разные весовые категории. Поэтому пришлось стиснуть зубы и подчиниться.

Мы вернулись в знакомую гостиную и вновь расселись за столом. Горбач внимательно за нами следил. Наши взгляды встретились, Горбач отступил, зябко поёжился и недоумённо нахмурился, явно не понимая, что его напугало. Когда все устроились, он сообщил:

— Тот, кто не присоединится к празднеству, станет кормом.

— А ещё можно присоединиться? — несмело уточнил кто-то из охотников.

— Да.

На мгновение повисла тишина, а потом пятеро охотников поднялись и, не сказав ни слова, вышли на улицу.

— Ну что же, — улыбнулся Горбач, обведя нас взглядом. — Вы выбрали свою судьбу.

Я только и успел, что три раза постучать по столу, как по ногам пронёсся сильный сквозняк, лавочка накренилась, а пол под ногами провалился. Ещё секунда — и я полетел в непроглядную темноту.

Полёт был коротким. Упал я на каменную тускло освещённую площадку — слабое сияние исходило от голубых грибов, которые росли кучками по пять-шесть штук. Рядом шмякнулся Бран, чуть в стороне кряхтели охранники. Последним приземлился Джорди и, как только оклемался, начал восторженно осматривать пещеру и лапать светящиеся грибы.