Воин, стоявший возле меня, отдал приказ подогнать повозку как можно ближе, намотал и без того короткую цепь на кулак, приподняв мое тело над землей, и поволок меня в сторону дороги. В этот момент от нахлынувшей лавины из боли и отчаяния я потеряла сознание…

Я плакала, скулила, боясь пошевелиться, лежала на голых досках в тележке для вывоза мусора и чувствовала, как на каждой кочке кости в местах переломов смещаются все больше и больше. Меня везли на окраину города, в знаменитую темницу — крепость Торкер, откуда живым еще никто не выходил. Конечно, в душе еще теплилась надежда, что за время нашего следования кто-то неожиданно придет на помощь и спасет меня, но все ожидания оказались лишь глупыми девичьими мечтами. Все, на что я могла надеяться, это то, что Всевышний пошлет мне быструю смерть.

Еще через час мое тело сгрузили и, дергая за цепь ошейника, заставили ползти в сторону огромного черного каменного здания. Стараясь не думать о том, что мелкая галька до крови сдирает кожу на ладонях, я ползла. Опиралась на неповрежденную руку, отталкивалась ногами, но ползла, понимая, что если начнут тянуть за цепь, ошейник снова вопьётся в шею острыми металлическими шипами.

А потом меня ждал мой персональный ад. С пытками допросами и голодом. Мне приписывали какие-то несуществующие преступления против страны, короля и человечества в целом. Пытали и снова пытали. И на краю едва удерживающегося сознания в память уверенно врезалась мысль о том, что ни разу мне не дали подписать ни одного документа, а значит меня действительно подставили. И целью было не просто сдать властям, а изувечить или свести с ума. Почему не убили сразу? Видимо, ожидали приказа.

Наверное, прошел месяц. Или меньше, не знаю. Сложно сказать, потому что находясь на краю бездны непонятно, где день и где ночь. К тому же мне не у кого было спросить.

Но когда после всего этого я оказалась на отверженном полуострове, была уже яркая и насмешливая осень…

Я уже не ждала спасения, не желала жить. Переломы не срастались, раны покрылись нарывами. За мной перестали приходить в камеру, не меняли подстилку из соломы, через щель просовывали чашку с водой и замоченным в ней куском хлеба, который и хлебом то не был, а так — кусок спрессованных отрубей.

Я сдалась. Пила, но не ела. Вспоминала детство, проведенное в детском доме, строгую, но очень добрую в душе няньку цори Берген, которая была по сути нам вместо матери, своих друзей и то, как мы верили в свое светлое будущее после первого бала во дворце.

Кирон стал зельеваром, его познакомили с профессором Чичиваром и тот, имея привычку помогать сиротам, определил его на учебу в столичную академию. Мы часто виделись, ведь официально я тоже училась в той же академии на историческом факультете, только имела дополнительные индивидуальные занятия. Впоследствии Кирон открыл свою аптеку, и изредка, по старой дружбе, помогал мне с запрещенными препаратами.

Меги и Бетси стали няньками-гувернантками при хороших семьях в столице, преподавали иностранные языки и географию, в целом и жили неплохо. Меня же черт угораздил попасться на глаза на своем первом балу Главе тайной разведки, а она уж вцепилась в меня словно клешнями и убедила учиться в Тайной королевской школе агентов. Только зачем это все было, если в итоге я все равно оказалась в темнице?

Когда мои воспоминания пошли по двести какому-то кругу, за мной пришли. Выволокли на куске мешковины, на которую обычно кидали солому, — идти я не могла. Дотащили по лестнице до первого этажа, затем так же волоком во двор, а там уже посадили в клетку.

Вереница клетушек, подобных моей, каждая меньше метра площадью, была прицеплена к большому грузовому автокапу.

Щурясь от яркого солнечного света, я разглядела подобных мне бедолаг. Все они также лежали на полу, и практически никто уже не реагировал на происходящее. Цепные уродливые псы прогуливались вдоль состава, принюхиваясь к нашим грязным телам, рычали, выказывая свое недовольство. Стражников практически не было: вряд ли кто-то из нас мог вообще совершить побег — к моменту казни мы уже были практически трупами.

Вереница клетей дернулась, автокап издал протяжный звук три раза и медленно тронулся с места. Нас повезли на центральную площадь на прилюдную казнь — самую популярную забаву у местного населения. Только в отличии от давних времен на площади не стояли толпами простолюдины-зеваки. Вокруг эшафота располагались ровные ряды удобных кресел, все до единого занятые важными персонами, которые по достоинству могли оценить работу регулярной армии. Ведь в крепости Торкер содержались только самые отъявленные преступники. К примеру, такие как я.

На нашу процессию напали внезапно. Клин сопровождающих воинов, идущих своим ходом возле первых клеток — практически наравне с еле ползущим автокапом, разбили сразу. Услышав шум, я подняла голову и по достоинству оценила слаженную работу нападавших. Тела стражников со свернутыми головешками лежали уже на обочине дороги. Но как бы ни было интересно, я устало прикрыла глаза и пожелала, чтобы нападавшие быстрее забрали кого им там надо и отправились восвояси, а оставшихся наконец-то казнят.

Когда обезоружили вояк, плетущихся с псами в конце колонны, автокап остановился. Лишь редкие стоны и хрипы заключенных разрезали воцарившуюся тишину. Я считала удары своего сердца — медленные, с перебоями и, разомлев на солнышке, дремала…

Вдруг совсем рядом послышался цокот лошадиных копыт. Всадник остановился возле моей клетки, раздался оглушительный свист. Через минуту подъехал новенький скоростной автокап — я определила это по практически бесшумной работе движущего механизма. Дорогая игрушка, редкая. Интерес все же заставил меня приоткрыть глаза.

Из автокапа вышли трое — в черных одеждах и без каких-либо опознавательных знаков. Но отчего-то я почувствовала — это наши. Они подошли к моей клетке, сорвали замок и, разломав деревянные прутья одной из боковых стенок, аккуратно извлекли мое измученное тело наружу. Затем завернули в одеяло, уложили на заднее сидение авто, и на бешеной скорости, на которую только способен был этот дорогущий агрегат, вывезли из ненавистной столицы Франдерии…

Еще не забрезжил рассвет, и в комнате хозяйничал серый полумрак, разгоняемый лишь ночником с тусклым магическим светлячком. Но этого было достаточно, чтобы успокоиться, привести мысли в порядок и начать думать логически.

Я открыла ящик небольшого комода с зеркалом, достала оттуда бумагу и несколько угольных тонких карандашей, предназначенных для рисования.

И написала несколько имен, важных для меня.

"Юсив Мэйсир — агент в отставке, подданный королевства Версарии."

Здесь все, впрочем, как и у меня. Хотя официальной отставки мне не дали. Жива, и на том спасибо.

"Катарина Блич — глава Тайной разведки."

Женщина, которая настояла на том, чтобы меня, сиротку, отдали под ее покровительство. Говорят, что для этого нужно разрешение принца. Но Катарина настолько влиятельная фигура, что, думаю, принц не особо сопротивлялся.

Я редко виделась с этой величественной и жесткой женщиной. Впервые это случилось на балу, где молодой король отчего-то положил на меня глаз, и если бы не вмешательство Катарины, быть мне его очередной подстилкой, забытой через неделю. Поэтому, несмотря на страх и трепет, я ей была безумно благодарна за этот факт спасения.

Во второй раз мы увиделись через неделю. Она посетила меня в сиротском доме, пригласила на прогулку и объяснила перспективы, которые открывались передо мной, если я соглашусь быть тайным агентом Королевской разведки.

Будучи на службе у короля, мне полагалось огромное жалованье, отдых на море, лучшие лечебницы, ежемесячное обновление гардероба за счет казны (не по прихоти, конечно, а по необходимости), путешествия по миру, бесплатное питание и прочее, что можно отнести к категории "пыль в глаза".