Из-за дерева вышел здоровенный мужик в бараньем полушубке в теплую на юге пору года. Неподпоясанный, без шапки, по мнению Лихого, похожий на классического бомжару. Бровей и ресниц на лице не видно, карноухий, правое ухо отсутствовало вовсе. Борода козлиная, клинышком, редкие волосы зачесаны налево. Лиходеев хмыкнул, еслиб не бороденка и отсутствие уха, вылитый Адик Гитлер, собственной персоной. Хоть сейчас бери его и кино про войну снимай. Нда! За плечами у незнакомца висела дорожная котомка.

—  Прав, смертный, — остановил свой взгляд на ветряке, совсем не заботясь о том, что пятеро воев готовы наброситься на него и порубать в капусту, повторил незнакомец. — Плохое место, чертова мельница. Перуницы второй день поджигают, да все без толку.

Егор чуть расслабился. Коль пошел разговор, стало быть не до драки дойдет. Молвил:

— Кто ж так поджигает? Ну ветер ладно…, а дождь-то зачем? Сырое плохо горит. Им бы бензинчиком жилищный сектор окропить, а они водой.

— Так ведь как умеют. У них одно без другого не получится.

—  Ты кто?

—  Не узнал? Хозяин я здешний. Людины по разному называют: вольный, ляд, лесовик, шатун, дикинький мужичок, цмок, царек с золотыми рожками. Хм! Где они рожки-то золотые увидали, право не знаю. Иные лесовым царьком величают, господарем над лесом.

— Леша-ак!, — Воскликнули разом Богдан со Смеяном.

— Во-во! Правильно. А то уж я думал…

Мужик подошел ближе, вперился взглядом в глаза Лиходееву, признав в нем старшего. Пояснил поконкретней:

— Сей ветряк, прибежище нечистой силы. Здесь тринадцать чертей трудятся неустанно, людские косточки перемалывая.

Лихой осклабился. Оно конечно может этот мужик и верховенствует в лесу, но преврать мастак. Ну откуда столько костей, да еще людских, набрать можно? Задал наводящий вопрос на эту тему.

— Так ведь на все реальности вселенной, а их поверь бесконечное множество, ад византийский только один. Вот когда грешники свой срок «отматывают», людской материал из чистилища распихивают по разным инстанциям, а кости на мельницы отправляют.

— Что ж лопасти на месте стоят, не крутятся?, — Уже по другому, как бы оценивающе, смотрел Лихой на светящееся огнем строение. Удивляться чему либо в этом мире пора настала прекращать.

Лешему нравился адекватный смертный. Действительно лидер, хоть и молод совсем. Остальной-то народишко испуган. Вон как в мечи вцепились, аж кожа на косточках рук побелела. Обычное дело, боятся.

— Так известно, почему, — ответил нежить, ватажку людин. — Ровно в полночь запустят. Завертится, дай срок! Аж до третьих петухов пляски да игрища нечисть устроит. Житья от них ни нам, ни людям не стало. Такое соседство и лесу плохо.

— Так пока белый день стоит, подойди да сожги!?

— Ага. Умный! Люди лысой горы боятся, а нас, нежить, обережная черта через себя не пущает.

— Что ж, так и будешь терпеть такое соседство, хозяин?, — хмыкнул Егор.

— А ты помоги.

— Как?

— Придумай. Ты же умный.

— Эх! Самому б кто помог.

— А в чем надобность?

—  В Чернигов торопимся. Опаздываем. Княжну выручать нужно.

Если бы можно было услышать мысли, то от скрипа лешаковых извилин проснулся бы весь лес. Лиходеева изыскания нежити не цепляло, у него своя дорога и кроме него ее пройти некому. Народ же окуклившись от присутствия лешего, наблюдал за действиями своего атамана. Лешак придя к какому-то выводу, озвучил свои умозаключения:

—  Могу быстро перебросить вас верст на двести к стольному граду, дальше урочища другого хозяина, не моя земля.

Лихой напрягся. Двести по местным меркам расстояние приличное, его еще пройти нужно. Соглашаться. Непременно соглашаться!

— Двести, говоришь?

— Не далее.

— А как?

— Лесавок напрягу. Закрутят каруселью, и порывом ветра унесут вас в нужную сторону.

— Так-так!

Только Лихой хотел соглашаться на сделку, когда позади кто-то подергал за рукав. Рассудительный Вторуша зашептал в ухо:

— Обманет, боярич. Скольких людин по лесам морочит, не счесть. И тебя обманет. Ежели по другому нельзя, хай именем Велеса клятву принесет.

Леший не подвел, поклялся. Видно здорово припекло соседство с нечистым. Лиходеев не собирался впутывать в аферу всю свою братию. Визуально изучал чертово пристанище. Между тем, почти стемнело совсем. Моросящий дождик и ветер ущухли, мерзопакастная сырость осталась. Оглянулся на местного красавца, спросил:

— Пока меня не будет, моих орлов приюти, обогрей…

— Ага, и накорми. — продолжил мысль лесной господарь.

— Нет, поесть они и сами сгоношат.

— Договорились.

С ветви березы, будто в подтверждение договора, раскатисто подала голос ворона, слетев, уселась на плечо лешаку.

— Ну, чего тебе, карга старая?

Та словно отвечая, снова подала голос:

— Ка-а-а-г-г!

— Ага, на мельнице первый игрец появился. К полуночи все тринадцать собирутся.

— Почему игрец?

— А они в карты горазды играть. Вот одно из прозвищ и назвал.

— Так-так! А на что играют? Ставки какие?

— Ну уж не на интерес. В ход монета идет, желание, на душу играют.

— Денег у меня точно нет. Выходит, что кроме души на кон и поставить-то нечего. Ничего мне бы только войти туда, а там разбирусь, что к чему. Даст бог не пропаду.

Прислушивавшийся к разговору Богдан отвязал от пояса кошель, подойдя протянул Егору.

— Держи. Это батька на крайний случай дал. Там не много, но золотишко. Пригодится.

— Вот это дело.

Лесной господарь подмигнул Лихому.

— Ну и я тебя не с кондачка посылаю. Сейчас…

Растворился прямо на глазах, будто и не было никогда, не стоял, не разговаривал. Народ заволновался. Только наладились взаимоотношения и вот, опять непонятки. Материализовался. Протянул Лихому ладонь, на ней стопкой дубовые листья лежат. Сказал:

— Вот, от меня. Тридцать шесть листов. Ежели совсем припрет, постарайся поменять колоду на это. Только помни, что если после такой игры жив останешься, игральные карты в руки брать тебе заказано. Судьбу проиграешь.

— Ну, как говорится и на том спасибо. Теперь уходите, легализоваться буду, так что вы мне здесь только помеха.

Как только пропеллер на мельнице сделал первый оборот и у нечистых началась работа, у двери чертового пристанища появился всадник на лошади. В открывшийся дверной проем выглянули сразу три свинорылые хари с рогами на лбах, подсвечивая светильником, с интересом наблюдали за манипуляциями ненормального смертного, самостоятельно пытавшегося залезть в дерьмо. Тот в свою очередь, невозмутимо привязывал к щелястой колоде лошадиный повод. Упиравшаяся скотина, кося глазом на нечистую силу, упорно пыталась вырваться и сбежать. Изнутри строения раздался громкий начальственный голос, заставивший наблюдавшую нечисть поежиться:

— Вы, что там, уснули? А ну за работу!

— Так тут, это…!

— Кого там еще черти принесли?

Самый мелкий, скорей всего и самый говнистый в коллективе, ощерившись проблеял отповедь внутрь мельницы:

— Сам посмотри, — и тихо добавил. — Злыдень!

На пороге, напротив освободившегося Лихого, материализовался хозяин начальственного голоса. Умудренный жизнью седой черт, в самом расцвете сил, ростом под два метра и весом все полтора центнера. Сначала опешил, потом придя в норму, разулыбался нежданному гостю. Поприветствовал:

— Заходи, гостенек! Только тебя нам и не хватало! С чем пришел? Может какую помощь оказать? Так ты говори не стесняйся!

Яростно зыркнул на своих.

— Кыш, мелкие! Быстро на стол собрать, гость у нас!

Уже сидя за столом напротив Егора, сложив руки как первоклашка за партой, можно сказать с любовью вглядывался а глаза пришлому смертному. Лихой неторопливо вел свою партию общения с лукавым:

— Издалека я. Непогода да ночь застала. Места глухие, вот и заглянул на огонек, пристанища попросить. Пустишь ли переночевать?

— Э-хэ-хэ! Грехи ваши тяжкие! Пустить-то пущу, только ночевать не придется. У нас в сю пору самая работа и есть. А ежели ты к нам попал, выбирай сам чем развлекать будешь?