Ксюша убрала со стола грязную посуду, вымыла ее и пошла в комнату застилать постель. На скомканном одеяле, свернувшись в клубок, сладко спал Мишка, прикрыв нос пушистым хвостом. «Значит, будет мороз», — подумала Ксюша. Дед Савелий говорил, что животные заранее чувствуют перемену погоды. Если собака спит, прикрывая нос хвостом, а кошка лапой, — значит, ночью или на следующий день здорово похолодает.

Ксюша согнала Мишку с постели. Он недовольно заворчал, потянулся, раззявив клыкастую розовую пасть, и полез досыпать под тахту. Ксюша аккуратно застелила тахту клетчатым пледом, потом подмела квартиру. Ну вот, кажется, и все. Порученные дела сделаны, можно приниматься за свои.

Ключи от квартиры лежали в коридоре на подзеркальнике. Ксюша надела шубку, сунула ключи в карман и решительно захлопнула входную дверь за собой.

Вчера, когда Ксюша ждала маму и Новиковых в проходной, ей не терпелось поскорее рассказать о записке Игоря Владимировича и о том, что Тиму теперь вылечат. Но когда мама и Новиковы пришли, Ксюша вдруг подумала: а что, если Тиму не смогут вылечить? Все обрадуются, станут хвалить Ксюшу, а Тима будет по-прежнему сидеть у окна худой и бледный… Нет, она не скажет ни одного слова. Даже Саньке. Пусть Тиму сначала вылечат.

Спускаясь на лифте, она пожалела, что не узнала у Саньки, где Тимино окно. Ничего не поделаешь, придется обойти весь дом, заглядывая в окна первого этажа. Конечно, Тима удивится, когда увидит под окном незнакомую девочку. Ну и что? Все люди сначала незнакомые, а потом знакомые. В большом городе, конечно, другое дело, а вот в деревне, куда они с дедом за пшеничной мукой ездили, все с ними здоровались. Это приятно: сразу перестаешь чувствовать себя чужой.

Двор перед домом был огромный. Его даже нельзя было назвать двором. Просто громадное поле, заваленное снежными сугробами, а из сугробов торчат тоненькие голые деревья.

Вокруг дома шла асфальтовая дорожка. Снег с дорожки был сметен на газоны. Ксюша пошла по дорожке вдоль дома, наступая сапогами на прозрачный ледок, затянувший лужи. Ледок трещал под ногами, как тонкое стекло.

Первый этаж дома оказался высоко, выше Ксюшиной головы, и снизу ей были видны только цветочные горшки на подоконниках. Но она все шла и шла, упрямо надеясь увидеть за темным стеклом бледное лицо Тимы.

Возле последнего подъезда на обледенелой скамейке сидел мальчишка в черной лохматой шапке с оторванным ухом и прилаживал крепление к лыже. Он то и дело дул на красные пальцы и был зол на весь мир.

Ксюша подошла и остановилась. Было бы здорово, если бы мальчишка дал ей пробежаться на лыжах по этому снежному полю. Правда, самой Ксюше еще не приходилось прокладывать лыжню. Это делали обычно дед и отец. Но здесь и снег, наверное, не такой глубокий.

— Чего уставилась? — буркнул мальчишка.

— А что, нельзя?

— Проваливай своей дорогой. Здесь не цирк.

— Я и сама догадалась, — миролюбиво согласилась Ксюша, — в цирке звери дрессированные, а ты дикий.

— Чего? Чего?

Мальчишка выронил лыжу и вскочил, сжав кулаки.

— То, что слышал, — сказала Ксюша.

— Нет, ты повтори!

— А то что? Ударишь, да? Ах, как я испугалась!

Мальчишка презрительно фыркнул и сплюнул Ксюше под ноги.

— Девчонку? Руки неохота марать…

— Скажите пожалуйста! — возмутилась Ксюша. — Девчонки, бывает, еще лучше умеют драться!

— Три ха-ха! В косы друг другу вцепятся и пищат, как кошки.

— Да? А самбо не хочешь?

— Чего? Самбо? Не свисти!

И тут Ксюша не выдержала. Она изо всех сил старалась держаться спокойно и гордо, но презрительный тон мальчишки окончательно вывел ее из себя. Да кто ему право дал считать девчонок хуже? Ну, уж нетушки! Нахалов надо учить!

Ксюша метнулась вперед, захватила его правую руку по всем правилам учебника, мгновенно повернулась к нему спиной, так, чтобы его правая рука оказалась у нее на плече, и резко наклонилась вперед. Мальчишка перелетел через Ксюшу и грохнулся к ее ногам.

Все произошло так быстро, что он, уже сидя на ледяной дорожке, все еще не мог опомниться.

— Ты что? Ты что, с ума сошла?! — заорал он наконец.

Ксюша гордо молчала, наслаждаясь победой. Жалко, что Наташе тогда вывихнула руку, а то бы Ксюша еще и не таким приемам успела научиться.

— Вот это да! — крикнули из подъезда, и оттуда выбежал еще один мальчишка, тощий, как цыпленок, с острым красным носиком.

— Ничего себе молодежь растет на нашу голову! — восхищенно сказал он. — Откуда ты возникла? Я тебя раньше не видел. Юрка, вставай… Бой был честный, я видел. Разве девчонок принимают в секцию? Туда только парней записывают, да и то с четырнадцати лет. Я пробовал, знаю.

— А я сама, — сказала Ксюша, — по книжке.

— Брось… Хотя да, — он засмеялся и вытер варежкой мокрый нос, — картина была что надо!

Юрка поднялся, надел шапку и обиженно пробурчал:

— Хватает, дергает… Рада, что научилась. Я к тебе первый лез, да? А тебе, Колька, хорошо смеяться, тебя бы так…

Колька виновато шмыгнул простуженным носом и сказал примирительно:

— Ладно тебе… подумаешь, разок бросили, зато по правилам. Обидно, когда не по правилам, а когда по правилам, тогда честно. — Он повернулся к Ксюше. — Правда, откуда ты такая?

— Из Сыктывкара.

— Из Сыр… Сык… Это что, район такой новый?

— Из Сыктывкара, — поправила Ксюша. — Это столица целой Коми-республики, если хочешь знать.

Мальчишки переглянулись. На лицах у них было такое удивление, словно Ксюша прилетела с другой планеты.

— Это где? — спросил Юрка. — На Севере или в Казахстане?

Ксюша засмеялась, хотя ей было обидно за свою республику.

— Не там и не там. Сторона Коми знаете какая большая? В Воркуте еще зима, а в Сыктывкаре уже весна… За один день на самолете не облетишь. А лес у нас такой… такой, что вы такого и не видели даже! И Бумажный комбинат, и шахты, и… все есть! Все, что хочешь! Я с дедом Савелием и на охоту ходила, и на рыбалку!

Теперь мальчишки смотрели на нее с откровенной завистью.

— А в Ленинград ты надолго?

— Нет. Завтра или послезавтра улетим.

Колька вздохнул. Острый носик его горел огнем и распухал просто на глазах. Он то и дело вытирал его варежкой.

— Везет же людям… Я еще ни разу не летал. Юрка летал, а я нет.

Юрка важно кивнул и сказал с безразличием бывалого летчика:

— Я на всех самолетах летал. Ничего особенного. А ты к кому приехала?

— К Новиковым.

— К Саньке Новикову? — удивились и обрадовались мальчишки. — Мы с ним в одном классе учимся.

Ксюша забеспокоилась. Если Санькины одноклассники дома, может, и он уже пришел? А вдруг у него ключей нет? Но ведь еще рано…

— Разве уроки уже кончились? — спросила она.

Колька засмеялся.

— Нет. У меня ангина, а Юрка за компанию в школу не пошел. Раз мы друзья, — значит, все пополам. Все равно послезавтра каникулы. Одному-то скучно болеть.

— Еще как скучно, — согласилась Ксюша.

Вот это настоящие друзья, подумала она. А Наташка ни разу не осталась дома, когда Ксюша болела… и еще уроки заставляла делать.

— У меня тоже одна настоящая подруга была, только мы с нею поссорились.

— Насовсем?

— Не знаю, — Ксюша вздохнула, — может, и насовсем.

— А мы с Юркой один раз всего поссорились. На прошлой неделе. Нам задачку трудную задали, а по телику кино интересное было. Ну, думаю, завтра у Юрки перед уроками спишу. А он тоже кино смотрел и думал, что у меня спишет. Так нам обоим по паре и влепила училка. Мы с ним сначала поссорились, а потом помирились. Раз обоим одинаково, верно?

— Конечно. Раз вместе, тогда другое дело. А мы с Наташкой всегда вместе уроки готовили. Только она списывать не давала.

— Знаем таких. В отличники лезут, — презрительно сказал Юрка.