В комнате было совсем светло. Солнечные лучи квадратом лежали на подоконнике. А из-за окна, снизу шел слитный гул, словно там была не улица, а цех бумажной фабрики…
За стеной, в соседней квартире, громко играло радио. Наверное, соседи всей семьей делали утреннюю зарядку.
Сколько же сейчас времени? Наверное, много. Странно, почему мама не разбудила ее? У них же сегодня столько дел! Эрмитаж один чего стоит. Он, наверное, как сказочный дворец, весь из белого мрамора… А на Невском везде красные флаги, раз в этом городе родилась революция.
Ксюша взглянула на стол. Санькиного портфеля не было. Значит, он уже ушел в школу. Вот бы посмотреть хоть одним глазом, что делается сейчас в Ксюшином классе… Софья Петровна, конечно, очень удивилась, что Ксюша так внезапно улетела в Ленинград. И все ребята удивились. Интересно, Наташка тоже удивилась, или нет? Раньше, до ссоры, они даже на один день не расставались просто так… Может быть, Наташа все-таки скучает без нее? А если нет? Ну и пусть. Пусть даже радуется, что Ксюша уехала…
Ксюша будто наяву увидела Наташу, как она ходит по классу, трясет голубыми бантами и радуется, что Ксюши нет… Пустое место рядом с Наташей за партой… А может, уже и не пустое? Может, Софья Петровна посадила рядом с Наташей кого-нибудь… да ту же сонную тетерю Галку Серегину, чтобы Наташа помогала ей по русскому. А потом они вместе пойдут домой… Интересно, с кем Наташа будет теперь бегать на лыжах во время каникул? Эта Серегина на ногах-то еле стоит, не то что. на лыжах.
Ксюша сердито помотала головой, чтобы прогнать тоскливые мысли. Ей стало вдруг невыносимо обидно… ну, просто хоть плачь! Она торопливо вытерла мокрые глаза. Ну, уж нетушки, плакать она не станет. Было бы из-за чего.
За стеной на кухне полилась из крана вода. Звякнула чашка. Послышался негромкий мамин смех. Со вчерашнего дня она ходит веселая и смеется над каждым пустяком. Палец покажи, а она смеется. Значит, отец действительно поправляется и через три, нет, уже через два дня, как обещал Игорь Владимирович, выйдет из больницы. Скорей бы!
Ксюша надела платье и вышла в кухню, радостно вдыхая запах горячих блинчиков с мясом.
Солнце и здесь лежало квадратиками на подоконнике, точно заглянуло на минутку и сейчас уйдет. Совсем юное, по-зимнему робкое мартовское солнышко, едва только начало набирать силы, чтобы подняться выше и по-хозяйски расположиться на улицах и в квартирах.
— Ага, соня-разсоня, проснулась! — сказала мама, улыбаясь. — А мы-то думали, что ты проспишь до обеда. Ну, рассказывай, что ты видела во сне и на новом месте?
— Дракона! Зеленого-зеленого, с глазами, как блюдца! Он летел и пел: «На зарядку, на зарядку…»
— Ксения, не смеши меня, — сказала тетя Наташа жалобно, — а то я пролью чай и закапаю платье… Сегодня я обязана выглядеть, как киноактриса.
Только теперь Ксюша обратила внимание, что тетя Наташа одета и причесана так, словно собиралась в театр. На ней было узкое черное платье с громадными белыми, как у мушкетеров, манжетами и таким же воротником, приподнятым сзади. Наверное, поэтому она пила чай стоя, стараясь держать чашку подальше и, делая очередной глоток, по-гусиному вытягивая смуглую шею.
Значит, тетя Наташа будет сниматься в кино? Ой, как интересно! Митрохина просто завянет от зависти, когда узнает, что у Ксюши есть знакомая, которая снималась в кино.
— Тетя Наташа, а вы в каком кино будете сниматься? В настоящем художественном?
Тетя Наташа с недоумением взглянула на Ксюшу, а мама рассмеялась.
— Держи выше, детеныш! Тетя Наташа сегодня докладывает ученому Совету института результаты своей работы. Не бледней, Натка, я уверена, что доклад пройдет на «ура».
— Тьфу! Тьфу! — испуганно воскликнула тетя Наташа.
Она поставила чашку в раковину и села на табуретку, потирая виски дрожащими пальцами.
— Я считаю, что рано делать выводы… если бы не настойчивость Дмитрия Ивановича, я не стала бы сегодня докладывать… ни за что не стала бы… меня засмеют…
Ксюша поежилась. Босые ступни мерзли на холодном линолеуме. Она тихонько села на табуретку возле мамы и поджала под себя ноги.
«Что же это получается, — удивленно подумала она, — значит, и взрослых могут заставить делать то, что они не хотят? Интересно, а папу смог бы кто-нибудь заставить? Ха! Так он и дался, пусть только попробуют. Тетю Наташу, конечно, запросто… вон она какая худая и слабая».
Ксюше сделалось жаль ее. Дядя Павел, наверное, ничего не знает, а то разве бы он дал ее в обиду?
— Тетя Наташа, а вы возьмите и откажитесь. Не имеют права насильно.
Тетя Наташа перестала потирать виски и, наклонив голову, удивленно посмотрела на Ксюшу поверх очков.
— Отказаться? Как это я могу взять и отказаться?
— А что? Запросто. Скажите: не хочу, и все.
— Не хочу, и все? Так просто? А если надо, тогда как быть?
Ксюша обиделась. Здрасте, она же еще и виновата… С этими взрослыми лучше не иметь решительно никакого дела. Возмущаются, спорят, наговорят сто слов, а потом скажут: «Надо» — и все. Как будто это «надо» самое главное слово.
Мама положила блинчики на тарелку и придвинула ее Ксюше. Потом налила в чашку крепкого чая.
— Ешь и не вмешивайся в разговоры старших.
А кто вмешивается? Никто и не вмешивается. Слово сказать и то нельзя. Ксюша скривила губы и начала обводить вилкой синий квадратик на клеенке. Пусть мама теперь и не надеется, что она будет есть противные блинчики.
— Ксения, не капризничай. Ешь.
— А я, между прочим, еще не умывалась.
— Ну, знаешь… — сказала мама. — Сейчас же иди в ванную.
Ксюша поднялась и медленно побрела в ванную. Там она открыла кран, подержала под теплой струей сначала пальцы левой руки, потом правой, затем смочила отдельно нос и лоб.
— Дмитрий Иванович — твой руководитель, — говорила между тем мама на кухне. — И если он нашел нужным обнародовать ваши исследования, — значит, пришло время и есть что показывать. А все твои «ахи» и «охи» от самой элементарной трусости. Нельзя же так, Наташа. Сколько людей страдает от пищевых отравлений, особенно рыбными консервами. Может быть, именно тебе удастся найти противоядие… Ну, ладно, ладно… не буду… Я сделаю другое — поеду с тобой.
— Спасибо, Лидочка! Я все время хотела попросить тебя об этом, но боялась нарушить твои планы.
Ксюша швырнула полотенце на пол и выскочила на кухню.
— Мама, мы же хотели в Эрмитаж! Ты же обещала!
— Завтра, детеныш. Завтра обязательно.
Да что же это такое?! Вчера вечером перед сном мама сама сказала, что сегодня они пойдут на Невский, на Дворцовую, а потом в Эрмитаж. А теперь получается, что Ксюша должна целый день сидеть дома одна…
— Ну, мама…
— Ксения, не хнычь. Так надо.
И все. Спорить и просить бесполезно.
— Съешь блинчики, вымой посуду. И не выходи никуда из дома, пока Саня не вернется из школы.
Ксюша так расстроилась, что даже не слышала, как ушли мама и тетя Наташа. Она стояла в кухне возле окна и сквозь слезы смотрела на улицу. Там, внизу, красными гусеницами ползли трамваи, бежали блестящие, как разноцветные жуки, легковые машины, на автобусной остановке стояли люди и смеялись…
А почему бы им не смеяться? Их никто не обманывал, не заставлял сидеть одних целый день в квартире в другом городе. И зачем только мама потащила ее с собой в Ленинград? К папе Ксюшу все равно не пустили. В Эрмитаж и музеи маме некогда идти, надо спасать тетю Наташу, чтобы ее не засмеяли.
Раньше Ксюша думала, что взрослые ничего не боятся. А оказывается, даже самые храбрые боятся смеха… Даже папа. Даже Игорь Владимирович и то, наверное, боится… Ой, как же она забыла! Надо скорее идти и разыскивать Тиму…
Да, но мама же не разрешила выходить из квартиры. Неужели сидеть и ждать, пока Саня придет? А если он задержится в школе? Нетушки, раз у мамы свои дела, тогда и у Ксюши свои. У каждого человека должны быть свои дела, и никто их за него не сделает.