— Что случилось, милая, ты почему здесь? — обняв ее, спросил садовник.

Яблонька зашуршала листвой.

— Вот оно что, — покачал головой садовник. — Безмозглый мальчишка, что ты натворил? Ступай на место, милая, я сейчас полью тебя, а потом проучу его.

Садовник запер дверь снаружи и ушел, а я просидел в его доме до темноты, не зная, как быть. Ставни были закрыты, и убежать через окно я не мог тоже. Поздно вечером, поняв, что обо мне совсем забыли и что родители уже волнуются и ищут меня, я стал кричать, звать на помощь. Наконец, когда я окончательно охрип, за дверью раздался голос садовника:

— Кто там кричит?

— Это я, откройте, пожалуйста.

— Кто ты?

— Откройте, меня мама ждет!

— Ты не ответил на мой вопрос.

— Откройте!! — отчаянно завопил я.

Садовник открыл дверь, вошел и посмотрел мне прямо в глаза.

— Где яблоки?

— Какие такие яблоки? — невинным тоном спросил я.

— Те, которыми ты набил карманы, не дав им дозреть.

— Ничего не знаю, я ничего не рвал, — пролепетал я, искоса взглянув на яблоки, предательски выглядывавшие из-под шкафа, куда я их бросил еще днем.

— Ах, ты ничего не знаешь? — спокойно произнес садовник. — Ну, посиди до тех пор, пока не вспомнишь.

Он направился к двери.

— Постойте! — крикнул я. — Вспомнил, я сорвал несколько яблок, прошу меня извинить. Вот они, под шкафом.

— Бессовестный мальчишка, ты заслуживаешь двойного наказания за кражу и за ложь.

— Я совсем случайно… Я не знал… Я не хотел… Выпустите, меня родители ждут…

— Ничего, подождут. Они должны узнать, что их сын совершил кражу.

— Сорвать пару зеленых яблок вовсе не значит совершить кражу, — стал оправдываться я.

— Сядь-ка рядом, — по-прежнему спокойно сказал садовник и сел на тахту.

— Разрешите мне пойти домой, — взмолился я.

— Садись.

Я молча повиновался.

— Послушай одну поучительную историю, а потом делай, что хочешь. Однажды морозным зимним днем ко мне на сеновал влетела воробьиха. Бедняжка рылась в сене в поисках хотя бы одного зернышка. Наконец найдя его, она положила зернышко в карман и улетела. По пути ей повстречался знакомый воробей и, узнав откуда она летит, весело защебетал:

— Ну и дура. Неподалеку отсюда я знаю место, где полным-полно ячменя. Летим, покажу.

— Я не стану красть.

— Честное слово, дура, — ответил воробей и улетел.

Воробьиха была страшно рада тому, что не поддалась искушению и не стала воришкой. Ничего, заболевший от голода и холода птенец как-нибудь продержится на этом зернышке, пока она добудет еще, зато мама не стала воровкой. Летя к своему гнезду, воробьиха заметила, как на чьей-то крыше поднялся птичий переполох, и поспешила туда. «Может, кому-то нужна помощь».

— Что случилось, кому-то плохо? — поинтересовалась она, приземлившись.

— Не суйся не в свои дела, — грубо ответили ей воробьи.

Обиженная, воробьиха полетела домой. Птенец уже плакал от голода.

— Не плачь, малыш, — ласково произнесла она, — я принесла тебе зернышко.

— Воробьиха полезла в карман, чтобы достать зерно, но его там не оказалось. «Куда же оно запропастилось, может, выпало по пути?»

Нет, зерно не выпало из кармана. Вороватый воробьишка, один из тех, что затеяли ссору на крыше, умыкнул его.

Знаешь, есть такая закономерность: можно радоваться краденому, но счастья от него не жди. Так случилось и с воришкой-воробьишкой: через три дня он внезапно ослеп. Не зная, что ему делать, он вылетел из гнезда, ничего не видя перед собой, со всего размаха ударился о стену дома и погиб. Такой печальный конец ожидает каждого, кто украдет, — природа неминуемо накажет его.

Босс умолк. Мы тоже не знали, что сказать. Первым заговорил Чикарели.

— А для чего вы рассказали эту историю с воробьихой? — спросил он.

— Сам не знаю, — вздохнул босс. — Тогда я не понял смысла этого рассказа. Правда, садовник меня простил и отпустил безнаказанно, но я не образумился. Я продолжал опустошать сады, крал понемногу, и мои пальцы стали потихоньку удлиняться, а сам я уменьшался день ото дня. Пришлось смыться из дома, чтобы родители ничего не заметили. Так я стал вором-профессионалом и попал сюда. Кстати, не хотите ли посетить мой музей? — поменял он тему разговора.

— Интересный? — спросил Чикарели.

— Уникальный. Чего там только нет. Пошли.

Он привел нас в какую-то землянку, где под стеклянными витринами хранилось огромное множество ручных и карманных часов, золотых цепочек, авторучек и блокнотов.

— Выставленные экспонаты, — начал босс тоном профессионального гида, — мой личный вклад в экспозицию музея. Все, что вы видите здесь, итог многолетней, кропотливой работы, — он любовно посмотрел на свои пальцы. — Это не просто пальцы, а орудие труда. В мгновение ока мои пальчики могут опустошить содержимое любого кармана. Надо сказать, что наиболее омерзительные карманы принадлежат студентам: в них не найти ничего, кроме обгрызенных авторучек, проездных талонов и блокнотов с телефонами девчонок. Честно говоря, я питаю слабость к карманам стариков. Правда, там не найти золота и бриллиантов, зато попадаются конфеты. Влезешь в карман какой-нибудь старушенции, а там — самый вкусный в мире леденец, который она приберегла для любимого внука. Или влезешь в карман старика, пошаришь, а там ничего, кроме носового платка. Но ведь умный человек знает, что в этом паршивом платке — пенсия старичка. Ну, а это — он указал на витрину с драгоценностями, — моя гордость. Взгляните на эти карманные часы: я их достал только с третьей попытки и чуть было не попался из-за того, что карман был очень уж глубоким.

— И вам не стыдно? — горестно произнес я.

— А чего стыдиться, ведь это моя профессия. Вот вы, — он ткнул меня в грудь двадцатисантиметровым указательным пальцем, — вы же не стыдитесь того, что пишете книги. А я бы на вашем месте от стыда провалился сквозь землю, если бы у меня были пустые карманы. Тоже мне, — он презрительно усмехнулся. — Ладно, пошли, как видно, музеи не вашего ума дело. — Босс пронзительно свистнул, и у землянки тут же возникла уже знакомая нам шайка карманников. — Проводите их. Хорошие ребята, но жить не умеют.

Каланча, Чиж, Чамо и остальные повели нас по улицам и подворотням, напевая свою песенку:

РОГАТОЧНИКИ

На склонах холмов нам стали попадаться деревья с оборванными и сломанными ветвями. Я подошел поближе и стал разглядывать одно из деревьев.

— Видимо, их побило градом, — предположил я.

— Нет, не градом, не градом.

— Откуда ты знаешь? — спросил я.

— Что?

— Что их побило не градом.

— Я не говорил ничего такого, — удивился Чикарели.

— Не градом, люди добрые, не градом, помогите нам, — вздохнуло дерево, и с его ветвей закапали слезы.

— Отчего ты плачешь, тебе больно?

— И больно, и обидно. Какие-то мальчишки не дают нам покоя, думая, что легко быть деревом. А вы попробуйте всю жизнь стоять на одном месте под палящим солнцем или проливным дождем. Мы так обижены на этих мальчишек, что могли бы плюнуть на все и высохнуть. Но совесть не позволяет, мы все-таки деревья, нам положено зеленеть, выделять кислород, чтобы эти скверные мальчишки не задохнулись в своем же углекислом газе.