— Послушайте, дружище, — сказал я, — мы впервые в вашем городе и не знаем, кто вы.

— Я же предупредил с самого начала, что ничего не знаю. Нам запрещено думать, за нас думает наш король.

— А где его дворец?

— Недалеко от базарной площади.

— Мы бы хотели знать…

— Идите и узнайте, — ответил кузнец, не меняя тона, — а я ничего не знаю.

Пришлось внять совету кузнеца и идти на базарную площадь.

— Ах, какой мед, — зазывал людей пасечник, — он лечит любую болезнь. Сколько вам взвесить? — потянул он за рукав какую-то женщину.

— А сколько он стоит?

— Всего одну монету.

— Что, целую монету? — возмутилась покупательница.

— Если хотите, могу уступить за полмонеты, — сбавил цену пасечник.

— Нет, слишком дорого, — возразила она и пошла дальше.

— Купите мед за полмонеты, — обратился к нам пасечник.

— Простите, я не захватил с собой тару, зайду потом, — пробормотал я, еще крепче сжав руку Чикарели.

Не прошли мы и нескольких шагов, как другой торговец в белом фартуке преградил нам путь и предложил купить масла.

— Четверть монеты за килограмм. Сколько вам взвесить?

— К сожалению, я сегодня без денег, потом куплю, — ответил я.

— Как хотите, — улыбнулся торговец.

Мы пошли дальше и очутились у входа в магазин, над которым пестрела вывеска «Модные товары».

— Милости просим, — пригласила нас войти торговка, — у нас вы можете приобрести лучшую одежду или обувь по последнему писку моды.

Она выложила на прилавок какие-то тряпки, лохмотья, дырявую обувь и прочую дребедень.

— Но это же утиль! — возмутился я.

— Вы безнадежно отстали от моды, — ответила она, пожалев меня. — Мы торгуем продукцией всемирно известной фирмы «Мэри Дэвис». Утиль это или не утиль, не в этом дело, главное — фирма. Примерьте этот головной убор или эти брюки и сразу помолодеете лет на десять. Могу предложить замечательную обувь. Какой размер вы носите?

— Сорок второй.

— Перестаньте шутить, — мило улыбнулась она.

Я опомнился: ведь тут совсем другие понятия о размерах, мы же уменьшились, здесь, наверно, носят какой-то второй или третий размеры.

— И сколько стоит этот утиль или, как вы его называете, шляпа?

— Напрасно вы так непочтительно отзываетесь о прекрасном товаре, — обиделась она, — эту шляпу любой разбирающийся в моде человек купит у нас за полтора миллиона монет, но вам, так и быть, я уступлю ее за миллион двести тысяч.

— Ну и город, — пожал я плечами. — Нет, спасибо, мне не нравится ваш товар.

— Можно подумать, что вы найдете лучше. Зря теряете время.

Мы вышли из магазина и решили отдохнуть где-нибудь, прежде, чем идти дальше, но тут нас поманил пальцем какой-то плутоватый тип. Мы подошли к нему, и он пригласил нас войти в хозяйственную лавку.

— Не связывайтесь с этой аферисткой, — шепнул он нам, — она подделывает товар: наклеивает к местной продукции импортные этикетки и выдает ее за фирму «Мэри Дэвис». Лучше купите у меня что-нибудь полезное для дома, например, модную импортную мебель или хозяйственные товары.

— Что, например? — поинтересовался я.

— Войдите в магазин и увидите сами, — широко улыбнулся он, и мы вошли.

Какого только хлама не было здесь! Поломанные стулья, диваны с торчащими пружинами, ободранные кресла, покореженные тазы, словом, все, что можно увидеть на любой свалке.

— Ну, где же ваша хваленая мебель?

— Вот она, — гордо указал он на кучу хлама.

— Вы что, издеваетесь над нами? — чуть не крикнул я. — И сколько стоит эта рухлядь?

— Вы имеете в виду этот модный диван? Всего три миллиарда монет.

— Сколько?! — чуть не подпрыгнул я от удивления.

— Три миллиарда. Ну, ладно, ладно, если вам не по карману, могу уступить за два с половиной миллиарда.

— Слушайте, вы… — начал было я, но опомнился и взял себя в руки. — Пошли отсюда, Чикарели.

Мы вышли из лавки, а вслед нам неслось «два миллиарда триста миллионов!.. Ладно, два миллиарда!..»

Не успели мы выйти с рынка, как тревожно зазвенели колокола на башне, а следом раздалась барабанная дробь, сопровождаемая звуками труб. Люди высыпали из домов и побежали куда-то. Мы смешались с толпой. По улице, ведущей на главную городскую площадь, шла процессия, сопровождаемая барабанщиками, горнистами и замыкаемая лучниками. За солдатами тащили человека в кандалах, очевидно, преступника, рядом с которым чинно шел одетый во все красное палач. А следом за ними шли вооруженные до зубов солдаты, охранявшие короля с королевой и придворных. Это были важные из себя, толстопузые люди с короткими шеями, согнувшиеся под тяжестью орденов и медалей на, фраках.

— Как в мультике, — не удержался Чикарели.

— Тише, не привлекай к себе внимания, — сказал я вполголоса.

За королем и королевой шла прислуга, державшая над ними зонты. День выдался жаркий, и один из слуг устал держать зонт. Пока он взял зонт в другую руку, солнечный луч упал на королеву, и та пребольно ущипнула слугу за нос, крикнув:

— Ах ты, бездельник, если ты устал, можешь убираться отсюда, пока я не велела повесить тебя.

Замыкали процессию представители правосудия с черными повязками на глазах — судьи, прокуроры и адвокаты. Министр правосудия держал в одной руке меч, а в другой весы.

У всех были сосредоточенные лица, кроме королевы, что-то весело мурлыкавшей на ухо королю. Тот время от времени толкал свою супругу локтем в бок, и она хихикала в платок, подпрыгивая от щекотки. Тут кто-то в толпе крикнул писклявым голосом:

— Да здравствуют их величества король с королевой, ура!

Не поддержанный никем, голос растаял в эфире, но тут за нашими спинами грянуло такое громогласное «ура», что многие в толпе вздрогнули.

— Кто это кричит? — спросил Чикарели, озираясь по сторонам.

— Сюда привели целую армию, чтобы она приветствовала короля, — оглянувшись, объяснил я. — В эту армию берут самых голосистых мужчин королевства.

Когда процессия вступила на площадь, один из сановников крикнул «Слава королю!» и зааплодировал. Его никто не поддержал, и, чтобы как-то исправить положение, король махнул платком, солдаты так браво и раскатисто крикнули «ура», что заглушили шум толпы.

Министр правосудия поднялся на трибуну, а палач развязал руки осужденному и подвел его к эшафоту.

— Уважаемые сограждане, — заорал министр, — мы предаем смертной казни лицо, осмелившееся болтать лишнее об их королевских величествах. Он обозвал нашего мудрого короля придурком, а кристально чистую королеву безнравственным существом. Мы не желаем дышать одним воздухом с этим лицом. Министерство правосудия, рассмотрев дело преступника, приговорило его к смертной казни через повешение. Да здравствует справедливость, слава нашему мудрому королю и великой королеве!

Министр махнул рукой и презрительно посмотрел на осужденного. Затрубили горнисты, ударили в барабаны барабанщики. Осужденный поднялся на табурет, и палач затянул петлю на его шее.

— Осужденный, ваше последнее слово, — обратился к нему министр.

— Я не желаю говорить.

— Умница, — обрадовался министр, — а то иногда встречаются дураки, которым не терпится выговориться перед смертью, и они напрасно отнимают у нас время. Ты умный преступник, раз тебе нечего сказать.

Осужденный презрительно усмехнулся:

— Мне есть что сказать, просто я презираю ваше правительство.

— Привести приговор в исполнение! — поспешно приказал министр правосудия, не любивший рассуждений и долгих церемоний.

Палач выбил табурет из-под ног осужденного, тот повис в воздухе, покачался и вдруг шлепнулся на землю. Толпа радостно зашумела.

— Повесить его! — взвизгнул король.

— Предатели, разбойники, даже веревок не умеют производить! — завопила королева и дала пощечину кому-то из придворных, случайно попавшемуся ей под горячую руку.