«Схожу с Федькой в Дьяково к Карпу, пускай разведет мне ульи для Измайлова и Скопина. За каждую малую травинку и деревце, за каждое Божье создание неси-ка ты теперь, мил человек, ответственность, коли царь государь всея русской земли», – мечтательно улыбнулся он, вспомнив вдруг слова патриарха Иосифа.
На низком устойчивом столике на витиеватых ножках, накрытом красным бархатом, стояли подаренные английским послом часы: по лазоревому кругу на шаре небесного свода со звездами и месяцем методично ходили две стрелки, часовая и минутная, отсчитывая время. Небесный свод со звездами и месяцем медленно поворачивался, а внизу два кузнеца били молоточками по золотой наковальне, раздавался часовой бой. Эти часы он заказал кузнецам из Великого Устюга, чтобы сделали их похожими на те, которые бьют и на Фроловской башне в Кремле.
Когда часы впервые у них появились, они с женой, будто дети, взявшись за руки, не отходили от них до самого вечера и как дети искренне восторгались, как умело и точно ударяют кузнецы своими маленькими молоточками, и как при этом ходят еще и стрелочки, и откуда происходит дивный звон.
– Эх! Как же забыл, совсем позабыл! – воскликнул Алексей, отвлекшись от своего созерцательного настроения. Выхватил из-под подушки колокольчик и позвонил. Вбежал постельничий Федор Ртищев.
– Федька, чего не напомнил мне про полковой смотр?
– Да я ж… как будто запамятовал. И вчера запамятовал, и сегодня на ум не пришло, – заюлил Ртищев.
– А что ж запамятовал? Приказывал же тебе, помни все, что говорю, как «Отче наш». Эх, из-за тебя дурака опоздал!
– Без тебя не начнут, государь, – радостно ответил Ртищев.
– Ну не знаю.… Пускай ждут. Подай одежду.
– Пошли, Федька, со мной, – приказал Алексей Михайлович, с удовольствием оглядывая себя в огромном зеркале на стене.
– Куда, государь? – проговорил тот, всем видом выражая немедленную готовность последовать за своим повелителем хоть на край света.
– Ты чего, дурак! Сегодня же смотр стрелецких полков, – воскликнул Алексей Михайлович и радостно подмигнул постельничему. Тот закивал головой. Царь выскочил за дверь и чуть было не наступил на вытянутые ноги охранявших его покои двух рынд. Один спал, безвольно свесив голову в шапке на грудь. Другой сидел прямо, но тоже с закрытыми глазами.
– Чего ноги-то выставил? А если бы я упал, знаешь, что было, – пригрозил царь. Но глаза его были веселые, и вскочивший с лавки молодец лихо кивнул в ответ. Толкнув не успевшего опомниться товарища в бок, он резво схватил прислоненный к стене тяжелый золотой топор и молодецки выпятил грудь.
– То-то же, – примирительно протянул Алексей Михайлович и двинулся дальше. Идущий за ним Ртищев задержался на мгновенье и сердито прошипел зеваке:
– Говорил тебе, Петька, не спи. Ох и дурак же ты, – и на ходу оправляя на себе кафтан и саблю, висящую на поясе, убежал.
Как только государь и постельничий исчезли из поля зрения, рынды поглядели друг на друга и с облегчением перекрестились. Сняв с плеч надоевшие топоры, прислонили к стенке. Пока начальства нет, можно и полежать. И оба вновь улеглись на лавках. Спустя время они уже беззаботно храпели.
Государь и постельничий, хоронясь любопытных взглядов оживленно снующих на площади бояр и челядников, обогнули Казанскую церковь и многочисленные постройки, и вышли к ажурной деревянной калитке, ведущей в сад.
Немногочисленные челядники, попадавшиеся им на пути, испуганно и переполошено приседала, кланяясь, затем стремительно растворялись за углами хозяйственных построек. Миновав сад, царь и постельничий обогнули многолюдный Сытенный двор, многочисленные ледники и фряжские погреба и вышли к Вознесенской церкви, увенчанной золотым шатром и колокольней.
Войдя в темные сени часовни и почти взлетев по винтовой узкой лестнице наверх, оба оказались в большом полукруглом помещении, просвеченном солнцем и открытом для кругового обзора. Навстречу метнулся пономарь. Бояре Черкасский и Воротынский, ожидавшие прихода государя, оглянулись на них.
И только князь Долгорукий не повернулся и продолжал напряженно наблюдать за выстроенными на поле стрелецкими и конным полками.
В середине зала возвышался трон, накрытый ковром. Еще один красивый персидский ковер с ярким цветочным рисунком также лежал и на полу. Кроме двух сундуков и стола, накрытого бархатной желтой тканью, с окружавшими его лавками, в помещении больше ничего не было. Оно предназначалось для царских смотров двух стрелецких полков и одного конного полка, которые в этот момент уже выстроились рядами на лугу в определенном порядке, ожидая команды от своих командиров.
Размашисто подойдя к вырубленному прямо в стене окну, напоминавшему пушечную бойницу, Алексей Михайлович взял протянутую ему князем Долгоруким подзорную трубу, протер ее окуляр краем полы своего опашня и, прислонив к глазу, вгляделся вдаль. На его лице застыло радостное любопытство, в глазах – возбуждение.
– Когда же начнут? – нетерпеливо спросил он и посмотрел на Долгорукого.
– Ждут сигнала, государь! – с готовностью отрапортовал тот.
– Так дайте же его! – немного капризно приказал Алексей Михайлович и снова уткнулся глазами в трубу. Ртищев стоял позади него, жалея, что у него нет такой полезной трубы, в которую можно увидеть все в подробностях.
Долгорукий высунулся наполовину из окна и принялся усиленно махать алым флагом с вышитым на нем золотым Георгием Победоносцем.
Величественная картина, представшая взору царя Алексея, наполняла его сердце гордостью и восторгом. Стрелецкие полки стояли на аккуратно выкошенном зеленом лугу, были одеты: одни в темно-зеленые, другие – в светло-зеленые кафтаны, перевязанные на груди золотыми тесьмами. Каждый солдат вооружен саблей, ружьем и сверкающей секирой в виде полумесяца. Над их головами через равные расстояния развевались белые, красные и черные знамена с изображениями архангела Михаила и других святителей или образов из Священного писания.
Как только сидящие на конях возле построившихся полков командиры заметили реющий сигнальный флаг на башне, они привстали на стременах, повернулись и отдали барабанщикам приказ:
– Бей сбор!
Раздался дробный стук, запела труба.
Полковники продолжали отрывисто командовать:
– Подтянись! Подними мушкет. Возьми заряд! Опусти мушкет! Приложись. Стреляй!
Раздались выстрелы, и вверх поднялись клубы белого дыма.
– До чего громко бьют, аж в ушах отдается, – одобрительно воскликнул государь и со смеющимися глазами обернулся к Ртищеву.
– Так точно, государь, занятно и весело, – охотно закивал тот в ответ. Хотя звуки долетающих до их слуха выстрелов и не были такими уж громкими, государю, любившему смотреть строевые учения стрельцов, а особенно конницы, они казались таковыми.
– А кто это там скачет, как заяц? – ехидно воскликнул Алексей и указал рукой на появившегося на стороне темно-зеленой лесной дубравы всадника. – Ну да я и сам, пожалуй, сейчас посмотрю.
Опоздавшим всадником оказался знакомый ему пятисотенный Соколов. Вверенный ему отряд потешных стрельцов стрелял без своего проспавшего командира, подчиняясь общим полковым командам.
– Ему-то и нырять нынче в пруд, – довольный решил Алексей Михайлович и, отойдя от окна, присел на трон.
Ртищев и стоявший рядом князь Долгорукий понимающе переглянулись. Эта шутливая любимая забава государя, заставлявшего своих стольников, не поспевших вовремя прибыть к полковому смотру, купаться в пруду была давно всем известна. Причем некоторые стольники сами же и напрашивались на эту шутку, зная, что после такого купанья государь обязательно позовет виноватого к царскому столу и от души накормит. Сам же государь со смехом обычно говорил об этом:
– У меня купальщики хотя бы могут вдоволь всего поесть. Я никого не обижу. А иные еще и признаются: мы нарочно не поспеем, так как нас выкупают, да еще и за стол посадят. Многие нарочно и не поспевают.
Поместное пешее войско, стоявшее в этот момент на лугу, относилось к первому разряду. В этот малочисленный и привилегированный разряд, в отличие от второго и третьего, входили представители высших придворных чинов и бояре со своими свитами, московские дворяне и жильцы – богатые выборные дворяне. Конные отряды представляли собой полки, которые набирали по старому поместному принципу, на должности начальных людей приглашали иностранцев, а солдат брали из своих мелкопоместных и беспоместных дворян, детей боярских, охочих и вольных людей, ново окрещенных татар. Из них-то и были набраны несколько полков драгун и рейтар. Все эти драгуны, рейтары и копейщики получали от казны земельные наделы, жалование, оружие, одежду, крупу и соль. Раз в год, обычно осенью, солдат собирали на месяц для военного смотра и обучения, после чего они снова разъезжались по домам. По эти причинам русские конные полки «иноземного строя» оставались все тем же поселенным войском, многочисленным, но слабо обученным. Как раз один из таких драгунских конных полков и присутствовал на утреннем смотре.
