Они слушали певучую торопливую речь молодых и удивительно красивых украинок, идущих с коромыслом к колодцам с высокими журавлями. В растворенные окна усадьбы, где они жили, доносились жалобные звуки домбры. Они уже знали, что возле низенькой беленькой хатки мазанки сидит дед Панас и наигрывает детям народные мелодии.

Иногда ранним утром, Унковский и Домашнев выскальзывали за ворота, спускались по тропинке к величавому, окутанному сонной белой дымкой Тясмину и там долго сидели под раскидистой ивой на кошме, глядя, как рыбачат местные дедки и слушая, о чем те судачат.

– Мне кажется, я бы здесь так и остался навсегда. Я уже и речь их хорошо понимаю. Правда, пока говорить еще как они не могу. Нашел бы себе гарную дивчину, она родила бы хлопчиков, а я бы пахал землю, – признался однажды мечтательно Семен Домашнев. Он был совсем молод, и Унковский улыбнулся в ответ.

– А ты оставайся, Семен.

Тот покачал головой.

– Не приживусь я здесь.

– Почему же?

– А меня не примут, – и Домашнев указал на рыбаков.

– Ты прав, дружище. Где родился, там и пригодился. Хотя не скрою, здесь и впрямь очень хорошо. Богатый и вольный край, гордый смелый народ эти черкасы, – задумчиво проговорил Унковский.

Когда поднималось солнце, рыбаки уходили с реки. Унковский и Домашнев тоже вставали и шли обратно к усадьбе. Там отдыхали, обедали, а после полуденного сна вновь выходили во двор и тоже сидели на крыльце, подставив лица припекающему солнцу, грелись. Попыхивая трубками с крепким тютюном, как местные называли свой табак, лениво наблюдали за вольно бродившей по песчаному двору домашней живностью. К вечеру третьего дня они осмотрели все местные достопримечательности и уже начинали скучать. Но на четвертый день к ним прискакал есаул и привез приглашение гетмана Хмельницкого пожаловать на переговоры.

Богдан Хмельницкий встретил московских гостей на крыльце своего большого каменного дома. Это был черноволосый крепкий мужчина средних лет. Лицо гетмана с правильными приятными чертами выглядело спокойным. Под густыми соболиными бровями выделялись живым умным блеском цепкие глаза. Аккуратно свисающие смоляные усы и небольшая короткая бородка довершали облик известного своей отвагой воина.

Вокруг крыльца стояли, окружив его, одетые в парадные красные и синие кунтуши, расшитые серебром и зелотом, казацкие полковники и старшины.

Прошли в светлую чистую горницу.

– Я и казацкие полковники, атаманы и есаулы войска запорожского бьем челом великому государю и великому князю всея Руси Алексею Михайловичу, – по чину провозгласил Хмельницкий, делая шаг вперед и степенно кивая.

– Божьей милостью великий государь и великий князь всея Руси жалует тебя и велит спросить о здравии, – также по чину ответил Унковский.

– На здравие не жалуемся. А как здоровье царя Алексея Михайловичао и царевича Дмитрия Алексеевича? – спросил Хмельницкий. Услышав ответ, кивнул.

– Божьей милостью великий государь и великий князь Алексей Михайлович шлет тебе, гетману Богдану Хмельницкому войска запорожского царскую грамоту, – по чину произнес Унковский и сделал знак Домашневу вынуть грамоту.

Гетман взял ее в руки. Приложился к печати губами и протянул стоявшему рядом обозному Чарняти. Тот бросил на гетмана слегка озадаченный взгляд, однако ж подчинился и, почтительно приложившись, передал обратно.

Хмельницкий распечатал грамоту. Лицо его оставалось невозмутимым и сосредоточенным. Прочитав, положил грамоту на стол и тихо вздохнул. Унковский догадался: тот разочарован. Так и оказалось.

– Не скрою, грамота от московского царя имеет для меня и войска Запорожского огромное значение. Но в ней нет прямого ответа на главный вопрос, чтобы нам встать под высокую государеву руку, – сказал Хмельницкий.

– На то у великого государя и великого князя всея Руси Алексея Михайловича заключен с поляками Поляновский договор о мире, который нарушать никак не можем.

Хмельницкий возразил:

– Великому государю и великому князю всея Руси не придется нарушать мир с Польшей, потому что казаки короля не выбирали, и не короновали, и креста ему не целовали.

– Великий государь вас своей милостью не обходит. Ему стало известно, что у вас, в Запорожской земле хлеб не родится, и саранча урожай поела, и соли привозу не было, а от войны стоит разорение. Царь тебя гетмана и Запорожское войско жалует: он приказал с торговых ваших людей, которые приедут в порубежные города для торгового промысла, с их товаров пошлин в государеву казну не взимать, – уклончиво отвечал Унковский на искренний и страстный призыв украинского гетмана.

– Спасибо за оказанную великую милость московского царя и великого князя всей Руси Алексея Михайловича. Помощь эта придется вовремя. Если же есть от московского царя к войску Запорожскому вопросы, то выслушать их я буду рад, и от вас наших дел не скрою.

– Ждать ли от гетмана Запорожского войска поддержки избрания московского государя на польское королевство? – сразу же прямо спросил Унковский.

Хмельницкий подумал, решительно и прямо ответил:

– Такую поддержку окажем.

– Известно нам, что крымский царь с поляками и литовцами дружбу водит, веры ему нет никакой. Но до царского двора дошли известия, что войско Запорожское с крымским царем договаривается.

– Мы крымского царя будем просить бить челом великому государю, чтобы и им тоже он был государем, – дипломатично ответил гетман.

Унковский по достоинству оценил ответ. Понимающая улыбка проскользнула на его плотно сжатых губах.

– В царской грамоте написано, что великий государь всея Руси в помощи вам не откажет. И оставит свое посольство. И надлежит вам теперь посылать все послания нашему государю установленным официальным порядком.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.