Бегло осматриваю комнату, не зацикливаясь на деталях. Скупо, сдержанно и лаконично. Дорого и богато. В стиле Романова. Вот только девчонка с колечком в носу выбивается из его мира правильности, идеальности и порядка, потому что она — ни черта не идеальна!

Вскакиваю с кровати, выдергивая вместе с кучей волос резинку.

Не знаю, что мне делать. В таком состоянии мой мозг не в состоянии систематизировать и обрабатывать такой поток утренней информации.

А ее слишком много. Слишком.

У него есть дочь…

Зашибись.

И почему меня это так удивляет? Потому что я была уверенна, что у него никого нет? Я совершенно ничего о нем знаю, но поступаю безрассудно, навязывая себя, когда как, возможно, у него есть семья. Жена…

Эта Галя или Рита, чёрт бы ее побрал, сказала, что Романов в разводе. Можно ли ей верить?

Моя голова идет кругом, а мысли вбрасываются точно пульсирующий кровяной поток.

Вот, Сурикова, и настал тот момент, о котором спрашивала Рюмина. Что мне делать, если у него окажется семья? Но Романов не выглядит человеком, способным притащить в свой дом девку с улицы, если бы в соседней комнате варила борщ его законная жена. Да он так же не выглядит человеком, который воспитал такую нахрапистую дочь. Поэтому…

— Уже уходишь? — в дверях появляется девчонка со стаканом в руке и упаковкой обезболивающего. Только сейчас замечаю, что она гораздо выше меня и, в целом, очень даже милая. Если бы не дьявольский характер. Так ведь и ты, Сурикова, далеко не скромная послушница. — На, вот, держи.

— Спасибо…Рита? — забираю у нее стакан и таблетки.

— Рита, Рита, — усмехается девчонка. — Мне нравятся твои волосы, — вдруг касается моих распущенных волос, а у меня вода чуть носом не идет.

Улыбается так блаженно и не поймешь, то ли снова рофлит, то ли реально говорит.

Делаю глоток и глотаю таблетку.

— А мне твои ушки, — бросаю ответочку, раз уж мы решили нежничать.

— Эй, это было обидно, — мрачнеет Рита.

— Нисколько. Они и правда зачетные! Как у эльфийских принцесс! — у девчонки необычная форма ушей, такая интересная и привлекающая внимание. От кого они у нее? Точно не в Романова. В мать?

В груди болезненно сдавливает, когда представляю, что у Костюма есть жена или была. Своя жизнь, в которой меня не было. И я ревную его. Ревную к той самой жизни, которая скрывается за его дорогими пиджаками. Раздражаюсь, понимая, что у него была женщина и, возможно, он ее любит или любил, а у меня ни разу не было мужчины, потому что я ждала его. Я, черт возьми, ждала его!

Пока я ждала, у него появилась целая взрослая дочь! Ревную! К прошлому его и настоящему. Никогда не ревновала Свирского, бесилась, когда ревновал он. А теперь раскаленная ревность точит о мое сердце острое лезвие.

— А где…кхм…твой отец? — вкрадчиво спрашиваю у девчонки и передаю ей стакан. — Спасибо.

— На работу ушел, как обычно. Слушай, не уходи, а! Мне так скучно, хоть вой! А папа скоро на обед придет! — умоляюще заглядывает мне в глаза Рита. — Он же будет рад тебя видеть!

О, еще как! До икоты!

Я знаю, что должна уйти. Это единственное верное решение. Уверенна, что Мистер Чертов Костюм именно на это и рассчитывает. Но его же никто не заставлял притаскивать меня в свою обитель? Нет! Меня никто не прогоняет? Нет! Меня просят остаться? Да!

Да, да, да!

Значит, Константин Николаевич, вас будет ждать очередной говно-сюрприз в моем исполнении! Тем более, когда ваша примилейшая дочурка считает нас любовниками и, кажется, вовсе не против наших отношений!

— Ну давай, показывай мне тут все! И кофе! Я хочу кофе!

— А ты мне расскажешь, как вы познакомились! Он тебя снял, да?

Ооо, думаю мы поладим! В общем-то и неплохо иметь союзника в самом тылу моего несговорчивого противника!

Пока сторона обвинения доказывает всем нам, какой мой подзащитный засранец, у меня есть пару минут вздремнуть. Открытыми глазами.

Меня вырубает капитально, а неконтролируемая зевота уже привлекает внимание не только худосочного прокурора, но и Катерину.

Все заседание она не сводит с меня глаз и такое ощущение, что и не слушает, о чем мы ей здесь втираем. Я стараюсь не пересекаться с ней взглядами, но, черт, я чувствую, как ее рентгеновские лучи проходят сквозь меня и сканируют каждую мою подуманную фразу. Уверен, что в моей башке она сейчас ищет причины, почему уже несколько недель мы не встречаемся.

Моя интуиция меня еще ни разу не подводила, поэтому могу с точностью до 99,9 % сказать, что после слушания она меня обязательно отловит.

Но дело в том, что мне нечего ей сказать. Мы ничего друг другу не обещали, и, соответственно, предъявлять претензии заведомо провальное дело. Но объясниться всё же стоит. Позже. Когда-нибудь.

Что я ей скажу — без понятия. Но уж точно в то, что в моей башке последнее время хозяйничает одна мелкая заноза, я ее просвещать не буду.

Каким бы уродом я не был, но трах*ся с одной, а думать в это время о другой — извращенно даже для меня.

Еле подавляю накативший зевок и поглядываю на время. Скоро этот цирк должен подойти к концу, и я поеду домой. Тупо забью на работу и проведу оставшиеся полдня в своей постели. Мысли об этом нарушают спокойствие в моих брюках, потому что постельное белье, твою мать, я не собираюсь менять несколько недель.

Она на нем спала. На моем постельном белье. На моей кровати и в моем доме.

Черт, эта девчонка без мыла способна влезть в задницу. Даже в такую унылую и прагматичную задницу, как я.

Она добивается своего, как прущий без тормозов бульдозер. Хер остановишь.

Но сказать, что мне это не нравится — врать самому себе. Обманываться и отрицать очевидное, что я по-крупному влип — не имеет смысла. Пока моя голова упорно сдерживает оборону, тело и эмоции давно выбросили белый флаг.

Ни одна женщина не переступала порог моей квартиры. Ни одна. А эта засранка добилась того, что ее, блть, как королевну занесли на руках и в покои царские ее пьяную худую задницу доставили.

Желание выпороть усугубилось, когда понял, что хитрая Цыганка притворялась: зарывалась носом в мою грудь, глупо пряча улыбку. Ни одна причастная к делу муха мимо меня никогда не пролетела, а тут, дурочка глупая попыталась провести старого подкованного волка.

Я позволил ей себя обхитрить. Просто я этого хотел. Хотел увидеть, как будут смотреться ее сиреневые волосы на моих белых простынях.

Чертов извращенный вуайерист.

Не замечал за собой ранее такой особенности, так какого хрена?

Мои плечи стонут от боли. Разминаю шею, опуская голову влево-вправо. В моем возрасте спать в неудобном положении чревато вот такими последствиями, когда как в студенческие годы мог засыпать на любых поверхностях и в любом состоянии, даже стоя.

— Защита, — передергивает, когда слышу Катеринин голос, обращенный ко мне. Ее тон не обещает ничего хорошего ни мне, ни моему подзащитному. Непрофессионально, Катерина Григорьевна, ох, как непрофессионально переносить личные недопонимания на рабочий процесс. — У вас есть, что дополнить?

— Нет, Ваша честь! — с намеренной показушностью песочу я.

Полянская вопросительно выгибает бровь, потому что знает — мне всегда есть, что сказать. Увы, не сегодня.

— Судебные прения объявляю закрытыми. Суд удаляется в совещательную комнату для постановления приговора по делу или назначения повторного слушания.

Катерина со всей дури бьет молотком и встает из-за кафедры. Бросает на меня яростный взгляд и выходит из зала суда.

— Пффф… — взъерошиваю волосы. Что ж вы, женщины, любите так усложнять?

Я знаю, что никакого приговора сегодня определенно не будет, поэтому оставляю Тимура дожидаться постановления и получить все необходимые документы, а сам сваливаю трусцой, пока не попал в объектив Полянской.