— Все. Хватит. — Прервал он служителя Морены, и стал серьезен сам. — Не время сейчас для пустой болтовни. О русалке лучше расскажи. То, что я от тебя сейчас услышал, как-то не связывается у меня с тем, что о них знаю. Как может представительница богини добра, людей топить, завлекая их своим видом и песнями в воду? — Он сел у костра, скрестив ноги. — Рассказывай.

— Когда это берегини людей топили? Кто тебе подобную чушь рассказывал? Они, наоборот, спасают, особенно за детками маленькими присматривают, очень внимательно, чтобы не утопли. Тут только один раз русалка в смерти повинна была, как раз наша с тобой Сола, да и то из-за большой любви такое с ней приключилось, недоглядела, за парнишкой, вот теперь мучается на болотах, себя клянет.

— Давай поконкретнее. — Федор внимательно посмотрел на Коломрака. — Без красочных вступлений и по делу. Мне все знать надо. Говори, что знаешь.

— Было это как раз тогда, когда племя Дивь с духами озера поссорились, все в общем-то и случилось из-за их молодого воина, новика.

Рыбачил он в ту пору на лодке, да как-то так неудачно получилось, что сома в омуте зацепил, да не простого, а самого Донника, того, что за порядком на илистом дне наблюдал, проказ разных, да хулиганств, у мальков не допускал. Его на должность такую сам Хозяин озера поставил, сам дядька Водяной. И случилось же так, что в этот момент, один щуренок со вторым подраться задумал, и повод то пустяшный был какой-то, уж и не помнит никто из-за чего у них ссора произошла. Да и не важно это. Кинулся разнимать их старый сом, а крючок-то не заметил. Попробуй такую кроху на шкуре, поросшей вековой чешуей, почувствуй. Тому молодому рыбаку, бросить бы снасти, да он запутался в лесе ногой по неопытности. Утащила его рыбина под воду и не заметила. Что ей тот человечишка? Букашка супротив горы.

На счастье, или на беду, Сола рядом оказалась, на мелководье, на солнышке грелась, да за симпатичным пареньком тем наблюдала. Кинулась она распутала бедолагу, снасть порвала, да на берег юношу вытащила, а тот и не дышит уже. Она его и так и этак, не запускается сердце. Решила она тогда на нарушения древнего русалочьего завета, губами к его губам приложилась, да в легкие жизнь, через поцелуй человеческий, вдохнула, своей сущностью русалочьей поделилась, частичку жизни отдала. Не могла она по-другому поступить, пожалела парнишку симпатичного, вернула ему дух. Тот очнулся, в глаза ей посмотрел ну и погиб в одночасье, любовь стрелой каленой в сердце вошла.

Вот вроде эка невидаль — парню берегиня понравилась. Таких историй пруд — пруди тем более озеро. Но тут все по-другому вышло. Сола-то сама чувствами воспылала, не смогла себя сдержать. Взаимно у них все случилось. Друг без друга жить с тех пор не могли, а вместе не получалось. Разные они. Она кромочница, дух бестелесный, бессмертный, да неприкаянный, а он живой человек, из плоти и крови — племени своему верный да смертный. Что делать. Она в озере живет, он на земле. И даже после его смерти не соединить сердца. Она на кромке так и останется, а он в Навь, через Калинов Мост уйдет. В общем мука одна, а не любовь. Хотя, что тут удивительного, это чувство всегда такое, под нежностью боль скрывает, фальшь одна. Мне потому и Морене служить приятнее, там все без обмана.

Вот и совершил парень глупость. Утопился. Да так сделал это, что Сола не видела и не знала. Заплыл на лодке да с камнем на шее в озеро прыгнул. Сам решил, сам сделал. Думал, что так навеки с ней останется, а законов-то, и не знал. Осквернил озеро глупостью своей. Одно дело, когда нечаянно утоп, и совсем другое, когда добровольно себя жизни лишил.

Осерчал Водяной на них с Солой. Не за любовь осерчал, за глупость. Так осерчал, что дух парня того в гроте подводном в клетку посадил, а русалку с глаз прогнал, в болота к кикиморе отправил, в услужение. Что ему делать оставалось? Если самоубийцу Морене отдать, она его в дух мрака превратит, в какого ни будь кромочника, типа: лешака или ауки. Тогда им с Солой никогда вместе не быть. Вот и разлучил влюбленных, что бы ошибок не наделали, пока он что ни будь не придумает. Как с мореной договориться, и кем при себе парня того оставить.

— Ну ты и сказочник. — Захлюпал внезапно чавкающий смех, словно лопающиеся болотные пузыри разом взорвались со стороны озера. Федогран мгновенно вскочил, выхватив меч. — Уймись воин, никто тебя обижать не собирается. — забулькало из темноты.

На тонких ногах — сучках, опирающихся на длинные когтистые три пальца, без всякого, намека на ступню, ссутулив узкие плечи, и опираясь на покрытую ряской корягу, такими же трехпалыми тонюсенькими руками, мотая огромной головой вправо и влево, после каждого, с трудом дающегося шага, на берег вышло зеленое чудо.

Пузатое, словно будущая мама на девятом месяце беременности, с вытянутым к земле, полукруглым, мощным подбородком, с толстыми губами, «пирожками», вытянутыми в сужающуюся в нитку к ушам в виде шевелящихся раковин рапана. Нижняя губа наползала на подбородок, а верхняя сливалась с размазанном по щекам носом, соединяя все в покрытый бородавками овал лица, с бесцветными выпуклыми глазами по бокам.

Закинув рукой длинные волосы-водоросли на затылок, открыв таким образом узкий лоб с присосавшейся там пиявкой лоб, оно остановилось неподалеку от костра, не подходя ближе.

— Да. — Булькнуло оно смехом. — Вот я и говорю сказочник. Такую историю сочинил, что даже я заслушался.

— Чего же в том рассказе не правда? — Возмутился Коломрак. — Тебе, Водяной, лишь бы меня обидеть. Вот сколько тебя знаю, ты всегда недоволен. Простить меня не можешь, что я у тебя спор по загадкам выиграл?

— Глупости не говори. То давно было, да и жульничал ты, как все порождения мрака. А рассказ твой — правда истинная, просто больно ты ее красиво поведал, вот и смеюсь я.

Федогран спрятал меч в ножны и задумчиво посмотрел на гостя: «Вот он какой этот Водяной. Жуткий тип, но, судя по всему, добрый и азартный. Нужно как-то этим воспользоваться, чтобы помочь Соле. Но вот вопрос. Как?»

— Очень рад с тобой познакомится хозяин вод. — Наконец заговорил парень. — Много о тебе хорошего слышал. Говорят, ты добр чрезмерно.

— Ох и хитрец. — Захлопал губами в подобии смеха гость. — Знаю я, зачем ты сюда пришел. Морена меня посещала, она и просветила. Сказала, что оставит моего пленника в озере, и не заберет себе, если ты меня обыграть в споре сможешь. Я бы тебе, конечно, поддаться, сам его отпустить хочу, но тут дело принципа. Как не жаль мне парня с русалкой, как не хочется мне им помочь, но спор дело святое. Давай так сделаем. Удивишь меня, отпущу утопленника из клетки, и Солу верну. Нет, одного к Морене в слуги, второю Кикиморе на вечное услужение. Устроит так?

— По рукам. Хочешь себе палец оторву, а потом назад прилеплю как было, даже следов не останется? — Федогран моментально вспомнил шутку-фокус своего отца, которую тот любил показывать ему маленькому.

— Ха. Нашёл чем удивить. — Водяной оторвал себе руку, а потом пристроил ее назад. — Так-то у нас любой может. Первая попытка не засчитана.

— Какая попытка? Небыло договора о попытках! — Возмутился несостоявшийся фокусник.

— Я разве не сказал? — Водяной почесал водоросли на макушке и погладил пальцем пиявку на лбу. — Совсем старый становлюсь. Болезнь еще такая есть? Как ее там? О вспомнил! Склероз называется.

— У тебя и склероз? — Встрял в разговор Коломрак. — Ты любого головастика в своем болоте помнишь. Специально парню про попытки не сказал, чтобы он поспешил, и ошибся? Не засчитывается.

— Поговори мне еще. Все засчитывается. Я тут правила назначаю. Давай богатырь, удивляй меня. — Он сел на корточки, и стал похож на огромную обиженную жабу. — Только думай быстрее. Скоро солнце совсем взойдет, а я жару не люблю, мне в омуте холодном приятнее.

Федогран приуныл. Ничего хоть убей на ум не шло, и чем больше он прокручивал приходившие в голову варианты, тем больше паниковал. Еще этот Водяной, будь он неладен, квакать начал.