— Да как ты смеешь, мальчишка! — Татьяна уже не владела собой. — Натворил дел, а мне теперь расхлебывай. Это ты во всем виноват! Ты ее с пути свел, ты…
— Таня! — резкий окрик Марины заставил Татьяну поперхнуться воздухом. — Хватит устраивать истерики. На данный момент, вся проблема в тебе. Ты не желаешь ни слушать ни слышать того, что тебе говорят. И чем плох вариант, который предложили Оля с Ромой? Пусть распишутся сейчас, а свадьбу устроите летом, после того, как Ольга родит. Могут и обвенчаться тогда, чтобы повод был гостей созвать.
Молодые люди благодарно улыбнулись Марине, Елена, которая все больше молчала, то ли из-за того, что у нее закончились аргументы, то ли еще из-за чего, встрепенулась, прислушиваясь. И только Татьяна после слов двоюродной сестры, рассвирепела еще больше. Она резко развернулась и с такой яростью взглянула на Марину, что у той сердце екнуло.
— А ты не лезь, — со злостью выплюнула она, сверля ненавидящим взглядом двоюродную сестру, — мнений старой девы никто не спрашивал. Сразу своих детей роди и вырасти, а потом советы по воспитанию давай.
Марина задохнулась. Не то чтобы удар попал в цель, просто… столько ненависти было в этих словах, что у нее даже дыхание перехватило и показалось, что горячая волна, исходящая от Татьяны накрывает с головой. В ушах зазвенело, а перед глазами на миг встала черная пелена.
— Ну, хватит! — Николай Иванович, который в этот момент нес из кухни тарелки с нарезанными бутербродами, и услышал последние слова племянницы, с грохотом швырнул тарелку на невысокий стол. Бутерброды полетели на ковер, крошки и аккуратные куски колбасы украсили столешницу, попадали на пол. — Я терпел пока вы тут сотрясали воздух. Терпел ваши истерики и крики, но терпеть оскорбления в адрес моей дочери в моем же доме не намерен. Собрала манатки и вон отсюда, — он указал побелевшей в один миг Татьяне на дверь. — И я два раза не повторяю. Не уйдешь по хорошему, не посмотрю, что в родственница и женщина, сам вышвырну.
Марина судорожно вздохнула, Ирина Дмитриевна так и вообще сидела и широко распахнутыми глазами, прижимая кончики пальцев к губам. Никто из них никогда не видел своего мужа и отца в таком состоянии. Всегда выдержанный и спокойный Николай, сегодня предстал перед своими женщинами в совершенно ином виде.
Татьяна икнула. Попыталась было что-то сказать, но натолкнувшись на взгляд уже полностью успокоившегося Николая, осеклась и, опустив голову, поплелась в прихожую. Проходя мимо Марины, она остановилась.
— Прости, я… не хотела… сама не понимаю, как это у меня вырвалось. Просто… все так сложно. Нервы не выдерживают из-за всего произошедшего и…
— Если нервы не выдерживают, пей валерьянку, — ледяным тоном произнес Николай Иванович, прерывая неуверенные извинения племянницы, — или обратись к специалисту, чтобы тебе назначили лечение, а не срывайся на окружающих.
— Дядь Коль, простите, — Татьяна подрастеряла весь свой боевой настрой и выглядела откровенно жалко. — Мне так стыдно. Но из-за случившегося просто сама не своя. Это же просто…
— Не случилось ничего такого, из-за чего стоило устраивать весь этот балаган и трепать нервы и себе и окружающим, — Николай Иванович говорил холодным тоном, взгляд его стал насмешливым. — Из любой ситуации есть выход. Всегда.
— Но я не знаю, что мне делать! — взвизгнула Татьяна и закрыла лицо руками. Плечи ее затряслись, послышались звуки рыданий. Несчастный Николай чудом сдержал страдальческий стон — плачущие женщины его всегда раздражали. — Мне надоело все тянуть на своих плечах, надоело все решать самой. Я устала от всего: от вечного безденежья, от безнадежности этой, от несправедливости. За что мне все это.
Присутствующие переглянулись. Старая песня. И она уже никого не трогает, так как того хочется ее исполнительнице. Как только Татьяна начинает чувствовать, что теряет выигрышные позиции, она начинает жаловаться и ныть, как несправедлива к ней жизнь. А если в такие моменты, кто-нибудь рискнет дать ей совет, хоть какой-нибудь — пиши пропало, советчика тут же и обвинят в том, что у Татьяны жизнь не сложилась. И не приведи светлые силы, посочувствовать Татьяне. В этом случае, сочувствующий обречен несколько часов подряд выслушивать жалобы на тяготы нелегкой жизни матери-одиночки, не имеющей ни поддержки мужского плеча, ни нормальной работы, ни денег… и так до бесконечности.
— Садись, — Николай Иванович сдался и, ухватив племянницу за плечо, подтолкнул ее к креслу, из которого она только недавно поднялась, протянул ей чашку с чаем, — чай пей и перестань носом шмыгать. Слезы не помогут. Думать надо. И решать, что дальше делать.
Гости разошлись уже после одиннадцати часов вечера. Решено было не пороть горячку и первым делом встретиться родителям Ольги (Татьяна упросила мать поехать вместе с ней) и родителям Романа. Парень пообещал, что сегодня же поговорит с ними и потом через Ольгу они договорятся о времени и месте встрече. Татьяне пришлось проглотить тот факт, что желания устраивать пышную свадьбу сейчас нет ни у одной стороны, и потому торжество будет скромным: регистрация, а затем небольшой банкет, на котором будут только самые близкие родственники. Чтобы избежать непонимания и никому ненужных обид, друзей молодые решили не приглашать, благо сейчас можно было зарегистрировать брак и без свидетелей.
— У моей мамы есть знакомая, — произнес Роман, — вернее даже не просто знакомая, а родственница, но настолько дальняя, что никто не знает, кем она приходится нам, но не суть. У нее дочь в ЗАГСе работает, так что с регистрацией помогут. Ну, чтобы нам не ждать несколько месяцев, а устроить все побыстрей. Даже, если мама не захочет, то я сам тете Ире позвоню и договорюсь с ней.
На том и порешили. Николай Иванович вызвал засидевшимся родственникам такси и даже по доброте душевной оплатил поездку — лишь бы самому не развозить их по домам.
Марина с мамой принялись убирать посуду. Чаем и бутербродами родственники не ограничились, и в какой-то момент на столе появилась бутылка коньяка и более существенная закуска. А им теперь пришлось все убирать.
Ирина мыла посуду, Марина вытирала стаканы и тарелки и расставляла их по местам.
— Ох, Мариш, — вздохнула Ирина Дмитриевна, — за всеми этими нервотрепками и семейными скандалами, совершенно забыла поинтересоваться, как у тебя день прошел. Все в порядке?
— Да что может быть не так, — пожала плечами Марина. Ей стало казаться, что и разговор с Людочкой и встреча с тем мужчиной, облившим ее грязной водой, произошла не сегодня, а как минимум, неделю назад. — Все как всегда. Людочка читает нотации, мы с Викой делаем вид, что слушаем и тихо посмеиваемся. Работа на месте не стоит, начальство, как обычно, зверствует… Все по-прежнему.
Ирина покачала головой. С коллегами дочери она была знакома только по ее рассказам, и делать какие-либо выводы не торопилась.
— Вика позвала меня в ночной клуб завтра, — вдруг рассказала Марина. — Но… что-то желания у меня не возникает.
— Мариш, — Ирина обернулась и посмотрела на дочь, — ну почему ты у меня такая? Сходи, развлекись. Сейчас самое время для того, чтобы танцевать и веселиться.
— Мам, — Марина поставила тарелку в держатель и отложила полотенце, — в этих ночных клубах я чувствую себя строгой учительницей среди первоклассников. Там же сейчас ровесники нашей Ольги в основном отрываются. Я по сравнению с ними уже старуха.
— Вот, — Ирина выключила воду и принялась вытирать руки, — бери пример с Ольги. Она тебя на двенадцать лет младше, а уже и замуж выходит и ребенок у нее скоро будет. А ты все так же…
— Мама, не начинай, — предупредила Марина. Эти разговоры вспыхивали неоднократно. Ирина Дмитриевна, как и любая мать, желала своей дочери только добра и частенько сетовала на то, что до сих пор у Марины нет ни мужа, ни детей. Обычно, Марина только делала вид, что слушает, слабо возражала для приличия или соглашалась, но сегодня настроение было совсем не то, чтобы слушать нотации еще и от матери.
