Марина уже открыла рот, чтобы высказать все, что думает по поводу подобной бесцеремонности, но натолкнулась на по-старчески выцветший взгляд одной их старушек и шумно выдохнув, отвернулась. Бабкам явно было скучно, и они хотели развлечения за ее счет. А вот подобного удовольствия Марина им предоставить не желала. Пусть говорят что хотят, всем рты все равно не заткнешь, а в своей жизни она все равно сама разбираться будет, а не прислушиваться к мнению каждого встречного-поперечного.

Пока искала в сумочке ключи от дома, услышала продолжение разговора:

— Говорят, Вадик Герасимов, эту замуж звал. Да она все носом крутила, мол, не хорош.

— Да ну, — не поверила своей коллеге по сплетням Ивановна. — И чем жешь он принцессу эту не устроил? Вадик мужик видный, а теперь так и вовсе в загранице живет.

— Вот Маринка-то локти себе и кусает, что такого кавалера упустила…

Дальше Марина уже не слушала, ключи отыскались, домофон запищал, и ей удалось, наконец-то, спрятаться в подъезде.

В квартиру Марина поднималась пешком, проигнорировав лифт. Жила она на четвертом этаже, а физические нагрузки, даже полезны и для фигуры и для здоровья. К тому же хотелось немного успокоиться. При мысли о том, что совсем скоро она останется одна в пустой квартире, стало почему-то тоскливо. И вот вроде бы еще совсем недавно Марина радовалась тому, что у нее выпал совершенно свободный вечер, что она может посвятить время только себе, а прошло всего совсем немного времени и настроение рухнуло в бездну.

Тяжело вздохнув, Марина открыла дверь и замерла на пороге. Из недр родной квартиры слышались причитания, звуки рыданий, даже в коридоре нестерпимо воняло валерьянкой и, кажется, коньяком.

— Не поняла? — Марина удивленно огляделась по сторонам и, заметив, в прихожей на вешалке знакомое пальто, поспешила прикрыть дверь.

Родители не только не уехали на дачу, наоборот, у них, кажется, еще и гости. И, если судить по амбре, витающему в коридоре, гости принесли с собой проблемы и истерику.

Тяжело вздохнув, Марина, поставила сумочку, стащила сапоги, сняла испорченное пальто и вопреки логике повесила его на вешалку и, на ходу подцепив тапочки, направилась прямиком в гостиную.

— Добрый вечер, родственники! — бодро произнесла она, останавливаясь на пороге и окидывая пристальным взглядом всех собравшихся. — В честь чего семейный совет?

Отец Марины стоял у окна, вполоборота к двери, держал в руке пузатый бокал с коньяком. Вертел его, рассматривал игру янтарного напитка на свету, иногда подносил к носу, вдыхая запах. Но пить не торопился. Николай Иванович Максимов и вовсе не жаловал алкоголь и редко позволял себе лишнее.

Мама Марины, Ирина Дмитриевна, сидела в кресле, держа в руках стакан и пузырек с валерьянкой. Руки ее так сильно дрожали, что краешек пузырька с противным звоном стучал по стакану. После слов Марины, Ирина Дмитриевна вздрогнула, рука ее дернулась, и пузырек с валерьянкой выпал, покатился по ковру, оставляя после себя темный пахучий след.

На диване, уткнувшись лицом в мятый платок, сидела тетя Марины, старшая сестра ее мамы, Елена Дмитриевна. Именно она рыдала взахлеб и причитала нечто непонятное.

С появлением Марины рыдания прекратились. Елена Дмитриевна подняла опухшее от слез лицо и взглянула на вошедшую племянницу.

— Что случилось? — нарочито бодрым голосом поинтересовалась Марина. — Что за потоп у нас тут?

— Ой, Мариночка, — заикаясь, произнесла Елена Дмитриевна, — а у нас… горе-то у нас какооооееее… — окончание фразы поглотили рыдания. Елена Дмитриевна снова уткнулась в скомканный платок, плечи ее затряслись.

Улыбка испарилась с губ Марины точно по волшебству. Тетя Лена была импульсивной, она часто делала из мухи слона и любила придумывать себе не решаемые проблемы. Но общая атмосфера в гостиной… была удручающей.

Мама Марины успела поднять пузырек с настойкой, накапала все-таки валерьянки в стакан и пересела на диван, поближе к сестре, в тщетной попытке всучить той сосуд с успокоительным.

Николай Иванович слабо вздохнул, улыбнулся дочери уголками губ и снова принялся рассматривать коньяк в бокале.

— Что случилось? — уже совершенно другим тоном спросила Марина. Внутренне она подобралась, готовая услышать пренеприятнейшие известия.

— Ой, беда… — простонала тетя Лена. — Как так-то? Как так?

И она снова зарыдала.

— Мама? — в голосе Марины послышались панические нотки. — Пап?

Николай Иванович скептически покачал головой, но на дочь больше не смотрел. И странное дело, именно такое поведение отца, заставило Марину немного расслабиться. Если бы и случилось нечто непоправимое, то он вел бы себя совершенно иначе. Спокойный и рассудительный Николай Иванович Максимов никогда не делал поспешных выводов и всегда тщательно обдумывал и поступки и слова. Импульсивности в нем не было ни на грош.

— Олька… — простонала тетя Лена, снова поднимая опухшее от слез лицо. — С Оленькой нашей беда…

— Да хватит уже, Лена, — не выдержал Николай Иванович. — От твоих рыданий все равно ничего не изменится. Да и потом… глупости все это, а не беда.

Мужчина передернул плечами и покинул свое место у окна, проходя мимо, он похлопал дочь, обессилено опустившуюся в свободное кресло подле дивана, по плечу и всучил ей в руки бокал с коньяком.

— Конечно! — закричала ему вслед тетя Лена, — это же не твоя внучка! Что тебе, чурбан бесчувственный, сердце за нее болит? Хотела бы я услышать, чтобы ты пел, будь это твой ребенок.

К счастью Николай Иванович тему решил не развивать. Он вообще считал, что спорить с женщиной — а тем более, со старшей сестрой своей жены — дело бессмысленное. Только настроение испортишь и отношения тоже.

— Так что случилось с Олей? — поинтересовалась Марина. — Что-то… в институте?

Ольга, внучка Елены Дмитриевны и единственная дочь ее старшей дочери, Татьяны, училась на втором курсе местного педагогического института. Честно признаться, когда в прошлом году Ольга поступила в институт на бюджетное отделение, удивились все в семье, но девушку поздравляли искренне.

Сейчас ей было девятнадцать лет, она вроде неплохо окончила первый курс (по крайней мере, на второй курс ее перевели без проблем), активно принимала участие в студенческой жизни института, занималась в театральной студии, вроде бы даже пробовала сниматься в рекламных роликах на местном телевидении, уже три года встречалась с Романом Савельевым.

Роман был старше Ольги на три года, отучился в колледже, работал на заводе железобетонных изделий, и заочно получал высшее образование, надеясь, что вожделенные корочки помогут ему подняться по карьерной лестнице. Впрочем, надежды его были далеко не беспочвенны.

— Так что случилось, теть Лен? — снова повторила Марина, так и не дождавшись ответа.

— Олька беременная, вот что случилось! — выкрикнула Елена Дмитриевна и снова зашлась в рыданиях.

— И?

— И все! Все, понимаешь? Ее жизнь кончена! Что она дальше-то делать будет?!

— Ну… — Марина пожала плечами. Пока смысла устраивать всемирный потоп она не видела. — Рожать?

— Рожать!! Да ей еще двадцати нет. У нее вся жизнь впереди!! Что она в своей жизни видела-то? А теперь что?

— Теть Лен, вы простите, но… я не понимаю, — Марина умоляюще посмотрела на мать, ища поддержки. Ирина Дмитриевна только плечами пожала, да вздохнула тихонько, в очередной раз, попытавшись всучить сестре стакан с валерьянкой. Увернулась с трудом, лишь только чудом не расплескала содержимое стакана.

— Да что непонятного-то? — плакать Елена Дмитриевна перестала. Теперь она стала злиться. А когда она злилась, начинала кричать. — Все, считай, кончилась жизнь у Ольки! Ни диплома теперь, ни работы! Одни пеленки в перспективе!

— А… Рома что?

— А что Рома? Вот что Рома? Ребенка сделал и все, что с него еще возьмешь?

— Так он что… отказывается от ответственности?

— Я ему откажусь! — выкрикнула Елена Дмитриевна, погрозив кулаком в пространство. — Признает как миленький, никуда не денется.