— Мариночка, когда ты уже возьмешься за ум? За тридцать уже перевалило, а все на том же месте топчешься. Ни мужа, ни детей, ни даже кавалера подходящего, — Людмила Сергеевна демонстративно скривилась и посмотрела на свою более молодую коллегу. — Хоть бы любовника себе завела, а то только и знаешь, что по вечерам дома сидеть у телевизора.

— Опять за старое? — шепотом поинтересовалась у Марины Вика и, дождавшись утвердительного кивка, покачала головой. — И когда уже успокоится и перестанет навязывать всем свое видение жизни? Что за человек, в самом-то деле?

— А ты, Виктория, не кривись, не кривись, — не стали для Людмилы Сергеевны секретом перемигивания коллег. — Сама тоже не далеко ушла. Благо, что моложе Марины на пару годков. А все равно собственной семьей не озаботилась. Вот я в ваше время…

— Людмила Сергеевна, — Марина говорила тихо, но твердо, — то, что вы выскочили замуж практически за первого встречного в восемнадцать лет, а в девятнадцать с ним развелись, оставшись с маленьким ребенком на руках, мы все уже слышали. Не надо еще раз рассказывать нам об этом.

— Зато я жизнь прожила! — обиженно воскликнула старшая коллега. — И три раза замужем была. Сына вырастила. Да я в твоем возрасте в ресторанах почти каждый вечер отжигала, а не дома сидела. На курорты по три раза в год летала. Кавалеров столько было, что не знала куда складывать. А вы, что одна, что вторая, — Вика тоже не осталась без осуждающего взгляда, — только и знаете, что утром — на работу, а вечером — домой, под мамино крылышко. И не стыдно, до тридцати лет с родителями жить?

— Нет, не стыдно, — хмыкнула Вика, — зато я знаю, что у меня есть место, где меня ждут и всегда примут. И мама моя поможет, чтобы ни случилось и как бы ни повернулась жизнь.

Прием был запрещенный. О непростых взаимоотношениях Людмилы Сергеевны с собственной родительницей знали все. Как знали и о том, что когда дочка вернулась после неудавшегося замужества под крышу родного дома, Анна Викторовна — мама Людмилы Сергеевны — долго ее терпеть не стала и поставила перед фактом: или живешь и растишь своего сына так, чтобы перед соседями стыдно не было, или уматываешь на вольные хлеба и можешь делать, что душе угодно. Людмила Сергеевна выбрала второй вариант и переехала жить в общежитие. И только несколько лет назад смогла обзавестись собственной квартирой, в которой и проживает по сей день с великовозрастным уже сыночком. С матерью она так и не нашла общий язык, хотя Анна Викторовна внука любила и помогала ему, как могла.

— И сколько ты так будешь, под маменькиным крылышком жить? — не удержалась от шпильки Людмила. — Пора уже о собственной семье думать, а не мамины команды исполнять. Вон, у нас зам развелся месяц назад, Вика, я тебе говорю. Чем не жених? Должность хорошая, да и вообще, он мужчина видный. Для Марины молодоват, а вот тебе — в самый раз. Покрутила бы хвостом и уже через неделю к нему переехала. Что может быть хорошего в жизни с родителями?

— Людмила Сергеевна, — не выдержала Вика, — да на кой он мне нужен, бабник этот? Бегать по кабакам да съемным хатам, как его бывшая, муженька с любовницами вылавливать, а потом лечиться от гадости разной? Нет уж, увольте, ни за что. Да и потом, все знают, кто на место его следующей супруги метит, так что…

— И что? — не унималась старшая коллега. — Ну, подумаешь, сходил мужик на лево, чего из этого-то трагедию делать? А кто не ходит? И если бы его Жанна, умной была, то сохранила бы семью и не стала делать из мухи слона. А так… одна осталась. Хорошо еще, что детьми обзавестись не успели.

— Да что в том хорошего? — удивилась Марина. — Знать о том, что твой муж с любовницей и молчать? Это как же надо себя не уважать.

— Ой, — отмахнулась от слов Марины Людмила Сергеевна, — подумаешь, цаца какая. Зато мужик был. И не абы какой. Чем зам-то наш плох? Должность хорошая, квартиру его родители на свадьбу подарили. Что, думаете, Жаннка обижена была? Нет, по крайней мере, холодильник у нее точно всегда заполнен был. И одевал он ее. Вон, то пальтишко, то курточка, явно не за свою зарплату медсестры она все это покупала. Так что, девочки, не страдайте ерундой. Замуж выйти надо, пусть ненадолго, но надо. И вытянуть из мужика надо уметь все, что только можно, чтобы потом с голой задницей не остаться.

— Гадость какая, — скривилась Вика. — Вы так говорите, словно в отношениях только деньги роль играют.

— Ой, вот только про большую любовь и высокие отношения мне не надо, — отмахнулась Людмила Сергеевна и она бы еще продолжила говорить, но тут раздался телефонный звонок — ее вызывали к начальству. — Ладно, — махнула рукой, поднимаясь, и направляясь к большому зеркалу, вделанному в дверь шкафа, чтобы поправить прическу и подкрасить губы. — Пойду я, Викторович что-то опять начудил.

Как только за Людмилой Сергеевной закрылась дверь, обе девушки шумно выдохнули.

— Я так больше не могу, — простонала Вика, опуская голову на сложенные на столешнице руки. — Если она еще раз заведет эту свою шарманку о Максиме Родионовиче, я ее точно пошлю… грубо и далеко. Сил уже нет, терпеть это сводничество.

— Относись проще к ее словам, — пожала плечами Марина. — Все равно не переделаешь. Я тут уже восемь лет работаю и столько же слушаю ее словоизлияния.

Вика, которая влилась в небольшой коллектив всего несколько месяцев назад, передернула плечами.

— Кошмар какой. И ведь у нее у самой жизнь не сложилась, с какого перепуга она других учить вздумала? Что у нее хорошего? Пятьдесят скоро, а ни мужа, ни семьи. Сын только, который до двадцати пяти лет дожил, а сам себе даже трусов купить не может — на маменьку полагается. Слышала, как она его рихтовала в прошлую пятницу за то, что до полуночи домой не явился? Кошмар.

— Ты же слышала, — улыбнулась Марина, поворачиваясь к экрану компьютера, — она жизнь прожила. Рестораны там, кавалеры… квартиру вон купила, никто ей не помогал. Сына вырастила. У нее, как это, — молодая женщина сделала вид, что задумалась, а затем с усмешкой продолжила: — жизненный опыт, вот! Учись, пока есть у кого.

— Ага, эта научит, — закивала Вика, тоже уже активно щелкая мышкой, разыскивая нужный документ в памяти компьютера. — Как по койкам прыгать, да в ресторанах мужиков снимать.

— Ну что ты… снять мужика в ресторане — много ума не надо, с этим ты и сама прекрасно справишься, а вот как сделать так, чтобы он не только за тебя заплатил, но и в благодарность за проведенную ночь, холодильник заполнил — это да, это надо уметь.

Вика передернула плечами.

— Мерзость. У меня каждый раз после разговора с Людочкой странное такое ощущение… я себя дурой чувствую. Вот честно.

Марина только хмыкнула и уже полностью погрузилась в хитросплетения смет и расчетов. Работа не стояла на месте, а у нее, в отличие от той же Людмилы Сергеевны, которая и в сорок четыре года умудрялась найти себе «джентльмена на ночь» ну или для заполнения холодильника, такого варианта не было.

И вот ведь права была Людочка. В чем-то определенно права. Тридцать один год — это не двадцать и даже не двадцать пять, когда жизнь еще впереди и можно себе позволить не задумываться о будущем. Почти все подруги и одноклассницы Марины уже давно и прочно замужем, некоторые, так и не по одному разу успели там побывать, детей нарожали. А она… все еще живет с родителями, по выходным присматривает за племянницами — дочерями старшего брата — иногда выбирается с немногочисленными друзьями в кино или на шашлыки. Но почему-то не чувствует, что жизнь проходит мимо. Вот совершенно. И замуж Марина не хочет… ну, может иногда, когда совсем уж грустно становится, задумывается о том, как бы оно было, если бы у нее был ребенок, но…

Выходить замуж только потому, что так принято желания нет никакого. Хочется… любви, наверное, хочется. Или просто душевного тепла, родства, романтики, как в студенческие времена. Хотя, стоит признать, что и в те светлые и радостные времена, когда Марина училась в местном институте, особой романтикой ее дни наполнены не были. Да, были парни, были отношения, но как-то все это было несерьезно.