С ранних лет детей в семьях коренных катарцев учат блюсти честь и быть правдивыми с соплеменниками. «Правда блещет, ложь заикается», — повторяют к месту аксакалы-катарцы присказку предков. И добавляют: «Чем лгать и кривить душой, лучше хранить молчание».
Истинному мусульманину, наставляют своих потомков главы катарских семейств, надлежит вести образ жизни достойный, совершать предписанные Кораном дела добрые и отстраняться от дел злых, порочащих честь и достоинство.
Во главе каждого племени стоит шейх, живое олицетворение мураввы, человек, наделенный лучшими качествами араба Аравии. Слово шейха в племени — закон. Будучи непререкаемым никем авторитетом, решения по сколько-нибудь важным для племени вопросам шейх, вместе с тем, принимает только на основании результатов их обсуждения с главами семейно-родовых кланов и «седобородыми», то есть со старейшинами племени. При судебных разбирательствах шейх в прошлом опирался на советы ‘арифов, то есть знатоков обычаев аравийской пустыни и родословных семейно-родовых кланов племени. Если соплеменник не соглашался с решением, озвученным шейхом, то должен был покинуть племя.
«Шейх — это отец своего народа, образец щедрости и мудрости», — ответит коренной катарец на соответствующий вопрос иноземца. Он тот, — к кому обращаются за советом и помощью, тот, «не приказам кого повинуются, а примеру кого следуют», человек с «крепким умом». Качества, высоко ценимые катарцами в своих вождях и правителях, шейхах и эмирах, — это разум и справедливость, щедрость и великодушие. «Главные привилегии шейха, — скажет катарец, — заключаются в том, чтобы мудро управлять племенем; искусно вести переговоры с властями, отстаивая интересы племени; гостеприимно, по обычаям предков, принимать знатных заезжих чужеземцев и облегчать участь нуждающихся соплеменников». «Государство процветает при щедрости правителя, — гласит народная мудрость арабов Аравии, — благоденствует при его правосудии, и твердо стоит на ногах при его уме».
В том месте, где шейх кочевого племени сходил со своего верблюда, снимал с него седло и давал распоряжение установить шатер, — там в прошлом и разбивали при перекочевках новое становище. Вслед за шейхом ставили шатры семейно-родовое кланы. Метрах в двухстах друг от друга, если поверхность вокруг была холмистой; если же ровной, — то на расстоянии метров четырехсот. Но это — весной. Летом же шатры располагались буквально бок о бок, в шаговой доступности от источника воды. Шатер шейха, обязанность которого состояла в том, чтобы «противостоять одним и оказывать прием другим», всегда находился с той стороны стана, откуда, по мнению кочевников, больше всего можно было ожидать «появления врага или прибытия гостя».
Шерстяная ткань бедуинского шатра в Аравии — черного, как правило, цвета. Ткут ее только из козьей или овечьей шерсти, но никак не из верблюжьей (она у кочевников идет на изготовление одежд). Свои жилища сами бедуины называют «шатрами Кедара», «отца кочевников» Верхней Аравии, одного из 12 сыновей Исма’ила, прародителя племен Северной Аравии. Могучий Нибайджус, первый сын Исма’ила, повествуют предания аравийцев, обосновался сначала с семейством своим в пещерах, в которых проживали прежде «арабы потерянные», автохтоны Аравии, одни из первых ее обитателей из легендарного племени самуд. Затем построил, в ближайших к пещерам землям, каменные дома и заложил поселения. Брат же его, Кедар, «рожденный после него», отодвинулся с семейством своим в пустыню, и дал начало племенам кочевников. И сегодня катарец, упоминая в разговоре о чем-либо темного цвета, грозового облака, к примеру, над головой, может сказать, что оно «такое же темное, как шатры Кедара».
Оседлое население (хадар) Катара в донефтяные времена жительствовало в городах и поселениях вдоль побережья, в основном в восточной его части. Занималось «жемчужной охотой», рыбной ловлей, торговлей и морским извозом. Крупнейшими поселениями являлись Эль-Бида’а, Эль-Вакра, Фувайрит, Захира и Хор Шакик. На западной части побережья, кроме Зубары, располагались еще три поселения — Абу Залуф, Хадийа и Хор Хассан, с суммарной численностью населения (1908 г.) 800 человек. Стояли они у источников воды. В Катаре в 1908 г. проживало 27 000 человек; 3 % от него составляли жители западного побережья.
Арабские историки считают, что название Катарского полуострова и заложенного на нем удела, трансформировавшегося со временем в Государство Катар, происходит от наименованя существовавшего там в глубокой древности селения Кутару (слово «кутр» в преводе с арабского языка значит «страна»).
Английский капитан Джордж Брукс, занимавшийся в 18231824 гг. топографией побережья Катарского полуострова, указывал в отчете о командировке, что дома прибрежные катарцы, в частности в Эль-Вакре и Эль-Бида’а, строили из коралловых блоков и глины. В Эль-Бида’а жительствовали арабы из племен бану на’им, ал-давасир и ал-бу-кувара. В сезон жемчужной ловли туда приходило — для участия в «жемчужной охоте» — племя ал-манасир.
По сведениям, собранным майором Колбруком, посещавшим Катар в 1820 г. (именует его в своем рапорте Гаттаром), население Эль-Бида’а насчитывало 900-1000 человек.
В Эль-Хувайле, рассказывает капитан Джордж Брукс, городе более древнем, чем Эль-Бида’а, проживало около 450 жителей (1923–1924 гг.), представленных в основном членами племени ал-бу-кувара. В сезон «жемчужной охоты» Эль-Хувайла становилась одним из центров торговли Катара.
Все побережные города управлялись шейхами доминировавших среди их населения племен.
Доха (Ад-Давха) — одно из ранних поселений Катарского полуострова (смысл названия — «поселение, тянущееся вдоль побережья). В описании английских лейтенантов Констэбла и Стиффа, бывавших в Катаре в 1857 г., Доха предстает уже довольно крупным, по меркам Восточной Аравии тех лет, городом, поглотившим Эль-Бида’а, который сделался одним из кварталов Дохи. Город этот, по их воспоминаниям, растянувшийся вдоль побережье на расстояние в 800 ярдов, был частично обнесен защитной стеной с несколькими сторожевыми башнями. Резиденция шейха («дом власти» в речи катарцев) находилась в большой круглой башне, возведенной в центре города, с поднятым над ней знаменем. Неподалеку от этой башни лежала небольшая бухта, где ремонтировали суда. В Эль-Бида’а имелся форт и две дозорно-сторожевых башни (одна из них — у колодца с водой). Численность население Дохи (вместе с Эль-Бида’а и Малой Дохой, то есть пригородом) не превышала 5000 человек (в 1979 г., для сравнения, — 180 000 человек), а Эль-Вакры — не менее 1000 человек (20).
Из хроник Катара следует, что к 1930-м годам 20 % оседлого населения Катара составляли иранцы. Были среди оседлых жителей и арабы, обитавшие на Персидском побережье Залива, но вернувшиеся затем на Аравийский полуостров (арабы Аравии именовали их словом «хувала»).
Значительная часть оседлого населения до Второй мировой войны приходилась на негров, потомков рабов, завезенных из Восточной Африки. Зарабатывали они на жизнь, участвуя в жемчужной ловле (трудились ныряльщиками). В 1939 г. в Дохе и Эль-Вакре насчитывалось 2000 отпущенных на свободу чернокожих рабов, а все еще остававшихся в рабстве — 4000 человек.
Крупными местами занятости городского населения Катара в прошлом выступали порты и рынки. Погрузка и разгрузка судов велась вручную. Артели портовых грузчиков, лодочников, перевозчиков грузов по городу (на ослах и мулах) и разносчиков воды играли важную роль в повседневной жизни прибрежных городов.
День в жилище горожанина-катарца начинался с того, что женщина с помощью небольшой ручной мельницы молола хлебные зерно и толкла в ступке кофейные зерна, чтобы испечь к завтраку лепешки и сварить кофе. Поэтому ручная мельница и кофейная ступка считались у катарцев-горожан символами семейного очага. Воровство этих предметов строго каралось — отсечением руки. Когда кто-то из жителей того или иного квартала в городе говорил, что «ручная мельница соседа молчит», это означало, что человек попал в беду, что «нет в его доме ни зерна, ни хлеба». И настало время оказать горемыке помощь.
