Надо сказать, что и в последующем клан Аль Халифа продолжал считать Зубару принадлежащей ему. Смириться с переходом Зубары под суверенитет Катара и власть рода Аль Тани никак не мог. Из истории данного вопроса известно, что в 1944 г., когда у руля власти на Бахрейне находился Сальман ибн Хамад (с 1942 г.), англичане пытались, в который раз, примирить семейста Аль Халифа и Аль Тани, но сделать это не смогли. И отголоски той вражды, вспыхнувшей между ними в давние времена, дают о себе знать и по сей день.
Что же касается упоминавшихся выше островов Хавар, то вопрос об их принадлежности в отношениях Катара с Бахрейном встал в полный рост только в 1930-х годах, то есть с началом деятельности в обоих шейхствах нефтяных компаний. До этого ни Катар, ни Бахрейн никаких прав на владение ими друг другу не предъявляли и споров в отношении их принадлежности не вели. Острова эти, расположенные всего лишь в трех километрах от побережья Катара, никак и ничем не выделялись. Людей на них проживало мало. Занимались они в основном рыбной ловлей. Ситуация стала меняться с началом нефтепоисковых работ в землях Верхней Аравии. В 1936 г. правитель Бахрейна, с учетом возможности наличия там источников нефти, разместил на островах военно-сторожевой пост. Вслед за этим, по истечении двух лет, бахрейнцы активно стали бурить на них колодцы. Значение бурильных работ как таковых, в ходе которых могла быть обнаружена и нефть, хорошо понимал уже в то время правитель любого из шейхств на побережье. И вот тогда-то правитель Катара впервые пожаловался английскому политическому агенту на Бахрейне, в сферу деятельности которого входил и Катар, на противоправную, как он заявил, деятельность бахрейнцев на островах Хавар. Отметил, что принадлежность этих островов Катару, лежащих в непосредственной от него близости, никогда и ни у кого никаких вопросов не вызывала, да и вызывать не могла. И те бурильные работы, что начал вести там Бахрейн, есть ничто иное, как вмешательство рода Аль Халифа во внутренние дела Катара, грубое и ничем не прикрытое. И потому вмешательство это, по его, правителя Катара, пониманию, не только следовало бы пресечь, но и должно было бы сделать непременно.
Политический агент сразу же известил об инциденте свое непосредственное руководство — английского политического резидента в Персидском заливе. Следствие, начатое ими по этому делу, показало, что каких-либо задокументированных доказательств, подтверждавших, что острова Хавар принадлежат Катару, правящее в нем семейство Аль Тани представить не смогло, ибо таковыми, как выяснилось, не располагало. Ничего другого, кроме заявлений о том, что острова Хавар — это территория Катара, о чем издревле известно всем побережным арабам, шейх ‘Абд Аллах предъявить англичанам в доказательство своей правоты не мог.
Бахрейн же, где советником правителя служил англичанин Чарльз Белгрейв, в отличие от Катара, кое-какие документы в виде писем-обращений к эмиру Бахрейна жительствовавших на острове рыбаков, как «подданных Бахрейна», и подборку фотографий соответствующего содержания политическому резиденту представил. И спор выиграл.
В июле 1939 г. политический резидент Тренчард Фаул объявил острова Хавар принадлежащими Бахрейну. Шейх ‘Абд Аллах с таким решением не согласился, но Т. Фаул заявил, что дело закрыто, и дальнейшему обсуждению не подлежит.
Надо сказать, что Чарльз Прайор, сменивший в сентябре 1939 г. Тренчарда Фаула на посту политического резидента в Персидском заливе, с решением своего предшественника тоже согласен не был. Считал, что с Катаром обошлись нечестно. Ссылался на то, что даже сам Лоример, «английский летописец Залива», относил острова Ха- вар к Катару. И если бы у правителя Катара, говорил он, был бы тогда, такой же, как и у правителя Бахрейна, английский советник, то вопроса о предъявлении Бахрейном прав на эти острова вообще бы не возникло. Однако решение, вынесенное Тренчардом Фаулом, английские власти пересматривать не пожелали, ибо в таком случае пострадали бы престиж и репутация английского политического резидента в Персидском заливе как верховного арбитра в решении споров и разногласий между аравийскими шейхствами, состоявшими под протекторатом Британской империи.
Опережая ход повествования, отметим, что данный вопрос так и оставался неурегулированным до 1960-х годов, когда приступили к демаркации водных границ. Не смогли решить его и в то время. Доха вообще отказывалась обсуждать его до тех пор, пока Бахрейн не признает суверенные права Катара на острова Хавар.
В отношениях Катара с Бахрейном на почве этих разногласий возникали, то и дело, кризисные ситуации. Таковые имели место быть и в 1980-х, и в 1990-х годах. И только в марте 2001 г., о чем мы еще обстоятельно расскажем читателю в другой части этой книги, на вопросе о принадлежности островов Хавар была поставлена, наконец, точка (14***).
С обнаружением нефти в Иране (1908), ознаменовавшим начало так называемой нефтяной эпохи в истории народов зоны Персидского залива, главное внимание англичан в этом районе мира сосредоточилось на удержании в своих руках нефтяных концессий, а также на сохранении в «концессионных землях арабов Аравии», и как можно дольше, британского протектората.
Англичане добились от правителей целого ряда аравийских княжеств — Кувейта (1913), Бахрейна (1914), Катара (1916), Договорных шейхств (нынешних ОАЭ, 1922) и Омана (1923) — заключения с ними договоров, в соответствии с которыми шейхи обязались предоставлять нефтяные концессии только с одобрения британского правительства.
Нефтепоисковыми работами в Кувейте, Катаре, Договорных шейхствах и Омане занялись первыми англичане. А вот на Бахрейне и в Саудовской Аравии верх взяли американцы.
Сразу же после обнаружения нефти в Кувейте, а затем и в Катаре британское правительство подвигло правителей этих шейхств к вложению их доходов от нефти в Англию. Впоследствии так же поступило и в отношении правителей Договорных шейхств и Омана, где нефтепоисковые работы, начатые значительно позже, увенчались успехом в 1958 г. и 1963 г. соответственно.
Впоследствии, с учетом роли и места Аравии в поставках нефти в Европу, англичане усилили свое военное присутствие в зоне Персидского залива. Открыли базы королевских ВМС в Адене и на Бахрейне. Получили право на пользование взлетно-посадочными полосами для Королевских авиалиний в Кувейте, на Бахрейне, в Катаре, Дубае, Шардже и Омане.
Границы Саудовской Аравии с находившимися под британским протекторатом Катаром, шейхствами Договорного Омана (нынешними ОАЭ), Оманом, Аденскими протекторатами (впоследствии НДРЙ), а также с Йеменом не были определены и вызывали споры. В конце 1930-х годов, когда Англия и США активно занялись поисками нефти на Аравийском полуострове, то вопрос о границах приобрел повышенное звучание. «Принадлежность тех или иных участков пустынной территории, — отмечает в своей работе «История Саудовской Аравии» А. М. Васильев, — раньше не имевшей экономической ценности, стала предметом разногласий из-за возможных запасов нефти» (15).
После подписания нефтеконцессионного соглашения (17 мая 1935 г.) шейх ‘Абд Аллах получил письмо от Ибн Са’уда. Король Саудовской Аравии, судя по всему, был не в курсе того, что концессионная сделка правителя Катара с англичанами состоялась. К письму было приложено описание прохождения границы, как ее видели в Эр-Рияде, между Саудовской Аравией и Катаром. Король Ибн Са’уд настоятельно советовал шейху ‘Абд Аллаху от заключения каких-либо концессионных соглашений с англичанами до полного и окончательного решения пограничного вопроса и завершения демаркации границы Катара с Саудовской Аравией уклоняться.
В беседах же на эту тему с англичанами Ибн Са’уд ясно давал им понять, что положений англо-турецкой конвенции от 1913 г., на которые они ссылались, он не принимал и не принимает. Во-первых, потому, что турки, как, должно быть, хорошо известно британцам, никогда полностью Эль-Хасу не контролировали даже во времена оккупации ими этой провинции. Во-вторых, что подписание англо-турецкой конвенции состоялось после того, как Эль-Хаса перешла уже в его руки, и турки ее оставили. И, в третьих, что конвенция эта так и не была ратифицирована.
