Наконец сознание вернулось ко мне. И я обнаружила себя на холодном иннудовом полу. Мир слишком темный и слегка размыт, но я больше не проваливаюсь в беспамятство. Тряхнув головой, проснулась окончательно.

На моей шее ошейник, также сделанный из иннуда. От него идет цепь, соединенная с оковами на запястьях и лодыжках. Недостаточно просторные, чтобы не причинять неудобство, но не настолько тугие, чтобы конечности онемели.

Я уселась настолько удобно, насколько позволяло мое положение. Тело ломит. Прислонилась больной головой к холодной стене. Прохлада спасала не сильно. Мое средство передвижения, которое до этого ехало, вздрагивая от встречающихся на дороге камней и ям, наконец, остановилось.

Послышались шаги, а уже через минуту дверь моего убийственного ящика распахнулась, проливая свет. Невозмутимый мужчина окинул меня взглядом, преисполненным отвращения. Собрав оставшиеся силы, я выдавила из себя мерзкую усмешку и брезгливо провела уже давно не мытыми руками по грязным волосам. Мужчина никак не отреагировал, лишь с силой дернул за цепи, и я вывалилась на выложенную брусчаткой дорогу. Меня даже никто не старался удержать.

Грубым движением меня оторвали от земли, дернув за предплечье, и я осталась стоять на дрожащих ногах. Щурясь, огляделась и теперь уже дрожала всем телом. Серая масса озлобленных людей, которые проглатывают всю ложь, что им скармливает нынешний правитель, с безграничной ненавистью глядели на меня. Царственный, зажравшийся и заигравшийся во власть ублюдок.

Я ждала этого момента. И мне казалось, что я готова к тому, что меня выставят на всеобщее обозрение – ведь я к этому привыкла. Но это была еще одна вещь, в которой я ошибалась.

Скверно.

Тысячи взглядов устремлены на меня, они выискивают, высматривают признаки поражения на знаменитом лице. Я старалась не слышать их крики. Старалась. Но у меня и это не выходило, я очень устала. Я мало что понимаю, ведь криков так много. Все сливается в единую какофонию, которая словно сильные руки, сжимает мой череп.

Меня демонстративно ведут по широкой дороге, подталкивая дулом ружья в спину. Я опустила голову, не желая смотреть кричащим в глаза. И вот, когда до конца дороги, до деревянной лестницы эшафота остаются считанные метры, по моим щекам текут горячие слезы. Это видят все, и крики становятся яростней.

Шаг, я тянусь к тому, чего меня лишили. Еще шаг, я в очередной раз убеждаюсь, что осталась беззащитна. Еще шаг. Еще и еще. Пара шагов и я уже перед самой лестницей. Я оглядываюсь, едва дыша, будто из моих легких в очередной раз выбили весь воздух.

«Что я наделала? Что натворила?»

Уже поздно, солнце все ниже и ниже склонялось к горизонту. Люди спешили скорей оказаться дома, и я их не виню. Самой побыстрей бы со всем разобраться и уйти домой, в горячую ванну с маслами, свечами и вином. Но сначала работа.

Я вдохнула поглубже в легкие смесь запахов, что витала на торговой улице. Прикрыв глаза, мне даже удалось различить некоторые из них: рыба, мясо, фрукты, овощи, лекарственные травы…

Внезапно мое внимание привлекли две внушительные женщины с корзинками в руках. Отойдя в сторону от торговых лавок, рабочий день которых уже заканчивался, женщины начали шушукаться.

– Слышала, сегодня ночью преодолел стены города особо опасный преступник. Ему незаметно удалось пересечь границы империи, а теперь, и недели не прошло, он уже в столице.

«Во имя Хаоса, ну вот опять. Началось».

– Да, да! Мой сын не хотел говорить об этом, лишь обронил что-то о том, что этот подонок успел напасть и надругаться над ученицей лорда Реттлса. Теперь его разыскивают не только стражи порядка, но и люди лорда.

– Не позавидуешь преступнику. Если попадется стражам, то будет отправлен на казнь без возврата на родину, а если люди Реттлса найдут его раньше… – и многозначительное молчание.

Да-а, лорд Реттлс славится своей рассудительностью и жизнелюбием, но, когда дело касается его учеников… Однажды он запытал несчастного парня до полусмерти за то, что тот обрюхатил одну из его учениц, а затем предпринял попытку втихую слинять. Кто бы что ни говорил, Реттлс любит своих учеников, ведь он их обучает, воспитывает и растит с малолетства. Как только ребенок достигает семилетнего возраста, лорд может принять его в свои ученики, ведь примерно в это время ребенок начинает осмыслять свои поступки и его энергию уже можно направить в нужное русло.

– Бедная девочка. Что же она делала на улице в столь поздний час? Неужто Реттлс недоглядел?

– Так, болтушки! А ну проваливайте отсюда! Своими историями настроение портите! – торговец рыбой вытер руки о полотенце и с суровым видом упер их в бока.

– Верно, верно! Сейчас это пока не больше, чем слухи! – поддержал мясник.

На рыночной площади послышалось еще несколько недовольных реплик от парочки торговцев, и две болтающие женщины были вынуждены уйти, недовольно ворча.

– Ох, ну что за люди? К чему ж разводить панику раньше времени? – причитала травница, недалеко от лавки которой я остановилась.

Офицер Марчер, Хаос его подери! Ну, сколько раз нужно сказать, чтоб о подобных делах с матерью не говорил? Какая часть фразы «абсолютно секретно» была ему непонятна? Вот увижу паршивца – уши надеру!

Тихонечко перебралась с одной части крыши на другую, тем самым оказываясь над другой, тихой и пустой улицей. Я провела рукой по металлическим ножнам кинжала, что находился под накидкой на поясе. Холод родного металла успокаивал.

– Дар.

Я произнесла это тихо-тихо, так как все-таки сидела в засаде, о чем забывать не имела права. Надеюсь, не придется им воспользоваться. Чаще всего Дар для меня является моральной поддержкой, нежели физической. Как бы я ни старалась, мне тяжело использовать его по назначению.

Черепичная крыша, на которой я сейчас устроилась, спрятавшись за толстенной дымоходной трубой, отлично мне подходила, если судить по расчетам Генри.

Неужели этот мальчишка и вправду думает, что все может обернуться именно так, как он задумал?

Подул прохладный ветер, заставивший содрогнуться. Почти сразу же после этого мой чуткий слух уловил звук торопливых шагов. Две пары ног, обутые в тяжелые сапоги, быстро продвигались по улице, а за ними еще дюжина, робко шагающих личностей. Слышу звон цепей.

– Пошевеливайся! Солнце скоро зайдет, и как тогда, по-твоему, мы сумеем незаметно добраться до места встречи, не попавшись патрульным?

– Но, сэр, они очень медленны. Бедолаги чертовски измотаны.

– Так подгони их, иначе поравняешься с ними, – зло оскалившись, прошипел, шедший впереди всех, мужчина.

По пустынной, мрачной улице шло четырнадцать персон. Высокий, озлобленный, крепкого телосложения мужчина – работорговец. Цилиндрическая шляпа с широкими полями прикрывала его лицо, но мне удалось разглядеть шрам, шедший через обе губы и теряющийся в каштановой, слегка седоватой, бороде. Второй был моложе, может лет двадцати трех. Он тащил за собой едва живых эльфов, что были облачены в черные мантии и больше походили на вялые тени.

Парень был прав, эльфы были замучены до изнеможения, еле-еле переставляли ноги, а цепи кандалов своей тяжестью лишь усложняли их положение.

Я присела на крыше, подобно кошке, готовясь к прыжку, и стала внимательнее вглядываться в темные участки улицы. Наконец, мой напарник направил на мое лицо солнечные блики, отразив их от своего клинка – пора.

Я сделала вдох и задержала дыхание, чтобы не пропустить важный момент. И когда злостный старикан оказался прямо подо мной, я прыгнула.

Проклятье!

Без понятия, где был прокол, но мужчина увернулся от моей атаки. Приземлившись на ноги, встала в боевую стойку.