К тому же, как говорил один мой знакомый тренер, широко известный в узких кругах: «Бокс — это тот же диалог, только производящийся при помощи жестов».

В общем, пока рыжий верзила чухался, я, хоть и не совсем по-боксерски, зато от всей души, подскочив, привариваю ему "двоечку". Правым локтем по челюсти сбоку и хуком левой по печени…

— Все, все, все! Закончили, парни! В другой раз доспаррингуете.

Передо мной возникает Александр с поднятыми к груди ладонями, — Хватит, хватит, Кот!

Беру себя в руки и торможу с намеченным броском вперед для добивания поверженного противника.

Вовремя переводчик подоспел. Пелена с глаз спадает. Мир возвращается во всей своей многомерности и объеме.

Оглядываюсь, стреляя глазами по сторонам.

Остальные дойчи, как ни странно, не спешат бросаться на чужака, только что уронившего их товарища. Смотри-ка ты — двое даже урезонивают уже вскочившего на ноги Клауса.

А как же извечный принцип: «наших бьют»? В Германии он не работает, что ли? Хотя, в принципе, подобное поведение немцев вполне объяснимо — я ведь не просто мимо проходил, а могу быть весьма полезен и вполне способен упростить им выполнение задачи.

Они просто рациональны.

Зачем обострять отношения с представителем тех, к кому ты пришел за сотрудничеством? Это все равно, что при наличии воды — натираться сухой мочалкой.

Тем более вояки на мордобой намного проще, каких-нибудь бюргеров или студентов смотрят. Ну, вот хотя бы — как на обычный спарринг. С небольшим оттенком личной неприязни. Делов-то! Чего только между мужиками не бывает? Еще и не такое случается.

Рабочий момент. Притирка характеров и темпераментов.

Откуда я знаю немецкий?

О, у меня еще много скрытых талантов. Да и не знаю я его совсем. Только вот на таком уровне кабацкой ругани.

Знал бы — полиглотшу Маргошу тогда к гвинейцам не потащил.

Кстати, посмотреть бы — как там наши?

Списали меня уже, поди?

Очень хочется надеяться, что хотя бы девчонки, еще ждут и верят в возвращение своего блудного Кота.

Я же не специально себе такой экстремальный вояж устроил.

Ну, что поделать, если эти гадские приключения сами меня находят?

Так что не подражай Коту — лучше живи себе скучно!

Зато, гарантированно целее будешь…

— Чего приуныл, отличник? Сопишь, будто задачку со звездочкой решаешь.

— Решаю… Думаю о том, как к нам твои соотечественники отнесутся.

Залихватски подмигиваю сидящей рядышком Да Сом, хоть и не уверен, что в такой темноте девушка сможет по достоинству оценить мою гусарскую удаль и вангую с показательно уверенной улыбкой астролога-шарлатана:

— Цветов и оркестра я тебе, конечно, не обещаю, но и с разбегу на эшафот вас точно не поволокут. И, вообще — не тронут. Ну, а дальше — разберемся. Вот, сейчас придем ко мне, для начала поедим щей, будем пить vodka из samovar, а потом позовем цыган и станем учить мой ручной bear — плясать kalinka — malinka. Так что, попустись и не беги впереди паровоза, — заодно уж подкидываю свежие выражения в словарную копилку парня. Пусть лучше расшифровкой смысла и запоминанием голову занимает…

Юный кореец не слишком уверенно кивает и улыбается в ответ.

Я же хмыкаю. Про себя. Тоже весьма скептически.

Ибо, до вышеописанных национальных забав — нам всем, до этого самого дома, еще и добраться неплохо было бы.

Что отсюда представляется не самым простым делом. Да таким, на самом деле и является.

От поселка нас сейчас отделяет приблизительно около четырех километров кромешной темноты и полной неизвестности. Идти придется, как по тонкому льду или по минному полю. Без каких-либо гарантий. Ведь никто не знает, где сейчас могут притаиться вражеские секреты и по-паучьи терпеливо, поджидать жертву?

Однако, деваться-то некуда: хочешь — не хочешь, а придется лезть в эту паутину.

Чего же мы — два последних дня зазря сюда шлепали? Ну, а теперь, остался последний рывок. Финишная прямая, так сказать.

Вот сидим и ждем, пока ночная темень хоть немного посереет и даже самых стойких, оловянных корейских солдатиков, под утро, начнет в сон клонить, вопреки присяге и воинскому долгу.

Как по мне, так уже можно начинать двигаться, но с советами к разведчикам я не лезу. Они и сами с усами…

А, вот уже и Иоганн, командир дойчей, зашевелился. И его бравые арийцы встрепенулись и подобрались. Не я один такой умный.

— Ну что — пора, — оповещает меня и подопечных переводчик.

Не задавая лишних вопросов, просто киваю. Порядок движения утвержден заранее.

— Пора — так пора. Дойчланд фор — нох айн тор!*

Александр фыркает и шутливо касается кулаком моего плеча.

Нормальный он парень — за эти два дня мы стали приятелями.

— Держаться рядом. От меня — ни на метр, — еще раз напоминаю корейцам и мы начинаем движение к цели в сторону поселка.

Цветущая предрассветная степь благоухает словно райские сады. Ароматы сносят башку. А мы крадемся пуганными крысами, скорчившись в три погибели, чтобы хоть немного снизить шансы попасть в окуляры ночных прицелов противника.

Мы-то с корейцами почти налегке шлепаем, а вот разведосам — точно не позавидуешь. Они, как верблюды навьюченные. Но у них работа такая…

То и дело останавливаемся, прислушиваемся, озираемся и снова медленно движемся к цели. Как бы еще там на френдли фаер не налететь…

Напрасно я насчет дружественного огня волновался — мы нарываемся на проблемы гораздо раньше, когда до форта остается еще около половины от изначальной дистанции.

Дух!

Очередной, бесформенно выглядящий куст, метрах в тридцати впереди — озаряется ослепительно яркой вспышкой выстрела.

Дух! Дух! Дух-дух! — всего через долю мгновенья подхватывают его собратья с фронта и правого фланга.

Распластываюсь на траве. Способность соображать возвращается только после этого инстинктивного порыва.

Ждали нас! Засекли еще на подходе и терпеливо подпустили на минимальную, прямо «расстрельную» дистанцию.

Пытаюсь оглядеться, насколько это возможно. Стрельба продолжается. Головы не поднять.

Зато «режим тишины» теперь уже не актуален:

— Хэ Вон — вы как?

— В порядке, — с небольшим запозданием прилетает ответ откуда-то сзади.

— Не дергайтесь. Ждите.

— Саня, что у вас? — посылаю запрос вперед.

— Все! Отбегал… Прямо в живот прилетело, — шипит переводчик после еще более долгой паузы, — Клаус и Дитрих, вроде тоже готовы...

— Погоди. Я сейчас…

Подползаю к приятелю. Стрельба все еще не стихает. Однако пули — все больше над нами летают. К земле прижимают, что ли? А под прикрытием и «группа захвата» подберется и навалится?!

Переводчик лежит на спине, вцепившись темными от крови ладонями в рану на животе.

— Дай гляну!

— Ну, хули там глядеть?! Всё, Кот! Вали назад, может выскочишь…

— Саня…

— Да вали уже быстрее, дурень! Тащить меня решил? Не получится. Мне, так и так — пи…ец, нах еще и тебя за собой тянуть… — его правая рука отрывается от живота и крупно дрожа, расстегивает клапан поясной кобуры.

Остальные немцы должны находиться впереди, но никаких признаков жизни оттуда не наблюдается. Не просматривается и не прослушивается.

Может они, вообще, всех бундесов уже упокоили и остались только мы с дезертирами, да обреченный переводчик?

— Беги, Кот… А то, мне как-то совсем бешиссен**… Боюсь — отключусь, а живьем к этим под ножи не хочу… Удачи тебе…

— Может, не нужно? Ну что такого страшного ты им расскажешь? А так, может заштопают? Поживешь…

— Совсем дурак? «Заштопают»! Вали давай!

— Ну да, ху..ню спорол, конечно, — я вздыхаю, — Тогда прощай, Саня… Увидимся в лучшем мире, — как-то само по себе вырывается у меня…

— Да, давай… Стой! У меня девушка… Дома… Лина Майер. Найди её и скажи… что она была самой лучшей.

— Сделаю.

— А теперь беги… Давай, давай! Los! Los!