Госпожа Петрова лежала на обитом шелком диване-канапе и потягивала шоколад, а королевский пудель, сидящий у ее ног, будто скульптура, завистливо наблюдал за хозяйкой. Бледная, как фарфоровая кукла, госпожа Петрова осторожно протянула Хульде свои хрупкие пальчики в знак приветствия. На каждом было по кольцу с драгоценными камнями.

Хульда поставила на пол саквояж и начала осмотр. Ощупав острый твердый живот, она сразу поняла: что-то не так. В больнице Петровым сказали, что они ждут близнецов, но через слуховую трубку Хульда услышала только одно сердцебиение, да и то слабое, едва заметное. Дети под ее руками не шевелились. Хульда посоветовала супругам немедленно поехать в больницу. Началась суматоха, и Хульда беспомощно наблюдала, как госпожа Петрова сначала накричала на служанку, что та недостаточно быстро упаковывает ее шелковые платья, а потом рухнула на руки мужа.

Спустя почти целую вечность приехала «Скорая помощь» и забрала ее.

«Никакие деньги здесь не помогут», – думала Хульда, медленно бредя по Янновицкому мосту в сторону Александерплац. Она подозревала, что даже самые дорогие врачи из частной клиники не смогут спасти младенцев в утробе Натальи Петровой. Бедную женщину ждут боль, горе, отчаяние, и ей впору будет радоваться, если она останется живой.

В то же время Лило Шмидт, жившая в нищете, быстро и легко родила здорового мальчика. Такова жизнь: она не распределяет свои милости справедливо, а слепо бросает их в толпу, как горсть медных монет.

Хульда снова смерила взглядом полицейское управление, чувствуя себя подавленной и усталой, но при мысли о том, кто сидит за одним из бесчисленных окон, в груди затеплился огонек. Следовало признать, что Хульда заинтересовалась этим местом только из-за комиссара Норта. Только из-за него она все еще стояла здесь.

Хульда нервно прикусила ноготь. В последний раз они с комиссаром расстались не на дружеской ноте, и мысль о новой встрече завлекала и тревожила одновременно. Будет ли он рад ее видеть? Стоит ли рассказать о разговоре с Леной? Хульда чувствовала: что-то в истории девочки не сходится. Но с чего начать? Если она признается, что пыталась узнать о Рите, то все закончится очередным спором.

Хульда покачала головой и хотела было направиться к подземке, чтобы вернуться в Шенеберг, но тут в дверях главного входа показался высокий белокурый мужчина. Шляпа у него на голове съехала немного набок – как, впрочем, и всегда. Рядом с комиссаром Нортом шел полноватый юноша, который оживленно говорил. Потом он что-то спросил, и комиссар коротко покачал головой. Они попрощались, кивнув друг другу. Юноша побежал к железнодорожной станции, а комиссар направился в сторону Хульды. Она стояла так, что он не мог не пройти мимо. Но комиссар смотрел себе под ноги, в глубокой задумчивости изучая мостовую. Между тонкими длинными пальцами тлела сигарета. Что-то в его походке и в том, как он нервным движением убрал волосы со лба, заставило сердце Хульды болезненно сжаться. Он выглядел так, будто ему не терпится оказаться подальше отсюда.

Когда через несколько секунд комиссар поравнялся с Хульдой, она схватила его за рукав. Он вздрогнул, и лицо его на мгновение исказилось.

– А, снова вы. – Он схватился за шляпу и поправил ее, словно это должно было помочь ему вернуть самообладание. – Вы меня почти напугали. Почему вы здесь околачиваетесь?

– О, простите великодушно, – с невольным вызовом сказала Хульда. – Я навещала пациентку, она живет здесь, за углом, а потом случайно наткнулась на вас. – С каждым словом она все больше переходила на раздражительный тон, пусть даже сама этого не хотела. – Смотрите, куда идете, а не то вас переедет трамвай.

– С вами трамвая можно не бояться. Паровой каток – и тот безобиднее, – парировал комиссар, блеснув зеленоватыми глазами.

Несколько секунд они молча смотрели друг на друга, а потом Хульда прыснула со смеху. Она смеялась так, что слезы навернулись у нее на глаза. После дурацкой ссоры с Феликсом и печального визита к богатым русским Хульда была сама не своя, но теперь ей полегчало. Комиссар присоединился к ней, и теперь они оба тряслись от смеха, хватая ртом воздух.

– Вы всегда так находчивы и остры на язык? – поинтересовалась Хульда, вытирая глаза.

– Вообще-то нет, – смутился комиссар. Он снял шляпу и снова провел рукой по волосам. Стекла его очков были заляпаны. – Мои коллеги, особенно мой помощник, считают, что я похож на дохлую треску: неразговорчив, без чувства юмора. Знакомые говорят, что мое молчание их убивает.

– Они вас плохо знают. – Хульда сделала глубокий вздох и протянула руку. – Давайте заключим мир?

– Перемирие, – серьезно ответил комиссар, но глаза его весело блеснули.

– Мне этого достаточно, – произнесла Хульда и с нахальной улыбкой добавила: – Как поживает наше расследование?

Комиссар на мгновение задумался, словно подыскивая ответ под стать, но, видимо, он уже растерял свой запал, поэтому лишь пожал плечами:

– Мы зашли в тупик.

Он неожиданно протянул к Хильде руку, собираясь дотронуться до ее лица. Хульда отпрянула и в замешательстве уставилась на комиссара. Тот осторожно коснулся ее щеки.

– У вас макияж потек, – тихо произнес он и поспешно отдернул руку, словно обжегшись.

От удивления Хульда потеряла дар речи. Она дотронулась до лица, ощущая покалывание в том месте, которого касался комиссар.

– Слезы и тушь несовместимы, – небрежно отмахнулась она. – Даже если это слезы смеха.

Оглядевшись, она приметила трактир на углу.

– Я схожу в дамскую комнату и разберусь с этим.

– Неподалеку отсюда есть закусочная «Ашингер», – сказал комиссар. Он стоял и смотрел на Хульду, как будто чего-то ждал. Когда та не ответила, комиссар добавил: – Не хотите выпить со мной кофе?

В животе веселым бесенком заметалась искра, но Хульда приказала себе не обращать на нее внимания.

– Почему бы и нет? – отозвалась она, вытерла взмокшие ладони о темно-красную юбку и внезапно осознала, как плотно та облегает бедра.

На негнущихся ногах она последовала за комиссаром. В закусочную они попытались зайти одновременно, отчего их локти соприкоснулись. Хульда вздрогнула.

Оказавшись внутри, она с любопытством огляделась. «Ашингером» называлась местная сеть общественного питания. Ее точки находились по всему городу, но Хульда никогда не заходила ни в одну. Атмосфера заведения была пропитана духом типичного берлинского трактира: квадратные колонны, каменный пол, украшенный простой, но красивой мозаикой. С высокого потолка свисали люстры и золотые светильники.

«Как здесь жарко», – подумала Хульда, расстегивая кардиган и верхние пуговицы блузки. Из-за множества человеческих тел с их испарениями, запаха супа и выпивки воздух был тяжелым и душным. Шум стоял оглушительный.

Они с трудом отыскали место за стойкой. Недаром заведение называлось «стоячей пивной»: посетители группами стояли вокруг высоких столиков, пили пиво, закусывали маленькими берлинскими булочками. Исходящие паром миски с гороховым супом одни держали на весу, другие – поставив на подоконник, а то и на выступ колонны. Но на тарелках большинства посетителей можно было увидеть самую дешевую еду – макароны с сахарином.

– Где здесь уборная? – спросила Хульда, и комиссар большим пальцем показал себе за спину, где в узком проходе толпилась длинная очередь. Видимо, добрая половина Берлина решила опорожнить здесь свой мочевой пузырь.

Пожав плечами, Хульда осталась на месте, послюнявила палец и попыталась наугад вытереть лицо. Комиссар усмехнулся, перехватил ее запястье, вытащил из кармана застиранный носовой платок и с осторожностью, которую Хульда от него не ожидала, вытер ей щеку. А затем, как бы случайно, положил другую руку ей на талию. Вокруг толпились посетители, пихая их со всех сторон локтями, и комиссар притянул Хульду еще ближе, почти прижимая к себе.

Хульда увидела, как в его зеленых глазах пляшут огоньки ламп. На мгновение все вокруг стихло, словно их накрыли стеклянным колпаком. Но потом колпак лопнул, и шум закусочной потоком хлынул в уши. Проходивший мимо официант толкнул Хульду в бок, и вся атмосфера бесследно испарилась.