Запах морга каждый раз пробирал Карла Норта до самых костей. Вообще-то Карл считал себя тертым калачом: ему довелось повидать мертвецов на всех стадиях разложения, он читал трупы как открытую книгу… Но это впитавшееся в стены тошнотворно-сладкое зловоние, которое резко било в нос, выводило его из равновесия.

Сегодня утром запах был особенно ужасным.

Карл угрюмо подумал, что предпочел бы держаться подальше от дела, которое предстоит расследовать. Оно вызывало у него страх, однако он старался не подавать вида. Подчеркнуто твердым шагом он подошел к столу для вскрытия и встал рядом с патологоанатомом. Фриц Габер невозмутимо жевал яблоко, рассматривая женский труп. Его лысина блестела в электрическом свете потолочной лампы. Из уголка рта стекала тоненькая струйка сока, и Карл на мгновение отвел взгляд. Габер окинул его насмешливым взглядом.

– В чем дело, комиссар Норт? Неужто вам подурнело?

– Ни в коей мере, – отозвался Карл, пытаясь говорить как можно спокойнее. – Итак, что скажете?

Свободной рукой Габер толкнул тело, словно дружелюбно тыкая в бок хорошего знакомого.

– Перед нами дама в возрасте. И те три дня, которые она провела в воде, отнюдь не прибавили ей свежести.

Карл со смесью любопытства и отвращения осмотрел лицо и тело покойницы. Ее глаза были закрыты. Жидкие светлые волосы с серебристыми прядями торчали сосульками. Внешних повреждений видно не было – за исключением разве что небольших ссадин на животе и бедрах. В остальном женщина выглядела как типичная утопленница: вздутые руки и ноги, серовато-голубоватая кожа…

Габер схватился за ноготь на указательном пальце правой руки, и тот отвалился. Карла замутило. Он торопливо вытащил из кармана халата пачку «Юно», достал сигарету и закурил. Глубоко вдохнул и выдохнул. После нескольких затяжек перед глазами прояснилось.

– Как я уже сказал, покойница пробыла в канале несколько дней. Ее нашли игравшие на берегу детишки. Думаю, им долго будет не до веселья… – Патологоанатом указал на лицо трупа. – Вот, смотрите.

Карл неохотно склонился над мертвой женщиной, нос и рот которой облепили беловатые хлопья, похожие на засохшую пену. Карл поймал себя на том, что изучает ее лицо дольше необходимого.

Хабер проследил за его взглядом и кивнул, словно отвечая на незаданный вопрос.

– Совершенно верно. У нее шла пена изо рта.

Карл выпрямился и шагнул назад, надеясь, что патологоанатом не заметит его нервозности.

– Значит, женщина была жива, когда упала в воду?

Габер бросил сердцевину яблока в жестяное корыто.

– Причина смерти – утопление, это точно. Наверное, она не умела плавать. Вопрос в том, какого черта она отправилась купаться. Весной. В Ландвер-канал. Вода там двенадцать градусов.

– Самоубийство?

– Похоже на то. Бедняга была потаскушкой, так что жизнь у нее была не сахар.

– Откуда вам это известно?

Габер указал на стол у себя за спиной, где лежала одежда покойницы.

– На ней было блестящее платье и дешевые кружевные подвязки. Кроме того, я обнаружил вагинальные и анальные повреждения, некоторые совсем свежие.

Карл вздрогнул. На что только не идут эти бедные женщины… просто в голове не укладывается. Но он прослужил в полиции достаточно долго и знал, что для некоторых проституция – единственная возможность выжить. Но сейчас его особенно коробила мысль о том, что бедняжка пережила перед смертью.

– Рожавшая? – Он с силой потушил сигарету о жестяное корыто.

– Да. Скорее всего, не один раз.

– Значит, у нее должны быть родственники.

Габер снова кивнул.

– Это уже ваша работа, Норт, – сказал он. – Я бы поспрашивал о ней к югу от Кетенского моста. Скорее всего, покойница жила на Курфюрстенштрассе или в Бюловбогене. Вы наверняка хорошо знаете эти места.

Карл ошарашенно уставился на Габера. О чем это он?! В упомянутых местах процветали алкоголь, наркотики и проституция. После образования Большого Берлина там медленно, но верно расцветал квартал с увеселительными заведениями, грозящий составить конкуренцию Александерплац и Кройцбергу. Что патологоанатому известно?

Только потом Карл понял, где собака зарыта, и громко рассмеялся от облегчения.

– На секунду я подумал, что вы на что-то намекаете.

Габер многозначительно усмехнулся.

– Намекаю? Такому невинному агнцу, как вы? Упаси боже. Но вы, кажется, родом из тех мест?

– Не совсем. Я вырос не там, а неподалеку, – неопределенно ответил Карл, подумав о темных стенах детского дома, палках протестантских сестер и карцере в глубине подвала. Но он быстро выкинул образы из головы. Всю свою взрослую жизнь он только и делал, что подавлял эти воспоминания, стоило им возникнуть.

Твердо посмотрев на патологоанатома, Карл сказал:

– Имя погибшей нам уже известно. В полицию поступило сообщение об исчезновении женщины, некой Риты Шенбрунн. Она несколько дней не появлялась на работе. Мы уже побывали у нее в квартире.

– Неужели? – спросил Габер, даже не пытаясь изобразить интерес. Его, как обычно, заботили только следы, которые можно найти на теле покойника. Все остальное не имело для него значения.

Габер почти разочарованно добавил:

– Значит, в галерее ее фотография не появится.

Карл сказал, что нет, не появится. Патологоанатом говорил о галерее леденящих кровь снимков, что висели в полицейском управлении на Александерплац. В этом здании из красного кирпича посетители и полицейские каждый день проходили мимо фотографий, на которых были изображены неопознанные тела с отрубленными конечностями и головами, ожогами, огнестрельными ранами размером с кулак… Бесконечная вереница насилия.

Как можно небрежнее Карл спросил:

– Вы уверены, что эта женщина покончила с собой?

– Я уверен только в том, что она мертва, – ответил Габер. – Учитывая дела, творящиеся в округе, убийство нельзя исключать. Недовольный клиент, разозлившаяся соперница… Впрочем, эта бедняжка выглядит совсем измученной. Вряд ли она представляла угрозу для своих товарок.

С этими словами Габер сочувственно похлопал покойницу по ноге, а потом накрыл ее простыней.

– Время выпить кофеек, – сказал он и направился к выходу из морга.

Рассеянно кивнув, Карл проводил патологоанатома взглядом и снова посмотрел на простыню, под которой лежала мертвая женщина. Он не мог отвести от нее глаз, хотя больше всего на свете мечтал оказаться подальше отсюда. Мечтал передать это дело другому уставшему полицейскому, одному из своих коллег из отдела по расследованию убийств. Смерть Риты Шенбрунн задела его за живое, но он не мог придумать ни одной правдоподобной причины, чтобы отказаться от расследования.

На нехватку работы жаловаться не приходилось. С тех пор, как Карл поступил на службу в Главное полицейское управление Берлина, не проходило и дня, чтобы они с коллегами не носились по городу, как загнанные псы, подгоняемые своим начальником, дородным Эрнстом Геннатом. Глава уголовной полиции поставил перед собой задачу навести в управлении порядок, он славился своим быстрым умом и фанатичной преданностью делу, чего требовал и от своих подчиненных.

– Вы небось возомнили себя Фуше, – ворчал он с зажатой в зубах дымящейся сигарой, которую коллеги Карла насмешливо называли «вечным огнем». – Но Фуше никогда не работал спустя рукава, помните об этом!

Карл отнюдь не мнил себя министром наполеоновской полиции Жозефом Фуше. Он стал комиссаром уголовной полиции скорее случайно, нежели по ведению сердца. Такой путь избирали многие талантливые юноши, у которых не было средств, чтобы получить ученую степень и, следовательно, построить академическую карьеру. В основном это были сыновья офицеров, имевшие старших братьев, на образование которых уже ушла большая часть семейных сбережений. Карл не входил в их число, но показал себя юношей со светлой головой, и благодаря пожертвованию богатого покровителя приют предоставил ему стипендию. После окончания гимназии он поступил на службу в прусскую полицию, затем сдал экзамен на помощника комиссара по уголовным делам и наконец был назначен комиссаром. Карл знал: он должен радоваться тому, что столько добился. Он, незаконнорожденный сирота, и, следовательно, ублюдок, вел жизнь добропорядочного бюргера, занимал почетную должность, работал на порядочной работе, к которой, по словам окружающих, у него был талант. Даже Геннат иногда одобрительно ворчал, когда Карл с коллегами раскрывали очередное сложное дело.