— Такой пристани нет, — ответила кассирша.

— Как — нет? — расхохотался я и, ссылаясь на знаменитых ученых, стал доказывать кассирше существование пристани Узун-Ада. Я говорил о заливчиках, о высоких барханах, обо всем прочем, что вычитал в книгах и мечтал увидеть.

— Отойдите от кассы, товарищ пассажир! — рассердилась кассирша, оборвав меня на полуслове. — Такую очередь собрали…

Я обернулся. Позади толпились люди. Они хмуро поглядывали на меня, ожидая, когда я отойду от кассы. Какой-то седобородый дед из самого конца очереди потрясал суковатой палкой. Испытывать чужое терпение я не рискнул, от кассы немедленно отошел, но от Узун-Ады не отказался.

«Карта — великий подсказчик» — учит важнейшее правило путешествий. Примостившись у окна, я раскрыл карманный атлас и углубился в розыски Узун-Ады. Тщательно обследовал все восточное побережье Каспия — от Гурьева до Гасан-Кули у нашей границы с Ираном. Проверяя себя, на всякий случай пробежал глазами по северному и западному побережьям, даже по южному, — уже иранскому берегу Каспия. Узун-Ады нигде не было!

Что это могло значить? Морские пристани — не иголки, чтобы исчезать бесследно. Железнодорожные станции — тоже. Что будет с пассажирами, если они соберутся в незнакомый город, а его и след простыл?

Как бы там ни было, но я оказался в серьезном затруднении. Не переименована ли пристань, где высаживались мои предшественники — знаменитые ученые? Но тогда кассирша знала бы о переименовании и продала билет, хотя бы Узун-Ада называлась иначе.

Потом я подумал, что пристань могли затопить морские волны. Именно так они поступили с караван-сараем, по-нашему гостиницей, построенной в Баку семь столетий назад; развалины этого караван-сарая до сих пор виднеются из-под воды в Бакинской бухте. Но в то время уровень Каспия поднимался, и море, увеличиваясь в размерах, наступало на сушу. А за последние три четверти века уровень воды в Каспии снизился на два метра, и море отступило от суши…

Тут все словно бы прояснилось. Конечно, Каспий отступил от Узун-Ады, заливчики пересохли, и пароходы перестали туда заходить. Но тезка пристани, железнодорожная станция Узун-Ада, должна быть на старом месте, пусть далековато от моря, но по-прежнему среди высоких барханов. А раз так, до нее можно добраться хотя бы посуху. И я достал из сундучка «Расписание пассажирских поездов», купленное еще в Мурманске. Увы, в списке железнодорожных станций Узун-Ады тоже не было! И пристань и станция бесследно пропали…

Пришлось взять билет до Красноводска. Повторить путь знаменитых ученых мне не удалось.

Я был огорчен, но не сдался. «Захар Загадкин непременно раскроет тайну Узун-Ады», — так утешал я себя, поднимаясь по трапу на палубу теплохода. А на судне меня ждал седобородый дед, которого я приметил еще в очереди у кассы.

— Опоздали, молодой человек! — сказал он.

— Где ж опоздал, дедушка? До отплытия еще пять минут…

— Не на теплоход, а в Узун-Аду! Теперь туда не попадете: поздно хватились, молодой человек…

Где были плотники?

На корабле, который доставил меня в Красноводск, я познакомился с двумя плотниками-стариками. Почти весь переход просидел на палубе и не отрываясь слушал их неторопливые рассказы. Одного плотника звали Петром Ивановичем, второго — Иваном Петровичем. У обоих была забавная присказка. Петр Иванович что-нибудь скажет и тут же спросит: «Ясно-понятно?» А Иван Петрович кивнет головой и поддакнет: «Понятно-ясно».

Старички полвека работали на различных строительствах и о чем только не вспоминали: о горах и степях, о тайге и пустыне! Вот один из их рассказов, по-моему, интересный, хотя и загадочный.

— Давным-давно, лет тридцать пять назад, плотничал я где-то неподалеку на большом

острове, — начал Петр Иванович. — Ну и местечко попалось, труднее не встречал! С четырех сторон море, посредине — горячая пустыня. Куда ни пойдешь — голый песок, ни деревца, ни травинки. Настоящей воды и то не было, вместо нее опресненные морские волны пили. А у опресненной морской воды никакого вкуса нет: захотел побаловаться чайком, беги в лавку, бери две бутылки «Нарзана», лей в котелок и кипяти чай. Когда из-за моря приходили шаланды с речной водой, так за ней очередь выстраивалась… Ясно-понятно, Иван Петрович, как жилось на пустынном острове?

— Понятно-ясно, Петр Иванович, — отвечает Иван Петрович. — А что ты делал на том острове?

— Десятка три домов выстроил. Ну работенка была, доложу тебе! На острове вечный сквозняк, да не простой, а песчаный. Положишь под рукой рубанок, чуток недоглядел, и нет рубанка — песком засыпало! Островные люди горный воск из руды добывали, так им совсем туго приходилось. Кругом пекло, с тебя семь потов льется, а по песку большие черные котлы расставлены, под ними огонь пылает, к небу густой дым валит. И полуголые закопченные люди чугунными ложками руду в котлах помешивают! Когда их увидел, подумал, что в преисподнюю попал, — с малолетства я в церковноприходской школе учился, и эту преисподнюю поп показывал нам на божественных картинках. Так и островные люди, словно черти в аду, горный воск варили, разве что рогов и хвостов у них не было… Ясно-понятно, Иван Петрович?

— Понятно-ясно, Петр Иванович. Куда только судьба не заносит нашего брата-плотника… Лет десять назад был и я в похожем месте. Тоже пекло, песчаный сквозняк из горячей пустыни. И тоже ни деревца, ни травинки. Но есть разница: адских котлов да безрогих и бесхвостых чертей не видал. Стоит трехэтажный дом-завод без стен и руду в горный воск превращает. А рабочих на заводе нет — кое-где техника заметишь, который за аппаратами присматривает. И еще разница: вода не с четырех сторон, а с трех — я был не на пустынном острове, а на пустынном полуострове. Кстати, как назывался твой остров, Петр Иванович?

— Не обессудь, Иван Петрович, забыл… Память слаба стала, ясно-понятно?

— Понятно-ясно, Петр Иванович.

— А полуостров, на котором ты тогда работал, как назывался, Иван Петрович?

— Да ведь мы с тобой ровесники, Петр Иванович. И у меня память ослабла: забыл, как мой полуостров назывался…

Вот и весь рассказ плотников. Вы скажете, что ж в нем загадочного, все ясно-понятно. Нет, не ясно и не понятно! Ведь оба старичка были в одном месте, занимались одним делом: строили дома для людей, которые добывают горный воск. И память плотникам не до конца изменила: Петр Иванович впрямь работал на острове, а Иван Петрович — на полуострове. Вот тебе и ясно-понятно!

О красной воде и городе с косой

Не найдя ни пристани, ни железнодорожной станции Узун-Ада, я был вынужден въехать в Среднюю Азию через ее «морские ворота» — портовый город Красноводск.

Красноводск — один из немногих городов, имеющих собственную косу. Эта коса так велика, что хорошо заметна на географических картах; там ее рисуют по соседству с черным кружком, обозначающим Красноводск. Город — приморский, и коса свободно лежит в море, омывается солеными волнами.

За последние три десятилетия Красноводск очень вырос. Вместе с ним росла и его коса; удлинялась и утолщалась. Попав в Красноводск, я решил обязательно побывать на диковинной косе и выяснить, нужна ли она этому городу на восточном берегу Каспия. Занимала мои мысли и красная вода, в честь которой названы «морские ворота» Средней Азии. Такая вода встречается еще реже, чем города с косой; я рассчитывал, что где-где, а в Красноводске обязательно ее разыщу и попробую, если она пригодна для питья.

Красную воду я увидел сразу после того, как сошел на берег. Люди жадно пили ее, стоя возле киоска на уличном перекрестке. Но, подбежав к ним, я убедился в своей ошибке — в киоске торговали газированной водой с клубничным сиропом! Неудача мало смутила меня: природная красная вода — редкость, я понимал, что отыскать ее не так-то легко.