Б и т т и. Но я полагаю, что мне лучше судить об этом, чем людям, которые там вовсе не были.

О в е р м э н. Из газет видно, что большевистский курс поддерживают всего каких-нибудь пять или десять процентов населения.

Б и т т и. Я сама газетный работник и знаю, каким образом обрабатываются такие сообщения.

Н е л ь с о н. Тем не менее мне совершенно непонятно, почему вы даете такие показания!

Б и т т и. По очень простой причине, сенатор: потому что я только что приняла присягу говорить правду, только правду, ничего, кроме правды!

О в е р м э н. В таком случае мы вам очень обязаны.

Б и т т и. А я очень счастлива, что была вам полезной. (Идет на место.)

В е д у щ и й. Вот к каким осложнениям приводят опрометчивые призывы к правде.

О в е р м э н. Свидетель Саймонс!

В е д у щ и й. О, вот это уже проверенная лошадка.

К и н г. Доктор Саймонс, я хотел бы все-таки выяснить размеры террора и его действие на буржуазию и на высшие классы. Заставляют ли их умирать с голоду или нет?

С а й м о н с. Да, бывшие буржуа, словно тени, бродили по улицам Петрограда. Я собственными глазами наблюдал, как люди падали мертвыми. Одно время ежедневно околевало на улицах в среднем шестьдесят… лошадей.

К и н г. В день?

С а й м о н с. Шестьдесят лошадей в день.

У о л к о т. Великолепное средство для людей, сочувствующих большевизму, — это послать их в Россию, чтобы они немного пожили под большевистским режимом.

С и м м о н с (с места). Они ни за что не согласились бы на это.

Н е л ь с о н (Саймонсу). Доктор, будьте добры рассказать нам, что вам известно по вашим личным наблюдениям о стремлениях пролетариата завладеть собственностью капиталистов?

С а й м о н с. Об этом я мог бы говорить часами…

О в е р м э н. Пожалуйста, пожалуйста.

С а й м о н с. После большевистской революции мы впадали порой в такое нервное состояние, что не знали, чего можно ожидать в ближайшем будущем. Если обычно нам приходилось платить три рубля в год собачьего налога (у нас было два английских фокстерьера), то при большевиках нам надо было вносить по пятьдесят девять рублей за каждую собаку!

С и м м о н с. В соответствии с экспроприаторской политикой у большевиков существует организация систематического грабежа, и немало американцев потеряло деньги по милости воров. Мне известно это по личному опыту. Я был ограблен четыре раза подряд за короткий промежуток времени, а я — человек, который умеет хранить деньги. После каждого грабежа я всячески старался быть крайне бдительным, но ничего не помогало! Очевидно, воры были превосходно организованы и пользовались поддержкой большевистского правительства.

Н е л ь с о н. Так вот куда ушли ваши рублики!

Б р а й е н т. Интересно, это были ваши личные деньги или казенные?

Ю м с. Вы не имеете права задавать вопросы свидетелям.

Б р а й е н т. Тогда вы, будьте любезны, задать этот вопрос.

С и м м о н с. Я должен с сожалением признаться, что это были государственные деньги…

Д э н и с. Помнится мне, однажды я возвращался домой и увидел мальчика, карапуза-мальчишку не старше четырнадцати-пятнадцати лет, колотившего в дверь дома одного богатого человека и угрожавшего всех перестрелять, если ему немедленно не откроют. Вот типичный пример, характеризующий отношение к буржуазии.

Л е о н а р д. С вашего позволения, господин сенатор, осмелюсь добавить и я. В последнее время был издан декрет, постановляющий, что мертвые тела тоже являются государственной собственностью.

В е д у щ и й. Ну что они там несут! Какая пошлость! Джентльмены! Господа сенаторы! Мистер Овермэн!

О в е р м э н (невозмутимо). Я полагаю, что картина жизни в Советской России…

В е д у щ и й. Не слышат господа судьи! Не слышат. Ни один звук не пробивается к ним через толщу времени… из нашего далекого для них сегодняшнего дня. Сказал бы я им кое-что, но, к сожалению, это невозможно.

Г о л о с. В театре невозможного нет!

На сцене все погружается в темноту. Видны только сенаторы за столом.

О в е р м э н. Что такое?

У о л к о т. В чем дело?

Н е л ь с о н. О чем мы сейчас говорили?

С т е р л и н г. О голоде, о разрухе, о бедственном положении в Советской России.

Ю м с. И было установлено…

В е д у щ и й. Ничего не было установлено!

Ю м с. Как это?

О в е р м э н. Шериф, чей это голос? Где шериф?

В е д у щ и й. Я говорю с вами из тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года.

С т е р л и н г. Какой-то спиритический сеанс!

У о л к о т. Шестьдесят седьмой год! Ух, как это еще далеко… Последнее событие, которое я помню, это процесс Сакко и Ванцетти.

Н е л ь с о н. А я не знаю ничего после тысяча девятьсот двадцать пятого года, после «обезьяньего процесса».

О в е р м э н. А я, кажется, умер в тысяча девятьсот тридцатом году…

Ю м с. Да, да.

К и н г (ведущему). Вы что же — историк?

В е д у щ и й. Да. Вроде.

С т е р л и н г. Такой разговор… Это невероятно!

Н е л ь с о н. Для меня — нисколько. Я всегда верил в загробную жизнь.

О в е р м э н. Будьте добры, мистер историк, раз уж так случилось, поведайте нам, как оценила историческая наука труды нашей комиссии?

В е д у щ и й. Сообщу вам свое мнение: я убежден, что все звучавшее здесь ничего общего с действительностью не имеет. Проще говоря, все это клевета.

К и н г. Что, что?

Ю м с. Ну, это уже слишком!

С т е р л и н г. Какая черная неблагодарность — мы столько работали.

К и н г. Но в чем все-таки клевета?

О в е р м э н. Всего этого не было, что ли, в России?

Н е л ь с о н. Голода не было?

У о л к о т. И голодных смертей не было?

С т е р л и н г. И по улицам Петрограда не валялись околевшие лошади?

Ю м с. Было все это или нет, ответьте коротко и ясно!

В е д у щ и й. Было!

О в е р м э н. Значит, не клевета?!

В е д у щ и й. Клевета! Черная ложь! Потому что было хуже. Во сто крат хуже и страшнее.

Н е л ь с о н. Тогда мы вас слушаем.

В е д у щ и й. Вы говорили о каких-то фокстерьерах… А знаете ли вы, что такое «беспайковые дети»? А знаете ли вы, что тифозная вошь косила красноармейские полки сильнее, чем пулеметы Деникина? Тут говорили о лошадях… Лошади дохнут от голода… Да что лошади?! Блок умирал от недоедания! Слышите, Блок!

У о л к о т. Что такое Блок?

В е д у щ и й. Блок — это замечательный…

У о л к о т. Я не вас спрашиваю.

Ю м с (перебирая картотеку). Блок, А. А., тысяча восемьсот восьмидесятого года рождения, русский, из дворян, образование высшее, беспартийный, примкнул к большевикам. Является автором знаменитых частушек, которые распевает молодежь, красноармейцы и даже дети: «Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем…»

Н е л ь с о н (с иронией). Чудный поэт!

В е д у щ и й. Да знаете ли вы…

О в е р м э н. Погодите, погодите… Пускай вы правы и этот ваш Блок замечательный поэт… Но тогда объясните — почему же он страдает от голода? Почему его не накормят?

В е д у щ и й. Блок получал три пайка. Как писатель, как председатель художественного совета Большого драматического, театра и по журналу, где он печатался. Тем не менее…

С т е р л и н г. Что и требовалось доказать! Даже трех советских пайков не хватает на одного поэта!

У о л к о т. Это отлично подтверждает наши данные.

В е д у щ и й. «Ваши данные»… Нет у вас настоящих данных. Вот они, настоящие! (Поднимает в ладонях большой клубок телеграфных лент. Читает.)