Драматурга — или, как выражался Пушкин, драматического писателя — ожидает суд «по законам, им самим над собою поставленным». Поскольку это так, мне полагается слово, чтобы кратко разъяснить «законы», которыми я руководствовался в работе над пьесами сборника. В данном случае это важно.

Предлагаемые вниманию читателя пьесы близки друг другу по содержанию. Автор попытался изобразить в них существенные моменты великой битвы идей, красной нитью пронизывающей историю человечества. В этой битве можно оказаться победителем, будучи узником, закованным в цепи на дне мрачного подземелья. А можно оказаться побежденным в момент громких побед на поле боя или находясь на высшей ступени власти.

На страницах этой книги читатель встретится не только с героями вековой борьбы за справедливое социальное переустройство мира — с такими, как Томас Мор, Александр Герцен или Джон Рид, но и с их противниками, среди которых такие фигуры, как Николай I и Наполеон Бонапарт. Но пусть читатель не удивляется, увидев в ряду последних нашего современника Иннокентия Крошкина.

Казалось бы, что общего между императором Наполеоном, стяжавшим огромную славу и огромную империю, и мелким стяжателем, каким является Крошкин? С какой стати попали они в один переплет? Разумеется, это не случайно. Построение общества, о котором веками мечтали лучшие умы человечества, стало сегодня в нашей стране делом практическим. Но, как хорошо известно, недостаточно завоевать права для свободного и гармонического развития личности, мало создать для нее изобилие материальных благ. Надо создать и саму личность человека, достойного жить в обществе, где будет осуществлен великий принцип: от каждого по способностям — каждому по потребностям.

Борьба за победу человеческого в человеке столь же благородна, сколь и трудна. Вспомним слова Маркса, приведенные в качестве эпиграфа. Недооценивать Крошкиных как социальное зло, махнуть на них рукой по причине мелкости каждого из них так же неосмотрительно, как, скажем, отмахнуться от опасности болезнетворного вируса по причине его микроскопических размеров. Поэтому история, приключившаяся к Крошкиным, присутствует здесь с полным правом и основанием.

Пьесы «Правду! Ничего, кроме правды!!» и «Первая глава» строго документальны. Сразу же возникает необходимость условиться, что понимать под документальностью.

Широко распространено представление о том, что произведению документальному противопоказан вымысел. Рассуждают так: если автор вымышляет своих героев, их слова и поступки — это не документ; если же автор берет все это из документов, а тем более воспроизводит документы в их подлинном виде — это не вымысел. На основании такой чисто внешней логики вошло в обиход разделение литературы на две категории — «литература вымысла» и «литература факта» («литература без писателя»). Во избежание недоразумений я должен признать со всей откровенностью, что пьесы «Первая глава» и «Правду! Ничего, кроме правды!!», которые названы выше строго документальными, отнюдь не свободны от вымысла. Как раз напротив. Разве не является вымыслом сам факт соединения в пьесе «Первая глава» исторических лиц, живших в различные века? Главные герои в этой пьесе говорят подлинным языком своих сочинений, писем, дневников, выступлений. Но ведь одновременно с этим палач, беседующий с Томасом Мором перед тем, как отрубить ему голову, — персонаж вымышленный, так же как и служанка Шарля Фурье Клодетт, и сановник, докладывающий Наполеону, и генералы, сопровождающие Николая I при посещении им образцовой фабрики Роберта Оуэна…

В пьесе «Правду! Ничего, кроме правды!!» мера документальности выше. Ведущий от лица автора заявляет читателям и зрителям: «Прошу вас все время помнить: все участники процесса — сенаторы и свидетели — говорят только подлинным языком стенограмм. Языком исторических документов говорят и другие персонажи, появляющиеся в спектакле. Поэтому я не буду говорить вам: «Документ номер такой-то», ибо документ — все!» И это совершенно точно. Но ведь это только одна сторона дела. Есть и другая.

Работа комиссии проходила в течение двух месяцев. В пьесе весь огромный материал сведен к двум «заседаниям», то есть к двум актам. Многие участники этих заседаний вообще не встречались друг с другом, так как вызывали их в разные дни. Здесь же — хотя каждый говорит только то, что он говорил в действительности, — они сталкиваются в ожесточенных спорах. Таким образом, звучащие в пьесе диалоги одновременно и документальны и вымышленны.

Далее. По ходу заседаний Юридической комиссии Сената Соединенных Штатов, где в 1919 году происходил «суд» над Октябрьской революцией, на сцене появляются такие персонажи, как автор «Робинзона Крузо» Даниэль Дефо, как Максимилиан Робеспьер, президент Авраам Линкольн, Георгий Димитров и другие. Разумеется, это возможно только по воле автора.

Самое же главное — в произведениях документальных широко применяется метод монтажа разнородных документов. От их соединения, подобно тому как от удара железом по кремню высекается искра, возникает новое содержание, которого нет ни в одном из сочетаемых документов, так называемый «третий смысл». Происходит как бы «направленный взрыв» — достигается необходимое эмоционально-смысловое воздействие на зрителя.

Как видим, в названных пьесах документы и вымысел нерасторжимы.

«Если все это так, — может спросить читатель, — в чем же подлинность и правдивость документального произведения?» Отвечаю: отнюдь не в самом факте обращения к документам. Документ играет роль художественного средства, привлекаемого автором для воплощения своего замысла. Объективность документального произведения, как и вообще всякого художественного изображения действительности, зависит прежде всего от позиции автора, от его объективности и правдивости. Кроме того, читатель видит тот строительный материал, из которого автор возводит свое здание. Большой массив документов проходит перед его глазами. Каким бы ни был смысл, возникающий от их сочетания, каждый документ имеет свой прямой смысл. Благодаря этому читатель активно вовлечен в процесс формирования авторских оценок и выводов. Последнее особенно важно. Именно этим, как мне представляется, документальное произведение отвечает одному из важнейших требований читателя к литературе о прошлом, — требованию правдивого, предельно достоверного изображения.

А теперь, уважаемый читатель, мне остается пригласить вас в театр, в Театр вашего воображения. Это хороший театр. Он представит вам героев в очень достоверном исполнении. Вы услышите их голоса и различите тончайшие интонации их речи. «Декорации», то есть обстановка, в которой происходит действие, предстанут перед вами куда более масштабными, яркими и вместе с тем более подлинными, чем на сцене обычного театра…

Словом, все представление будет в вашем вкусе. Это произойдет потому, что в этом театре вы не просто зритель, но и режиссер. Притом вполне опытный. Автор в этом нисколько не сомневается и с полным доверием вручает вам свои пьесы.

Т о м а с  М о р

Д ж о

Т о м м а з о  К а м п а н е л л а

Ж е н щ и н а

Г р а к х  Б а б е ф

Ф и л и п п е  Б у о н а р р о т и