Т о м а с М о р. Поэтому я и утверждаю, что все нынешние правительства являются не чем иным, как заговором богачей, заботящихся о своих личных выгодах.
Д ж о. Как это верно все, что вы говорите, сэр Томас. Как смело… Хорошо, что у нас есть люди, которые не боятся так говорить и писать. Но как жаль, что не все думают так же, как мы с вами…
Т о м а с М о р. Вы в самом деле верите мне, Джо? Вы верите, что справедливые порядки, описанные в моей книге, восторжествуют?
Д ж о. Верю. В хорошее всегда охотно верится. Правда, вера это одно, а жизнь — совсем другое. Мне каждый день надо и есть, и пить, и семью напитать. Вот почему, сэр Томас, вы уж не обижайтесь на меня, взял я этот мешочек с золотыми… Работа есть работа. Пойдемте, сэр Томас.
Т о м а с М о р. Знаю, Джо. Работа есть работа.
Бьют часы.
Джо развязывает узелок, встает и надевает темную рубаху, натягивает на руки черные перчатки по локоть, набрасывает на голову мешок с прорезями для глаз. Он поднимается и глухо произносит:
Д ж о. Сэр Томас Мор, бывший председатель палаты общин и лорд-канцлер Королевства Английского. По приговору суда ты подлежишь мучению и четвертованию. Однако, по милости короля, эта казнь заменена тебе простым отрубанием головы, каковое и надлежит мне над тобой совершить сего дня, седьмого июля, от рождества Христова тысяча пятьсот тридцать пятого года.
Т о м а с М о р. Избави, боже, моих друзей от такой милости!
Д ж о. Сэр Томас Мор, пойдемте. Пойдемте, сэр Томас Мор.
Т о м а с М о р. Да, Джо, пора… Впрочем… подожди чуть-чуть. Я должен дописать последнюю страницу.
Д ж о (снимает с головы мешок). Хорошо, сэр Томас, вы не торопитесь, я подожду… Как это верно то, что вы написали! Правительство — заговор богачей… Как это смело!
Томас Мор пишет, потом читает вслух.
Т о м а с М о р. Если смотреть в чистую гладь озера, можно увидеть небо. Глядя в честную книгу — люди могут увидеть будущее. Пусть правда не в том, что страна Утопия где-то есть, а в том, что к такому разумному порядку придут все государства. Я твердо верю в это.
Томас Мор посыпает бумагу песком. Джо снова надевает на голову черный мешок и протягивает руки.
Д ж о. Сэр Томас Мор, пойдемте. Пойдемте же, сэр Томас Мор.
Т о м а с М о р. Пойдем, палач. Ты поможешь мне взойти на помост. Обратно я уж как-нибудь сам спущусь.
Уходит, сопровождаемый палачом, вытянувшим вперед руки.
На столе, в луче света, остается стопка листов — книга.
С мокрых стен каземата, расположенного внутри крепостной башни, мерно скатываются капли. В каменном мешке — темно. Только сверху, из небольшого отверстия, заменяющего окно, падает тоненький луч солнца. Человек в жалких лохмотьях, с цепями на руках и ногах, прикован к кольцу в стене. Это Томмазо Кампанелла. Он жадно читает, подставляя книгу под луч света. При каждом его движении звенят цепи.
К а м п а н е л л а (читает). «Золото у них в Утопии идет главным образом на кандалы. В тяжелые золотые цепи заковывают опасных преступников…» (Оторвавшись от книги.) Милый, наивный сэр Томас Мор… Вот уже сто лет прошло со времени опубликования твоей благородной книги, а в мире все так же достойные терпят мучения, а господствуют негодяи.
Пока Кампанелла говорит, слышится лязг отпираемой двери, легкий стук каблуков по каменным ступеням, и в камеру спускается женщина, закутанная в плащ с капюшоном, и мы видим молодое красивое лицо. Кампанелла, не оборачиваясь, смотрит в книгу.
К а м п а н е л л а. Я не сомневаюсь, что название твоей книги станет нарицательным и все подобные несбыточные мечты будут называть утопиями.
О н а. Я племянница начальника тюрьмы. Я люблю этого человека со странным именем — Кампанелла. По-итальянски это значит — колокол…
К а м п а н е л л а. Нет, сэр Томас, этого мало — написать книгу о вымышленной счастливой стране.
О н а. Его бросили в тюрьму, когда ему было двадцать три года, обвинив в том, что он враг всех законов — и земных и небесных…
К а м п а н е л л а. Надо предложить людям реальный путь…
О н а. С тех пор вот уже восемнадцать лет инквизиторы держат его в тюрьмах, крепостных казематах, монастырских подвалах…
К а м п а н е л л а. Реальный путь к улучшению жизни…
О н а. Во время пыток он не раз терял сознание… Но ни разу не потерял мужества.
К а м п а н е л л а. Я предлагаю людям построить для всеобщего примера город…
О н а. Да, я люблю этого человека. Поэтому я прихожу к нему в камеру, хотя знаю: если меня застанут здесь — я погибла.
К а м п а н е л л а. Прекрасный новый город…
О н а. Он тоже любит меня.
К а м п а н е л л а. Этот новый город я назову — Город Солнца…
О н а. Я могу приходить к нему только в это время, когда происходит смена караула… Но именно в это время в его камеру проникает луч солнца… Кампанелла, я пришла… Я здесь, Кампанелла…
К а м п а н е л л а. Подожди, подожди! Солнце сейчас уйдет отсюда… Вот последние мгновения света… Всего несколько минут в сутки я могу смотреть в книги… (Жадно вглядывается в страницы.) О, благородный сэр Томас Мор!
Свет меркнет. Кампанелла опускает книгу.
…Вот и все. Снова тьма.
О н а. Как же ты пишешь, Кампанелла, если краткое время света ты тратишь на чтение?
В камере становится все темнее, и постепенно свет меркнет совсем.
К а м п а н е л л а. Я пишу «Город Солнца» в темноте. Вожу пером на ощупь… Рука, изувеченная пыткой, нестерпимо ноет и еле держит перо… Но Город Солнца так отчетливо, так ясно стоит перед моим взором, будто я хожу по его улицам, разговариваю с жителями…
В подземелье темно, только звон цепей говорит о жестикуляции, сопровождающей речь Кампанеллы.
…Я всегда вижу его залитым солнцем. Все здесь радует глаз. У жителей, благодаря физическим упражнениям, образуется здоровый цвет кожи, они делаются статными и красивыми. С детского возраста им прививают любовь к труду и знаниям. Девочки и мальчики обучаются наукам совместно. Опытные учителя ведут детей к городским стенам. Стены расписаны превосходной живописью, отражающей содержание наук.
О н а. Кампанелла, вспомни ученого монаха, которого ты встретил когда-то во дворе тюрьмы… он тоже не пожелал отречься от своего учения…
К а м п а н е л л а. Те, кто знает большее число искусств и ремесел, пользуются в Городе Солнца наибольшим почетом. И всегда у них все в изобилии, потому что каждый стремится быть первым в работе.
О н а. Этого монаха звали Джордано Бруно. Его сожгли на костре, от него ничего не осталось, кроме имени, которое тоже скоро забудут. Ты хочешь такой же участи?
К а м п а н е л л а. Тюрем в Городе Солнца нет… Нет там ни палачей, ни карателей, дабы не осквернять государства…
О н а. Я заклинаю тебя, Кампанелла, именем Христа и святой девы, одумайся! Против тебя замышляется новое страшное злодеяние…
К а м п а н е л л а. Тираны во всех странах будут ненавидеть Город Солнца. Они будут делать все, чтобы правда о нем не распространилась среди их народов…
О н а. К начальнику тюрьмы приходили высшие сановники из Святой службы… Они принесли разрешение от самого папы подвергнуть тебя новой страшной пытке. Я стояла в трапезной за колонной и все слышала. Я видела папскую грамоту с большой восковой печатью, подвешенной на красных шнурах…
К а м п а н е л л а. Людям, на долю которых выпадет счастье первыми вступить на путь новой жизни, придется столкнуться с многочисленными и лютыми врагами. Но они будут непобедимы!
О н а. На этот раз пытка будет продолжаться сорок часов! Сорок часов подряд!! Они тебя окончательно искалечат, они медленно и мучительно выдавят из тебя жизнь… Они все равно заставят тебя сказать все, что им нужно. Все равно заставят!
К а м п а н е л л а. О нет, женщина! «Кампанелла пыток не боится!» Это не мои слова. Так записали сами инквизиторы в своих протоколах. И тут они правы. Кампанелла пыток не боится! Он еще раз докажет, что человек свободен! Он докажет, что свободная воля несокрушима… Пусть терзают мое тело. В нем уже и так мало сил. Я весь в горстке мозга. Но убить меня уже нельзя. Нельзя убить мысль, как нельзя убить солнце. Оно взойдет несмотря ни на что!! Солнце! Я вижу тебя через стены, через тьму! Вижу твой яркий свет! Я вижу!!
