Что же касается отмеченных выше особенностей первоначальной стенописи Успенского собора, то в этом случае речь идет не об общем традиционном правиле, в силу которого при перестройках церкви прежний сюжетный состав росписей храма в какой-то мере повторялся в живописном убранстве нового здания, а о специальном и осознанном интересе к буквальному воспроизведению некоторых особо почитаемых композиций. К сожалению, о стиле двух композиций из этой группы судить трудно, так как «Семь спящих юношей эфесских» в Петропавловском приделе и «Три отрока в пещи» в жертвеннике Успенского собора переписаны в середине XVII в. по старой штукатурке. Много лучше сохранился первоначальный красочный слой на композиции «Сорок севастийских мучеников» в Петропавловском приделе. Поэтическая образность этой сцены, ее художественный строй наиболее близки традициям рублевского периода русской живописи. Стиль этой композиции выделяется своей ретроспективностью из всей группы фресок, сохранившихся от первой росписи собора.
Возвращаясь к истории возникновения приделов Успенского собора, напомним, что не только Петропавловский придел имел мемориальный характер. В еще большей степени это касается двух других приделов Успенского собора: Похвальского и Дмитровского.
Дмитровский придел существовал, видимо, с момента основания первой Успенской церкви. Не исключено, что он получил свое имя от первого московского каменного храма конца XIII в. — предшественника Успенской церкви времени Ивана Калиты[811]. В храме 1327 г. он занимал, как и впоследствии в соборе 1479 г., юго-восточный угол. Упоминание о нем в летописи относится к позднему времени — к концу XV в., когда в связи с разборкой первого Успенского собора из этого придела была вынесена гробница князя Юрия Даниловича, погибшего в Орде в 1325 г. и захороненного в Успенском соборе[812]. Однако нет никакого сомнения, что Дмитровский придел не только существовал» но и пользовался исключительным почитанием в конце XIV в., в княжение Дмитрия Донского, соименным святым которого был Дмитрий Солунский. Не случайно историческая легенда связывает с именем Дмитрия Донского факт перенесения из Владимира древней святыни — иконы Дмитрия Солунского, написанной, по преданию, на «гробной» доске великомученика и находившейся до 1196 г. в Фессалониках[813].
Со временем Дмитровский придел собора 1479 г. стал восприниматься потомками как патрональный храм Дмитрия Донского. В Дмитровском приделе живопись конца XV в. не сохранилась, за исключением композиции «Рождество Иоанна Предтечи», которая помещалась в узком проходе из центральной части храма в этот придел.
С 1459 г. ведет свою историю Похвальский придел Успенского собора. Поводом для его постройки послужило успешное отражение набега татар девятнадцатилетним Иваном Васильевичем, будущим государем всея Руси Иваном III. Позднее летописец так объяснит выбор имени этого придела: «В лето 6967 (1459)…Татарове Седиахметовы похвалився на Русь пошли, и князь велики Василеи отпустил противу их к берегу сына своего великого князя Ивана со многими силами. Пришедши же Татаром к берегу, и не перепусти их князь велики, отбися от них, они же побегоша. И тоа ради их похвалы Иона митрополит поставил церковь камену Похвалу богородици, приделал к Пречистые олтарю възле южный двери»[814].
Таким образом, и Похвальский придел возник как мемориальный храм. В новом Успенском соборе 1479 г. Похвальский придел занял место дьяконника, а рядом с ним, в крайней абсиде с юга, расположился Дмитровский придел.
Сооружение Похвальского придела, посвященного Богоматери, знаменует собою один из этапов усиления в Московской Руси богородичного культа, связанного с идеей заступничества Богоматери по отношению к формирующемуся Русскому государству, заявляющему о своем намерении встать во главе всего восточно-православного региона «Похвальская» тематика живописи была новой для русского искусства XV в. По сравнению с завершенностью и развитостью темы «похвалы» в росписях Ферапонтовского храма (1502–1503 гг.), соответствующей весеннему празднику Похвалы богородицы[815], сюжетный состав композиций Похвальского придела московского Успенского собора находился еще в первоначальной стадии своего формирования. Он определялся тематикой рождественского цикла. Вот почему наряду с храмовыми композициями «Похвала» и «Собор Богоматери» там первоначально находилась и композиция «Избиение младенцев», от которой сохранился лишь небольшой фрагмент на западной стене придела. Это изображение усиливало рождественскую тематику росписи Похвальского придела.
Ведущая идея росписи Похвальского придела — прославление Богоматери — как нельзя лучше соответствует атмосфере торжества победившего в 1480 г. государства, торжества народа, одержавшего над поработителями «светлу победу бес крови»[816], по определению летописца, ибо удалось избежать, при всей значительности успеха, большого кровопролитного сражения.
Связь тематики росписи с общественно-политической ситуацией тех лет лишний раз подтверждает датировку фресок Похвальского придела началом 80-х годов XV в., когда в соборе работали художники во главе с Дионисием, и работали они по заказу одного из вдохновителей победы 1480 г. — Вассиана Рыло.
Росписи Похвальского придела явились отражением наиболее прогрессивных тенденций в культуре XV в., обусловленных становлением независимого Русского государства. Развитие культа Богоматери как охранительницы и заступницы государства, связанное с этим культом расширение мариологической тематики и гимнографической сюжетики в монументальной живописи[817] нашли свое первое, если иметь в виду сохранившиеся памятники, высокохудожественное воплощение во фресках Похвальского придела Успенского собора.
В отличие от росписей Похвальского придела галерея преподобных на алтарной преграде под центральным иконостасом является наиболее традиционной частью первоначальной стенописи Успенского собора. Ее ближайшие прототипы сохранились в памятниках раннемосковской архитектуры в Звенигороде: в Успенском соборе на «городке» и Богородице-Рождественском соборе Саввино-Сторожевского монастыря в росписях, относящихся к первой трети XV в. Несомненно, что эта традиция на русской почве имела более глубокие корни, восходившие к Владимиро-Суздальской и, далее, Киевской Руси[818]. Важно, однако, отметить, что актуальность изображения героев и творцов византийской патристики не исчезла и в конце XV в. Она диктовалась обострением социальных противоречий и оживлением еретичества в конце столетия, тем более что монашество подвергалось резкой критике со стороны оппозиционных кругов[819].
Илл. 24. «Св. Ефрем Сириянин и св. Ефимий». Фрагмент росписи алтарной преграды Успенского собора Московского Кремля (между входом в жертвенник и царскими вратами). Начало 80-х годов XV в.
На средней части алтарной преграды от входа в Петропавловский придел до входа в Дмитровский придел размещены изображения монахов первых веков христианства (илл. 25), которые активно утверждали нравственные нормы новой религии, ревностно отстаивая основные принципы христианского вероучения. Идеал просвещенного, общественно-активного учительного старца был, видимо, близок предполагаемому заказчику росписи — Вассиану Рыло. Вассиан, имея сан ростовского архиепископа и будучи к тому же великокняжеским духовником, занимал высокое положение в церковной иерархии: он был вторым лицом после митрополита. Однако его личный авторитет и влияние, которое он имел на великого князя, объяснялись не только его социальным положением. Это был, очевидно, разносторонне одаренный человек широкой эрудиции, политик, дипломат и публицист, большой ценитель современных мастеров[820]. Когда он был игуменом Троице-Сергиева монастыря, по его заказу работал известнейший ювелир Амвросий[821], а в конце своей жизни, будучи ростовским архиепископом и находясь в столице при дворе великого князя, Вассиан пригласил для работы в новом Успенском соборе знаменитого живописца Дионисия.