Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Куликовская битва была закономерным результатом и ярким проявлением социально-экономического и политического развития русских земель в XIV в. Посвященные ей произведения литературы и искусства в яркой, отчетливой форме обнаружили основные идеи и настроения, определявшие характер русской общественной мысли того периода.

Куликовская битва и связанные с ней события ускорили формирование идеологии единого централизованного государства. Идейное богатство памятников Куликовского цикла позволяет утверждать, что с конца XIV в. начался новый этап в развитии русской общественной мысли. Ее развитие во второй половине XIV–XV в. определялось главным фактором политической жизни Руси — существованием монголо-татарского ига. Осмысление причин установления ига, поиски путей возрождения страны, прославление первых успехов в борьбе с поработителями составляют основное содержание русской общественной мысли XIII–XV вв. Ее развитие во второй половине XIII–XV вв. соответственно переменам в отношении к главному вопросу — вопросу о монголо-татарском иге, о национальном возрождении — можно условно разделить на три этапа.

Первый этап, продолжавшийся примерно до начала XIV в., характеризуется отсутствием какой-либо стройной политической теории, какой-либо последовательно проводимой социально-политической идеи. Скорбь о погибели Руси, углубление чувства национального достоинства составляют основное содержание памятников, созданных в этот период.

На втором этапе постепенно формируется идеология новых политических центров, в особенности Москвы и Твери, происходит медленное собирание духовных сил народа, которое послужило одной из основ национального подъема конца XIV — начала XV в. Эти теории не могли, разумеется, носить откровенно антиордынского характера, но само их появление означало новый шаг в духовном возрождении страны.

Куликовская битва и сопутствовавший ей национальный подъем обусловливают начало нового, третьего, этапа в развитии русской средневековой мысли. Торжествует идея единства всех русских княжеств. Наиболее развитая (по сравнению с прочими местными теориями) и доказавшая свою жизненность и силу в ходе событий 1380 г. идея приоритета Москвы в русских землях, одним из главных оснований которого представляется ведущая роль Москвы в борьбе за свержение ордынского ига, становится стержнем русской общественной мысли последующего столетия. В литературе торжествует идея готовности к самопожертвованию в открытой вооруженной борьбе с «погаными».

Литература. Отражение Куликовской битвы в истории древнерусской литературы, идейное содержание памятников Куликовского цикла изучались несколькими поколениями литературоведов и историков[485]. Проведена большая работа по выяснению взаимосвязей между памятниками Куликовского цикла, возможно более точной их датировке, а также по изучению взаимоотношений этих памятников с другими произведениями древнерусской литературы, в первую очередь со «Словом о полку Игореве». Выполнен глубокий лингвистический анализ памятников Куликовского цикла[486].

Одним из важных направлений изучения памятников Куликовского цикла является осмысление их идейного содержания на общем фоне духовной жизни Руси в период монголо-татарского ига. Имеется несколько работ, прямо посвященных этому вопросу[487]. Однако исчерпаны далеко не все возможности исследования в данном направлении. Необходимо теснее связать памятники Куликовского цикла с историей русской общественной мысли XIII–XV вв., проследить истоки и дальнейшую судьбу отразившихся в ней идей и настроений. Следует уделить больше внимания не только вопросу о том, откуда взяты те или иные образы, но и почему взяты именно они, как эти образы воспринимались в разные периоды истории Руси. Решение этой задачи требует глубокого понимания образного языка не только литературных произведений, но и памятников древнерусского зодчества, живописи, художественного ремесла, в окружении и под воздействием которых жили и развивались произведения Куликовского цикла.

Главная мысль всех литературных памятников Куликовского цикла — мысль о единстве Русской земли как основе победы над врагом. Дмитрий Донской идет навстречу Мамаю «съвокупився с всеми князями русскими». «И от начала миру не бывала такова сила русских князей», — восторженно восклицает летописец[488]. Властным призывом к единству звучат исполненные колокольной торжественности начальные слова «Задонщины»: «Снидемся, братие и друзи, сынове русстии, съставим слово к слову и величим землю Русскую»[489]. Не за одну только «обиду» великого князя Московского идут сражаться многие тысячи «храбрых русичей», но «за вся младенца и старцы» и «за вся крестьяны», «за всю землю Русскую»[490].

И перед боем краткими словами напутствовал князь идущих на битву воинов: «Братья мои, да потягнем вси съ единого»[491]. В этих словах звучит тот же призыв к братству по духу, по общему служению, который воплощен и в «Троице» Рублева.

То же настроение, та же мысль об общем подвиге за «Русь великую», о единстве перед лицом смерти звучит в «Задонщине» и в словах московского боярина Михаила Александровича, где в долгом перечне убитых воевод с эпической силой звучит тема единства, встает образ всей Русской земли, лучшие сыновья которой сложили головы на поле великой битвы[492].

Исследователями давно отмечена противоречивая политическая тенденциозность различных редакций памятников Куликовского цикла. Призыв к единству — идейный стержень всех редакций «Летописной повести», «Задонщины», «Сказания» — сочетается с выдвижением на первый план тех или иных исторических лиц. Различная окраска идеи единства в той или иной редакции памятников вполне объяснима. По-разному понимали суть и цель объединительного процесса в великокняжеских хоромах и на митрополичьем дворе, в келье лесного монастыря и в избе крестьянина, в шатре воина и в мастерской ремесленника. Однако сама по себе необходимость единения уже не подлежала сомнению. Спор шел лишь о конкретных политических формах.

Свидетельством зрелости, актуальности идеи объединения могут служить и такие литературные современники памятников Куликовского цикла, как «Список городов русских»[493], «Слово о житии и о преставлении великого князя Дмитрия Ивановича, царя русьскаго»[494], общерусские летописные своды 1389 и 1408 гг.[495] В каждом из этих памятников выражена та же идея единства Русской земли, хотя и в различных ее аспектах и политических толкованиях.

Одной из форм выражения системы единства как основы могущества и славы Руси в памятниках Куликовского цикла выступает обращение к образам Киевской Руси. Наиболее яркий пример этого представляет собой «Задонщина», автор которой использовал художественные формы «Слова о полку Игореве» для прославления героев Куликова поля[496]. Величавые тени киевских князей Владимира Святославича и Ярослава Владимировича, святых братьев Бориса и Глеба встают за спиной Дмитрия Донского и его воинства. Именем второго Святополка, киевского князя-братоубийцы, клеймит «Сказание» отступника общего дела князя Олега Рязанского[497].

Уже с середины XIV в. неизменными помощниками и заступниками московских князей выступают сыновья киевского князя Владимира Святославича — первые русские святые, братья Борис и Глеб[498]. Едва ли случайно, что дважды отъезд московского князя Семена Ивановича в Орду — в 1340 и 1342 гг. — был приурочен ко 2 мая — дню памяти Бориса и Глеба[499]. Заметим, что наблюдения над русскими летописями XIV–XV вв. показывают необычайно внимательное отношение к выбору дня для совершения того или иного важного дела[500]. Внимание к датам и совпадениям, основанное на символизме христианского мировоззрения, а также до некоторой степени на полуязыческой вере в приметы, особенно обострилось в тревожную, полную страхов и надежд эпоху борьбы за свержение монголо-татарского ига[501].

вернуться

485

Обширная библиография работ по «Задонщмне» содержится в кн.: «Слово о полку Игореве» и памятники Куликовского цикла. М.-Л., 1966, с. 557–583. По другим памятникам Куликовского цикла такие библиографические сводки пока отсутствуют.

вернуться

486

Пространная «Летописная повесть» о Куликовской битве возникла, по мнению М. А. Салминой, в конце 40-х годов XV в. и оказала влияние на возникшую несколько позже «Задонщину» (см.: Салмина М. А. «Летописная повесть» о Куликовской битве и «Задоищкна». — В кн.: «Слово о полку Игореве» и памятники Куликовского цикла, с. 344–384). В. П. Адрианова-Перетц датирует «Задонщину» концом XIV в. (см.: Адрианова-Перетц В. П. «Слово о полку Игореве» и «Задонщина». — В кн.: «Слово о полку Игореве» — памятник XII века. М.-Л., 1962, с. 267). В. Ф. Ржига считает, что «Слово Софония появилось сразу же после Куликовской битвы, быть может, в том же 1380 г. или в следующем» (Ржига В. Ф. Слово Софония Рязанца о Куликовской битве («Задонщина») как литературный памятник 80-х годов XIV в. — В кн.: Повести о Куликовской битве. М., 1959, с. 397). Л. А. Дмитриев выделил основные редакции «Сказания о Мамаевом побоище», возникшие на протяжении XV — первой половины XVI в. Само «Сказание» в его первоначальном, не сохранившемся до нашего времени, виде он датировал первой четвертью XV столетия (см.: Дмитриев Л. А. К литературной истории «Сказания о Мамаевом побоище». — В кн.: Повести о Куликовской битве, с. 423).

вернуться

487

См.: Дмитриев Л. А. Публицистические идеи «Сказания о Мамаевом побоище». — ТОДРЛ, т. 11. М.-Л., 1955, с. 140–155; Соловьев А. В. Автор «Задонщины» и его политические идеи. — ТОДРЛ, т. 14. М.-Л., 1958, с. 183–197; Бегунов Ю. К. Об исторической основе «Сказания о Мамаевом побоище». — В кн.: «Слово о полку Игореве» и памятники Куликовского цикла.

вернуться

488

Повести о Куликовской битве, с. 31.

вернуться

489

Там же, с. 9.

вернуться

490

Там же, с. 31, 33. По наблюдениям А. В. Соловьева, автор «Задонщины» лишь два раза упомянул об «обиде великого князя», но семь раз говорит о борьбе «за землю Русскую и за веру хрестьянскую» (Соловьев А. В. Автор «Задонщины», с. 191).

вернуться

491

Повести о Куликовской битве, с. 37.

вернуться

492

Там же, с. 17.

вернуться

493

См.: Тихомиров М. Н. Русское летописание. М., 1979,с. 83–136.

вернуться

494

См.: Черепнин Л. В. Образование русского централизованного государства в XIV–XV веках. М., 1960, с. 655–659.

вернуться

495

См.: Приселков М. Д. История русского летописания XI–XV вв., Л., 1940 с. 123–128; Лурье Я. С. Общерусские летописи XIV–XV вв. Л., 1976, с. 60–66.

вернуться

496

См.: Творогов О. В. «Слово о полку Игореве» и «Задонщина». — В кн.: «Слово о полку Игореве» и памятники Куликовского цикла, с. 292–343.

вернуться

497

Повести о Куликовской битве, с. 47.

вернуться

498

См. Голубинский Е. Е. История канонизации святых в русской церкви. М., 1903, с. 49.

вернуться

499

ПСРЛ, т. XVIII, с. 93–94.

вернуться

500

См.: Борисов Н. С. Русская культура и монголо-татарское иго. Автореф. канд. дис. М., 1976, с. 112–13.

вернуться

501

Некоторые исследователи склонны объяснять появление образов Бориса и Глеба в памятниках Куликовского цикла воздействием «Жития Александра Невского» (см.: Салмина М. А. «Летописная повесть»… с. 364–368). Не следует, однако, забывать, что литературные заимствования обусловливаются идеями и настроениями определенной эпохи. Военно-феодальный культ Бориса и Глеба «служил своеобразной идеологической защитой от внешних врагов» (Бегунов Ю. К. Об исторической основе, с. 482–483). Он напоминал о былом могуществе киевских и владимиро-суздальских князей, о битве Александра Невского со шведами в 1240 г., в которой согласно церковной традиции решающую роль сыграла помощь святых братьев своему «сроднику» князю Александру Ярославичу.

43
{"b":"822964","o":1}