Дома у меня не было такой просторной комнаты, размером даже больше нашей гостиной. Этих шелковых штор, балкончика с видом на море. Кровать, застеленная розовым покрывалом, будто была создана для принцессы. Да и вся обстановка походила на домик для Барби. Однажды я видела такой в витрине магазина, когда была еще совсем маленькой. Как ополоумевшая, я застыла перед входом в магазин, не смея отвести глаз. Но отец грубо дернул за руку и прикрикнул, чтоб поторапливалась и не глазела по сторонам.

— Когда-нибудь у тебя будет такой, — шепнула сестра, успокаивая. И подмигнула.

Но тогда я и подумать не могла, что слова ее окажутся пророческими.

Я ходила по комнате, то прикасаясь к обоям, словно сплетенным из тонкой травы, то рассматривая мебель. Нюхала пышные живые цветы, стоявшие в вазе на низком столике. И боялась проснуться. Услышать грозный окрик отца и получить нагоняй за то, что проспала и не успела приготовить ему завтрак.

От короткого стука в дверь вздрогнула. Но не проснулась.

— Открыто, — сказала тихо.

В комнату вошла Эрика. В руках она несла целый ворох чего-то тонкого, разноцветного. Будто невесомого. Точно собрала с неба радугу и принесла мне.

— Вот, посмотри, что я для тебя купила, — сказала Эрика. — Надеюсь, тебе это понравится.

Понравится? Да не то слово. О таких платьях я не смела и мечтать. Полупрозрачные, приятные на ощупь, а главное, яркие. Отец убил бы меня только за то, что я прикоснулась к ним.

— Это все мне? — спросила, подняв взгляд.

Вроде бы сегодня было не Рождество. Так откуда столько подарков? Сначала шикарный завтрак из натурального мяса с салатом и сладости. Теперь еще это.

— Разумеется, — улыбнулась Эрика. — На мою фигуру эти вещи просто не налезут.

Она походила на добрую фею из сказки. И я бы очень хотела, чтобы Эрика была моей крестной. Она, а не та сухопарая тетка Павла с вечно недовольным лицом, которая считала своим долгом каждое воскресенье будить меня в пять утра и заставлять исповедоваться. Она, видите ли, должна была услышать все то, что я собираюсь рассказать священнику и моему отцу по совместительству. Раньше я думала, что так действительно нужно, так правильно. Пока Павла не начала донимать меня просьбами рассказать о мальчиках из школы. Не брали ли они меня за руку? Не дергали ли за косу, или, чего доброго, не писали ли мерзких записок?

Она говорила, что беспокоится о моей нравственности. И что именно отец попросил ее об этом. Но со временем я поняла, что ей доставляет радость слушать о чужих отношениях. Однажды я сказала ей, что Максим из параллельного класса поставил мне подножку. Так она долго расспрашивала, не задралась ли моя юбка при падении. Понравилось ли мне быть униженной. Мне стало так гадко, что я впервые сбежала от нее. И после этого никогда и ничего не рассказывала о личном. Ни ей, ни отцу. Разве что сестра могла понять меня и по-настоящему выслушать.

Но даже она не знала о моей главной тайне. О Михаиле.

— А это все не слишком? — спросила я, рассматривая нижнее белье.

Оно было, пожалуй, даже красивее и откровеннее того, что я видела в магазине.

— В самый раз, — кивнула Эрика. — Ну, я пойду, а ты как следует все примерь.

Этим я и занялась. Но три наряда, совершенно прозрачных, тут же отложила в сторону. Оставила только белую кружевную тунику, золотистые сандалии и шортики. Такие короткие, что вполне могли называться трусами.

В этот день я почти не выходила из комнаты. Вечером Эрика позвала ужинать, но напрасно я надеялась провести время с Михаилом. Он к столу не явился. Оттого даже великолепная еда показалась мне безвкусной, точно трава.

— Он всегда возвращается поздно, — заметила Эрика на мой опечаленный взгляд. — А уходит рано, часто не успев позавтракать. Приходящий повар оставляет для него еду в холодильнике, но почти все мне приходится выбрасывать.

— Как жаль… — сказала я, подавив горестный вздох.

— Может быть, теперь, когда ты здесь, он изменил привычкам? — предположила Эрика.

— Не думаю, — я покачала головой. — Скорее наоборот. Боюсь, пока я тут, Михаил вообще не покажется дома.

Разговаривая со мной, женщина специально старалась говорить четко и разборчиво, часто употребляя русские слова. И все же ее следующую фразу я не поняла. Что-то про Джека и Джилл. Кто это такие? Это сейчас я понимаю, что значит эта фраза: всякому Джеку суждена его Джилл. А тогда не могла взять в толк, какое отношение имеют ко мне эти неизвестные личности.

— Спасибо за наряды, — не забыла поблагодарить я. — Они пришлись как раз впору.

— О, это не меня надо благодарить, — отмахнулась Эрика. — А Михаила. Он позаботился и о твоей одежде, и о комфорте. Я купила только самое необходимое, но завтра мы сможем съездить в магазин и выбрать тебе все, что понравится.

Последнее было явно лишним. Михаил и без того потратился на меня. Мне совершенно не хотелось садиться ему на шею, тем более что я еще не знала, что будет с нами дальше. Если мне придется вернуться домой, то все купленное здесь точно не пригодится.

Утром я твердо решила отблагодарить Михаила. Так, как умела.

Вставать раньше всех для меня не проблема. Найти на кухне все необходимые продукты тоже труда не составлю. Я решила испечь оладьи — Миша их раньше любил. Об этом однажды упомянула Катерина, а я запомнила.

Пока готовила, я пела. По привычке тихо, чтоб не заметил отец, ведь попсу он считал недостойной слуха христиан.

Увлекшись, я не заметила, как в кухню вошел Михаил. А когда обернулась, увидела странное выражение на его лице. Он смотрел так, словно перед ним появился призрак. Рот его приоткрылся. Но это было то, что я увидела вначале. Когда же опустила взгляд, то заметила, что домашний халат Михаила распахнулся, обнажив мускулистую, поросшую темными завитками грудь.

Я нервно сглотнула.

Михаил

Он совершенно забыл о ее существовании. Но Маша напомнила о себе самым интригующим способом. Встав рано утром по привычке, Михаил принял контрастный душ. Хорошо еще, что не отправился завтракать, обмотав полотенце вокруг бедер, а додумался накинуть халат. В это время Эрика спала крепким сном, и хозяин дома порой позволял себе некоторые вольности.

Сегодня его самого ждал сюрприз. Сначала он уловил ни с чем не сравнимый, умопомрачительный запах оладий. Тот, что знаком с детства, его невозможно спутать с чем-то иным. Пару раз местные повара пытались воссоздать угощение из его детства, но все было не то и не так. Михаил шел на этот запах, словно загипнотизированный

Но застыл в дверях кухни, обнаружив там ангела. Впрочем, ангел этот был порочный. С туго заплетенной косой, босая, Маша что-то тихо-тихо напевала себе под нос. И даже пританцовывала в такт воображаемой музыке. Короткие шорты обтянули ее округлую попку и подчеркнули тонкую талию. Когда же она повернулась, под прозрачной блузкой стали хорошо различимы очертания высоких, манящих холмиков грудей.

Михаил нервно сглотнул.

Он не поверил, что перед ним Маша. Девушка, которую он меньше суток назад назвал ребенком. Сейчас в ее облике не было ничего детского. Длинная коса и отсутствие макияжа только подчеркивали ее природную сексуальность. Михаил словно увидел бриллиант, спрятанный в ничем не привлекательной, простенькой серенькой раковине. И почувствовал себя если не ослом, то уж точно каким-то иным парнокопытным. Ведь вчера Майкл явно намекнул, что Маша далеко не малышка. Но он, Михаил, отчего-то отказался в это верить.

Сейчас он сам убедился в правоте друга. И не мог отвести глаз от красавицы, колдовавшей в его кухне. Он даже забыл об оладьях, да и вообще о завтраке.

Маша тоже выглядела растерянной. Не зная что сказать, она прикусила нижнюю губу, и это жест получился до того интимным, что Михаил едва не застонал. Но тут он поймал взгляд Маши, рассматривавшей его грудь, и потуже запахнул халат.