Михаил хотел вернуться к прежнему. Но не смог…

Он чувствовал себя так, словно ему ампутировали ногу, и он, утратив былую подвижность, неловко пытается передвигаться на одной конечности. Его график стал таким плотным, что времени не оставалось даже на сон. Он не хотел думать и тем более вспоминать. Пытался ампутировать душу, но она упрямо сопротивлялась подобным порывам.

— Не стоило возвращаться к прошлому, — рассуждал он вслух одинокими вечерами.

Ни многомиллионные сделки, ни встречи с партнёрами, походы в рестораны и клубы отчего-то не приносили радости. Женское внимание не тешило самолюбие. Женщины вдруг стали казаться пресными, точно недосоленная перловка на воде. Слишком агрессивными, чрезмерно жеманными или, напротив, показушно скромными.

И все чаще перед мысленным взором представала девочка с длинными русыми косами и голубыми глазами. Она всегда смотрела с укором. Ее образ вытеснил даже образ Катерины, потускневший, почти стершийся с годами. В памяти Михаила не осталось места любви юности. На смену ему пришло новое, гораздо более сильное чувство.

Михаил считал его жалостью.

Он убеждал себя, будто лишь стремление помочь Маше заставляет его думать о ней. Что ей будет без него гораздо лучше, чем с ним. Ведь он не чувствовал себя способным дать ей все то, чего она заслуживала. Искренности, любви и тепла. Михаил ощущал себя айсбергом, который не смог растопить даже жаркий климат Майами. Холод сковал его сердце.

Но девочка с голубыми глазами, словно мощный бур, проникла под толщу льда. И он дал трещину, угрожая развалить всю ту защиту, что так долго и упорно строил Михаил.

— Как у нее дела?

Однажды он решился задать этот вопрос Майклу. Тот не был удивлен, он давно ждал чего-то подобного. Лишь немного удивлялся, что Михаил продержался так долго.

— Маша прекрасно осваивается, — сообщил Майкл, скрыв смешок. — Уже немного разговаривает на английском — не так, чтобы совсем как местная. Но понять можно.

Михаил покивал и, отвернувшись к окну кабинета и не глядя другу в глаза, продолжил:

— Что с работой?

— Она лучший работник уже несколько месяцев подряд, — охотно ответил Майкл. — Если бы ты наведался в «Матрешку», то увидел ее фото на стене. Или саму Машу, всегда улыбчивую и радушную.

Михаил снова покивал. Представил, как смотрится Маша в традиционном русском сарафане, который выдавался официанткам в качестве униформы, и у него засосало под ложечкой — совсем как в детстве от обиды.

Михаил подавил это неприятное чувство.

— Теперь ты, наверное, спросишь, как у нее на личном? — предположил Майкл и с трудом подавил улыбку.

Михаил покачал головой:

— Это мне не интересно. Я пригласил Машу сюда и в какой-то мере несу за нее ответственность. Но ее личная жизнь — не мое дело.

— А если она пригласит тебя на свадьбу? — Майкл не мог удержаться и не задать этот коварный вопрос. — В качестве посаженного отца, к примеру?

Михаил поперхнулся, хотя в этот момент не ел и не пил. Кажется, поперек горла ему встала ревность. Которую он, конечно же, признавать отказался.

— У нее здесь нет родственников, потому я бы с радостью выполнил эту роль.

Михаил пожал плечами, но Майклу показалось, будто его передернуло.

— Так уж и с радостью? — съехидничал он.

Михаил рассердился.

— Достаточно об этом! — объявил он, разворачиваясь и припечатывая друга тяжелым взглядом. — Теперь обсудим другие дела. Что там с постройкой пентхауса на Линкольн Роуд? Мы слишком много вложили, чтобы первыми не открыть в нем ресторан. Пора поторопить застройщиков.

Михаил перешел к проблемам, которые считал действительно важными. И сделал вид, будто забыл о Маше.

Этим же вечером он возвращался домой довольно поздно. Ехал медленно, словно нарочно оттягивая тот момент, когда нужно будет лечь в постель. Ведь именно в это время он острее всего ощущал одиночество.

Девушка в красном привлекла его внимание, словно яркая вспышка в темноте ночи. Он даже свернул с намеченного пути и остановился невдалеке от входа в какой-то клуб. Не слишком презентабельное место. Он такие не посещал. Но сейчас, словно заплутавшая в море шхуна, спешил на сигнальный призыв яркого маячка.

У девушки были длинные распущенные волосы, густой волной лежавшие на обнаженных изящных плечах. А ноги будто и вправду росли от самых ушей. Таких длинных и изящных он еще никогда не видел.

Хотя…

Девушка показалась Михаилу смутно знакомой. Он присмотрелся и едва не потерял дар речи. Незнакомка невообразимо напоминала Машу. И в то же время была совершенно другой. Запрокинув голову, она смеялась над шуткой какого-то белобрысого худощавого парня.

Но вот девушка повернулась и посмотрела не просто в глаза Михаилу, а будто в самую душу. Опять с укоризной.

Лед на сердце Михаила оглушительно хрустнул и пошел трещинами. Но врожденное упрямство, помноженное на жесточайший самоконтроль, запретили верить собственным глазам.

— Быть такого не может, — сказал Михаил сам себе. — Наверняка показалось…

Мария

В клубе было шумно и многолюдно. Грохотала музыка, а алкоголь тек рекой. Мне, никогда прежде не посещавшей подобных заведений, было неуютно. Я даже ругала себя за то, что, что согласилась на эту провокацию. Тем более что Максим, наш пожилой шеф-повар, сказал, что никакой традиции проставляться не существует. Это ребята придумали, дабы выманить меня из дома.

Я старалась держаться поближе к Хилари и подальше от Ларса и других ребят. На танцпол даже не вышла, постоянно подтягивала платье.

— Напрасно я дала себя уговорить, — пожаловалась подруге. — Наверное, была не в себе, когда соглашалась.

— Успокойся и расслабься, — улыбнулась Хилари и пододвинула ко мне бокал с коктейлем. «Секс на пляже» — совершенно невообразимое название. Но отменный вкус. — И присмотрись к Ларсу. Он глаз с тебя не спускает.

Я едва не поперхнулась коктейлем.

— Ты сама говорила, что он бабник!

— Я не заставляю тебя выходить за него замуж. Но веселый шалопай Ларс — как раз то, что тебе нужно, чтобы вылечить больное сердцу.

Мне стало совсем не по себе. Я недоуменно посмотрела на подругу и, кажется, побледнела.

— О чем ты говоришь?

— Брось, — отмахнулась она. — Ты влюблена в Михаила, этого ресторатора и партнера Майкла. И сохнешь по нему до сих пор.

— Это так заметно?

Мне стало душно, и я принялась обмахиваться салфеткой. Стыд накатил волной, заставляя буквально задыхаться. Табачный дым стал сильнее разъедать глаза. Или это они слезились от того же стыда?

— Не всем, — Хилари коснулась моей руки. — Но для меня это слишком очевидно. Не волнуйся, я умею хранить тайны. К тому же, мы с тобой практически подруги по несчастью.

Она озорно подмигнула, но в глазах ее затаилась грусть.

— О ком идет речь? — заинтересовалась я. Оглянулась на танцующих невдалеке парней. — Это кто-то из них?

— Если бы… Моя беда куда страшнее. Понимаешь, Майкл… — его имя она произнесла шепотом, словно боясь, что кто-нибудь подслушает. — Он такой интересный, энергичный, веселый. Знаю, я и сама обещала себе не влюбляться в бабников. Но ничего не могу поделать. Когда он приезжает по делам — я буквально таю от его взгляда. Но он не любит таких, как я. Моя фигура для него слишком пухлая, да и лицо… Майклу по душе модели, высокие и стройные. Мне проще любить его издали, ведь все знают, что он ветренный.

Я вздохнула и посмотрела на подругу с сочувствием. Мне не приходило в голову, что веселушка Хилари тоже страдает от неразделенного чувства.

— Может быть, это действительно к лучшему? — поддакнула я. — Ведь Майкл женат. И, насколько я знаю, ни за что не разведется.

— Лайла стерва, каких свет не видывал! — объявила Хилари и залпом допила свой коктейль.

— Серьезно? — усомнилась я.