– Люда, сможешь узнать второго мужчину, который сидел в машине?

– Да, он из милиции, друг Руслана. Когда Руслан со своей шабашкой работали у нас, этот милиционер часто приезжал к нему. Однажды, во время выдачи зарплаты, рабочие подрались, этот милиционер также приезжал на разборки.

– Эльмурзиев, – предположил Овсянников.

Смирный, молча кивнув, задал вопрос женщине:

– Марка машины?

– Не могу сказать, я в них плохо разбираюсь, но вишневого цвета.

– Людмила, как были одеты девушки?

– Так же, как описано в плакате «Их разыскивает милиция».

– Хорошо… – задумчиво произнес оперативник и поинтересовался: – Кому еще рассказала об этом?

– О том, что видела девушек в автобусе?

– Да.

– Только Леше.

Смирный, повернулся к оперативнику, глянув на него вопросительно:

– Слава, что все это значит?

– Девушек в день пропажи вечером забрали Исхахов Руслан и Эльмурзиев. Больше никто их живыми не видел. В анонимке пишут о каких-то приезжих ментах. Может быть, неизвестный автор имел в виду Эльмурзиева, он приехал в наш город чуть более двух лет назад… – рассуждал Овсянников и вдруг удивил старшего ошеломляющей догадкой: – Послушай, Василич, во время убийства Коптевой Эльмурзиев уже был здесь?

– Хочешь сказать, что маньяк он? – удивился Смирный. – С трудом представляется, но эту версию необходимо проверить до конца.

Слышавшие разговор двух оперативников супруги ахнули:

– Что у вас творится в милиции!

Перед тем, как уйти, Смирный предупредил гостеприимных хозяев:

– О нашем разговоре никому! Людмила, если тебя будут спрашивать даже милиционеры, не признавайся, что видела девушек в автобусе в день их пропажи, иначе подвергнешь свою жизнь опасности.

– Да, да, конечно, я ничего не видела и не слышала, – испуганно прошептала женщина.

От дома Нефедовых оперативникам надо было идти вместе, они проживали в одном микрорайоне. Вышагивая по пустынным улицам вечернего города, каждый осмысливал в голове ту новость, которую они услышали из уст Людмилы. Теперь они стали понимать, почему Эльмурзиев так рьяно скрывает секреты дела о пропавших девушках. Неужели он убийца? Неужели под самым их боком затесался опасный и жестокий враг? Эти зловещие догадки терзали их сознание, тревожно бередя душу каждого.

– Тебе задание, – наконец заговорил Смирный. – В отделе кадров установи, когда к нам перевелся Эльмурзиев. Если во время убийства Коптевой он был уже здесь, то его надо примерить к этому делу. Также на днях найди автобусника маршрута три и поговори с ним, узнай, насколько хорошо он запомнил прижавшую его машину. А я тем временем схожу к прокурору, постараюсь уговорить его, чтобы возбудил уголовное дело по убийству девушек пока без обнаружения трупов. В этом случае дело заберут у Эльмурзиева и передадут в наше производство. Вот тут-то мы и начнем проверять всех. А сейчас смысла нет работать по этому делу – вся информация будет стекаться к Эльмурзиеву и, если он причастен к исчезновению девушек, все будет укрываться и утаиваться.

– Исхахова тоже надо остерегаться, от него произойдет утечка информации, – поделился своими опасениями Овсянников. – Все-таки брат…

– Естественно, – кивнул Смирный. – Он не должен знать, что мы сегодня узнали от Людмилы. Делаем вид, что ничего не знаем и мало интересуемся этим делом.

На следующий день Смирный сходил к прокурору города.

Петр Васильевич Сорокин, мужчина в годах, так же, как и начальник милиции, давно уже потерял интерес к службе, приходил на работу лишь для того, чтобы отбыть очередной день перед близкой отставкой. Он уважал Смирного как сильного оперативника, раскрывшего не одно запутанное убийство, поэтому относился к нему весьма благосклонно.

Смирный застал прокурора за чаепитием прямо за рабочим столом. Увидев в дверях оперативника, тот радостно поманил его рукой в кабинет:

– Николай Васильевич, проходите, чайку попьем! Какие дела привели вас ко мне?

Когда был налит чай, Смирный, отхлебнув из чашки, приступил к делу:

– Петр Васильевич, я хотел поговорить с вами о пропавших девушках.

– А что, нашлись? – быстро и удивленно спросил прокурор.

– Нет, не нашлись. Уже прошел месяц, как они пропали, но до сих пор нет никакой информации, что с ними случилось. Поиск девушек ведется в пределах разыскного дела, а надо уже допрашивать людей, проводить следственные мероприятия: обыски, осмотры, изъятия, назначать экспертизы. Все это можно делать только в рамках уголовного дела. Поэтому, Петр Васильевич, прошу возбудить уголовное дело по факту убийства Сатаровой и Вожжиной и включить меня в состав следственно-оперативной группы.

– А не рано ли? – засомневался прокурор. – Вы достаточно проверили все версии о том, что девушки могли тайком куда-то уехать или стать жертвой несчастного случая? Возбудим уголовное дело по двойному убийству, сразу налетят с Генпрокуратуры, поставят дело на контроль. Нам достаточно одного дела по убийству Котовой, которое стоит на контроле у генерального, за второе такое дело с нас снимут шкуры. Кстати, как по тому делу, есть какие-то перспективы?

– Убийство Коптевой, – поправил прокурора сыщик. – Пока никакой информации, но мы никогда не забываем про это дело, тщательно проверяем все поступающие сведения.

– Калюжный тоже говорит, что никакой информации. Дай-ка, я его сейчас позову, посоветуемся.

С этими словами он по прямой линии указал секретарю:

– Найди следователя Калюжного, пусть зайдет ко мне.

Вскоре в кабинет прокурора заглянул Калюжный. Он испуганно зыркнул на Смирного и спросил:

– Петр Васильевич, вызывали?

– Проходи, садись, Алексей, – пригласил его прокурор, указав место напротив оперативника и смешливо поинтересовался: – Что такой испуганный-то, грешки какие мучают?

Калюжный боялся не зря. Он благодарил бога за то, что в тот трагический день он вовремя покинул вечеринку. А то, что там в его отсутствии случилась трагедия, он ни на секунду не сомневался. Демченко и Сергеев ему не говорили об этом, но несвойственная им отрешенность в последующие после гулянки дни, а потом и объявление о пропаже тех самых девушек, которые присутствовали во время вечера, подсказывали опытному следователю, что пропавшие закончили жизнь именно на даче у Мельчанова. Он остерегался спрашивать о судьбе девушек у своих коллег, поскольку боялся быть замешанным в этом деле в качестве очевидца, не донесшего о совершенном преступлении в правоохранительные органы. Проводив Демченко и Сергеева в областной центр, он несколько дней пил, за что получил замечание от прокурора, а теперь каждый день с трепетом ожидал, что когда-то придут за ним и спросят за пропавших девушек. Поневоле он стал соучастником преступления, в совершении которого не принимал непосредственного участия и не знал в подробностях обстоятельства произошедшего. Вот такой неприятный казус приключился с ним, и ему предстояло нести на себе этот тяжелый груз, сиюминутно ожидая ужасной развязки.

– Все нормально, Петр Васильевич, – натянуто улыбнулся Калюжный, присаживаясь за стол. – Какие могут быть у меня грешки? Разве что выпивал, но после вашего замечания – ни грамма.

Сев за стол, он с тревожным любопытством разглядывал лицо оперативника, пытаясь угадать цель его визита. Калюжный знал Смирного как одного из опытных оперативников, способного докопаться до истины почти по любому делу, поэтому с дрожью в сердце ожидал услышать от него слова, которые будут касаться пропавших девушек.

Ожидания его не обманули. Прокурор, кашлянув и отпив чай, обратился к следователю:

– Вот, Николай Васильевич пришел с предложением. Он хочет, чтобы мы возбудили уголовное дело по факту убийства пропавших девушек. Как ты смотришь на это?

– А что случилось, нашлись какие-то доказательства их смерти? – спросил Калюжный с плохо скрываемым испугом.

– Пока еще нет. Но он хочет, чтобы мы по этому делу создали следственно-оперативную группу и работали в рамках уголовного дела.