3
Всё ведь прекрасно продумано, всё ведь талантливо!
Ну а в реальности что из того получилось? Жуткая, неприятная путаница по времени. Сам же Рабен её и допустил, ни на кого другого всей полноты ответственности не возложишь. Хорошо, что вся эта ответственность — перед самим собой; ни перед кем другим не придётся отчитываться. Но и перед собой обидно и неприятно.
А всё почему? Причина, конечно же, коренилась в гениальнейшем пятом акте. Он с другими актами одновременен, вот и всё усложнил. А когда Вольфганг Рабен постарался и убедительно соотнёс разные линии собственных действий в борьбе с Родригесом, оказалось, что и у Родригеса тоже была своя линия, вот её-то Рабен и не сумел учесть.
В этой ошибке важную роль играло высокомерие.
Впрочем, высокомерие Рабена — это отнюдь не грех, как кому-то покажется. Это вполне справедливое признание Рабеном подлинного масштаба собственных же заслуг.
Правда, приходится также признать: мир несовершенен. Потому-то высокомерие самых достойных людей часто встречается с противодействием всяческих недостойных выскочек вроде Бенито.
Чтобы понять, что не так было сделано в пятом акте, для начала имеется смысл упомянуть об успехе. Ибо тот самый главный момент пятого акта, что в основном определяет осуществимость плана, людям Рабена удался блестяще. Призма Правдивости была найдена, извлечена и отвезена так далеко, чтобы не было шанса вернуть.
Не в Бабилон, где присутствие Призмы стало бы сразу заметно.
Кстати, этой подробности действия Призмы Рабен в начале не знал, ему подсказали агенты. Не потому подсказали, что были особо умны или, скажем, инициативны. Нет, они просто боялись засыпаться. Но ведь и то хорошо, что не побоялись возразить Рабену. Это следствие той атмосферы открытости и милосердия, что завёл он в последние годы в своём кругу.
4
Дело-то было так:
— Шеф, готово, — промолвил его человек. — Призма наша.
Рабен в ответ:
— Ты всерьёз? Почему ж я её не вижу?
— Мы не могли доставить её в Бабилон. Здесь так много людей, а она… Она слишком влиятельна. И влияние слишком заметно. Потому и Бенито хранил её там, где люди не ходят. В Ивовом Эдеме.
— Ну и что же такого случится, если вы эту самую Призму доставите мне сюда?
— Люди, которых мы встретим, начнут массово каяться. Это странное поведение, о причине легко догадаться. В общем, Бенито вычислит Призму ещё по дороге — и заставит отдать. Мы не сможем его убедить, что теперь эта Призма уже не его…
Да уж, подумалось Рабену. Правда в том, что Бенито Родригес — известный упрямец. Убедить его в чём-то могли попытаться лишь Маданес и Диас, да и те при условии, что убеждали вдвоём.
— Ладно, — сказал он, так где вы оставили Призму?
Там-то и там-то, ответил его человек. Мол, перепрятали в другое надёжное место.
— И оставили там без охраны?
— Охраняет парень от Флетчера. Ну а я прибежал сообщить.
Это «от Флетчера» Рабена чуть покоробило. Не сглупил ли его человек? Вдруг тот парень их кинет, отдаст артефакт напрямую Флетчеру, а весь план гениальный останется под угрозой?
— Много ли времени, как вы ту вещь перепрятали?
— Да часа полтора или два… Это ж тоже там недалеко…
Рабен быстро смекнул, что следует сделать. Вызвал:
— Диас! — И Диас вошёл. — Ты сейчас вместе с нащим парнем отправляешься… — Ну короче, туда-то и вот туда-то. — Там находится ценный предмет, именуемый Призмой Правдивости. Удостоверься, что Призма на месте, и это она…
— Как мне понять?..
— Призма должна подействовать. Этот предмет тебе надобно там сохранить до приезда Маданеса. Да! Того, кто в том месте дежурит сейчас, никуда от той Призмы тоже не отпускай. Просто во избежание.
— Будет исполнено, — поклонился Диас. Кланялся он без особого рвения, но неизменная щедрость Рабена в оплате поклонов постепенно брала своё.
Диас и рабенов человек вышли поодиночке, но сначала условились встретиться за Бабилонской стеной. Важное дело, чтобы их вместе не видели. Ведь Родригес-то думает на человека Рабена, будто это его человек.
После того Рабен позвал Маданеса. И велел ему сделать так:
— Быстро бери вездеход с надёжным водителем. Дуй поскорее на Ближнюю шахту, отыщи там Мендосу, шефа охраны шахты...
— Так ведь Стэнтон Мендосу сместил… — выказал осведомлённость Маданес. — И поставил какого-то, кажется, Барри Смита.
— Чтоб ты знал, — сказал Рабен, — Мендосу восстановили. Сколько раз восстанавливали, даже и не скажу, только Стэнтону после всего гонору поубавили. Он теперь там и сам на испытательном сроке… Главное понял? Ищешь Мендосу, шефа охраны. И говоришь ему: надо на шахте найти укромное место. И пустое: чтобы шахтёры там не ходили. Нам в этом месте срочно придётся припрятать один предмет, и незаметно припрятать, чтобы никто не нашёл.
— Срочность какая?
— Сегодня. И это в его интересах.
— Хорошо, передам, — пообещал Маданес. — Что-то ещё?
— Да, на обратном пути подберёшь, — ну, там-то и там-то, — Диаса с тем предметом, о котором договорился. И везёшь тот предмет к Мендосе! Связь уяснил? И прекрасно. Логика — наше всё.
5
А ошибки пошли на второй же день… Или нет, они сразу пошли, как та Призма устроилась в Ближней, то есть в день первый. Просто в ту пору их делал ещё не сам Рабен.
Диас и Маданес выглядели избитыми до полусмерти в тот момент, как явились докладывать о выполнении.
Рабен спросил проницательно:
— Кто-то вам оказал сопротивление?
Диас презрительно сплюнул через выбитый зуб:
— Кто посмел бы!
Да, оказалось, никто ничего не посмел. Диас с Маданесом просто сцепились между собой. Слово за слово — и понеслась! Так друг дружку дубасили, что могли бы убить, на силу остановились. Виновата в том, ясное дело, Призма Правдивости.
То есть, их шеф, как большого ума человек, выказал очень полезную предусмотрительность, приказав поганую Призму понадёжней упрятать — от людей подальше. Диас с Маданесом важность того, чтоб подальше, испытали на собственной шкуре.
Н-да, с этой штукой, видать, предстоит ешё тот геморрой, подумал тогда Рабен. Но пока не предвидел масштаба, так сказать, геморроидальных кровотечений. Полагал неизбежной лишь встречу с отдельными трудностями — при попытках грамотной организации работы Призмы.
6
А куда же без них, без трудностей!
Эти трудности проистекали в первую голову от того, чтобы суметь обеспечить избирательность действия Призмы. Ибо Призма Правдивости должна быть востребована в деле дискредитации Службы Родригеса, а не в каком-то другом. Значит, и действовать ей положено лишь на тех, кто себе же во вред будет вынужден дать правдивые показания.
Но никак не на тех, кто их будет выслушивать и осуждать.
Это требовало от Рабена выезда на место, то есть спуска в глубины дурно пахнущей Ближней шахты, а потом уточнения в разговоре с Мендосой всех возможностей и вариантов проведения… кое-каких показательных следственных действий.
Во вторую же голову трудности обещали запутать показательный ход следственного процесса во времени и пространстве. Потому что чем далее Рабен думал о собственном плане, тем всё чаще к нему приходило припозднившееся понимание, что какие-то из оптимально спланированных действий могут осуществиться лишь при условии одновременности соприсутствия всех участников в двух местах.
Ну да, в Бабилоне и на долбаной Ближней шахте!
Потому заседанию в зале совета у Флореса предстояло быть выездным, но выездным — частично!
Третья, чуть меньшая трудность — всех известить, кого надо (а кого, напротив, не надо — не известить), обеспечить оперативно логистику между посёлкой и шахтой. Убедить, кого надо, воспользоваться исключительно редким шансом познания истины.
